Второй сын

Днем он расставил в лесу капканы, наколол дров для костра и вскарабкался на исполинское дерево, чтобы достать меду. Он не боялся ни высоты, ни пчел, живших в спрятавшемся среди веток улье. Когда он начал спускаться вниз, у него в корзинке лежали истекавшие медом соты, а вокруг головы кружился целый рой пчел. Гисла, знавшая песню о пчелах – «спасибо за ваше златое сокровище, мы не возьмем у вас слишком много», – запела ее в надежде, что пчелы разлетятся. Пчелы и правда почти сразу разлетелись, но Хёд сорвался с дерева и рухнул к ее ногам.

Он лежал на спине, изумленно хватая ртом воздух, не сводя глаз с ветвей, шумевших высоко над его головой, и сжимая в руке корзинку с сотами.

– Хёди! – закричала Гисла. – Тебе больно?

– Нет… не… совсем, – выдавил он, пытаясь набрать в грудь воздух, выбитый падением. – Я привык к их укусам и жужжанию… но не привык видеть, как они роятся вокруг.

– Ты их видел?

– Лишь в твоей песне… но… это меня отвлекло. Я захотел… взглянуть. И забыл, что все еще не слез с дерева.

– Ты упал из‐за меня, – сказала она.

– Это стоило того, – улыбнулся он. – И как только они летают… эти пчелы? Они такие толстые и шерстистые! А крылышки у них совсем маленькие. Они черные и… что это за цвет? Желтый? Желтые, – сказал он, радуясь, что все верно понял. – Желтый похож на золотой, – заученно повторил он. – Это цвет твоих волос… и зерна… и солнца… и цветков помидоров, и яблок в Тонлисе.

Он снова мерно дышал, но вставать не спешил. Он слишком увлекся, составляя свой список.

– Я постараюсь не петь, когда ты занят чем‐то опасным, – сказала она, глядя на него сверху вниз и покусывая губу. – Я ведь даже не держала тебя за руку. Я не думала, что ты… увидишь… мою песню.

– А я увидел, – восхитился он. – Увидел пчел… быть может, не тех, что роились вокруг меня… но я их видел.

– Быть может… у нас стало лучше получаться.

– Мы словно ищем путь по хорошо проторенной дорожке, – согласился он. – Давай‐ка проверим. Спой что‐то другое. Простое… вроде пчелиной песенки, но только то, чего ты раньше не пела.

Она знала песню о листопаде и танцах на сбор урожая. Эту песню она ему еще не пела. Она вспомнила, как сестра смеялась и кружилась, напевая ее, закрыла глаза и запела, покачиваясь в такт воспоминаниям.

– Зелень и золото, рыжий и красный, здесь и там, и над головой, кружатся в воздухе, летят наземь, а весной распустятся снова, – пела она, покачиваясь, словно парящий в воздухе лист.

Она кружилась и порхала в танце, вспоминая, что Моргане этот танец нравился больше других. Гисла подпрыгивала, вертелась, и кланялась, и гнулась из стороны в сторону, а Хёд, увлеченно вслушиваясь, лежал у ее ног.

Но их дремотное блаженство прервал рев, не походивший на рёв ни единого известного Гисле зверя. Все вокруг захрустело, затрещало, и к ним, махая руками и бешено вращая в воздухе посохом, бросилась закутанная в черное фигура.

Хёд вскочил на ноги и закрыл собой Гислу, но разъяренный человек уже накинулся на них. Он хлестнул рукой по щекам Хёда и отшвырнул его в сторону.

– Что это значит? – завопил незнакомец в ярости, и у Гислы от страха застучали зубы.

Капюшон свалился с его головы, и Гисла увидела лысую голову и крючковатый нос. Заплетенная в косу белая борода свисала до колен и болталась словно змея, дергаясь и раскачиваясь из стороны в сторону, пока он мутузил Хёда. Тот не сопротивлялся.

– Что ты сделала с моим мальчиком, ведьма? – орал человек. – Что ты с ним сделала?

У Хёда шла носом кровь. Он вытер нос рукой, и на тыльной стороне ладони осталась красная полоса.

– Арвин? – спросил Хёд звеневшим от изумления голосом.

– Он не узнаёт своего учителя! – взвыл человек, ухватил Хёда за плечи и сильно встряхнул.

– Нет… Эм-м… Арвин, я… я в п-порядке. Все нормально, – выдавил Хёд, пытаясь высвободиться, и Арвин наконец его отпустил.

