Возлюбленная телохранителя (ЛП)

— Не такие, как у меня. Я просто не хочу, чтобы они… чтобы ты смотрел на меня по-другому. — Опустив взгляд, убираю свои руки от его, чтобы положить их на колени. Мне так стыдно, что я больше не могу смотреть на него.

— Элеонора, посмотри на меня. — Когда я не подчиняюсь, Кейд убирает руки с моего платья, чтобы положить их на мое лицо, и поднимает его вверх. — Красота твоего тела — ничто по сравнению с твоей душой.

— Но внутри меня так много тьмы, — шепчу я.

Звук моего признания скребет по ушам и заставляет мой желудок сжиматься. Теперь Кейд узнает, что я испорчена внутри и снаружи, и больше не захочет меня. То добро, которое я чувствую в нем, наверняка закончится.

Его глаза вспыхивают эмоциями, удивляя меня. Дравианцы не умеют выражать свои чувства. На самом деле, в их культуре это считается табу, но Кейд показывает мне свою подлинность снова и снова, небольшими порциями. И прямо сейчас он определенно расстроен из-за меня.

— У тебя в душе яд