Это и есть Арвин? Учитель Хёда? Совсем не такой мудрый и добрый, каким представляла его Гисла. Он повернулся к ней, и ей стало так же страшно, как в тот миг, когда она поняла, что не умрет вместе со всей своей семьей. Арвин наставил на нее свой посох, целясь концом ей в живот, и оттеснил к дереву, на которое Хёд взбирался за медом.

– Отойди, ведьма.

Она повиновалась, прижалась к стволу дерева.

– Арвин, она не ведьма! – крикнул Хёд. – Она девочка. Из Сонгров. Когда она поет, я вижу. Я вижу, Арвин!

Казалось, что эти слова привели незнакомца в ужас. Его черные глаза чуть не вылезли из орбит.

Острым концом своего посоха он нацарапал в пыли какой‐то знак и забормотал слова, от которых Хёд охнул.

Не переставая бормотать, Арвин разрезал себе ладонь и поднял кровоточивший кулак над знаком, что лежал между ним и Гислой. Кровь закапала на землю. Хёд шагнул к Гисле, раскинув руки в стороны, словно стараясь обнять разом и ее, и Арвина, объединить их и успокоить. Но воздух зашипел, заискрился, как крепкое полено в ярком костре, и Хёд застыл.

– Мастер… что ты делаешь? – простонал он.

– Я загнал ведьму в ловушку.

Гисла попыталась было двинуться с места, но едва она сделала шаг, как воздух снова щелкнул, и прямо перед ней из земли ударила молния. Гисла отшатнулась, крепче прижалась к стволу дерева.

– Отпусти меня, – взмолилась она.

– Мастер, она показала мне свои мысли. Ты учил меня слышать отчаяние. Она боится, и у нее сильно стучит сердце. Но она не пыталась никого обмануть. Она не ведьма, не сирена, не фея. Она из Сонгров. Ребенок. Девочка. – Слово «девочка» Хёд произнес так, словно она была ларцом, полным драгоценностей.

– Это переодетый Локи! Она пришла обмануть тебя, так же как настоящий Локи поступил с твоим тезкой. Она пришла тебя погубить!

– Она не Локи, мастер. Она жила со мной здесь почти целую неделю, но все это время лишь пела мне.

Арвин ахнул, словно эти слова лишний раз подтвердили, что у Гислы нечистые помыслы:

– Все так, как сказал мастер Айво. Хранители сгинут. Началось!

– Мастер Айво? Ты виделся с верховным хранителем? – изумленно переспросил Хёд.

Арвин помотал головой, и его борода заплясала из стороны в сторону. Хёду он не ответил. Гисла снова дернулась, пытаясь сбежать, но на этот раз уже в другую сторону. И тут же рухнула, ударилась головой о камень, почти потеряла сознание. Хёд вскрикнул.

– Она пытается сбежать, – взвыл Арвин. – Кто прислал тебя, ведьма?

Голос его слышался издалека, будто он не стоял совсем рядом с ней, и в глазах у нее потемнело. Но она почти сразу пришла в себя от боли. Тихо скуля, она потерла затылок. Ладонь окрасилась кровью, и Хёд выругался.

– У нее кровь, мастер. Ты ее ранил.

– Вижу, твои чувства возвращаются, – сказал Арвин с заметным облегчением. – Я ее ослабил.

Хёд что‐то нацарапал на земле концом посоха, и Арвин протестующе вскрикнул:

– Не смей!

В следующий миг Хёд уже стоял на коленях рядом с ней, искал пальцами шишку у нее на затылке.

– Тебе больно, Гисла?

Ей было больно. И страшно. Оттолкнув от себя его руки, она вскочила. Барьер, воздвигнутый Арвином вокруг нее, исчез, и она кинулась вперед, понимая, что свободна, ликуя от этого. Но перед глазами у нее все закачалось, и она с разбегу врезалась в дерево.

На этот раз она сразу лишилась чувств и ухнула в глубокий, черный, бездонный колодец.

Очнувшись в следующий раз, Гисла поняла, что лежит на постели, которую для нее устроил Хёд. Правда, теперь ее гнездо уже не казалось убежищем. Вернулся Арвин, и Гисле не было места в этой пещере. Здесь ей больше не были рады. У нее стучало в висках, живот крутило, но она не смела пошевелиться. Хёд и его учитель увлеченно беседовали, стоя к ней спиной. Понаблюдав за ними сквозь полусомкнутые ресницы, она снова плотно закрыла глаза, не желая слышать, хоть на что‐то надеяться. Хёд тихо и настойчиво уговаривал учителя.

– Я не водил ее вглубь пещеры. Она была рядом со мной с тех пор, как я нашел ее на берегу.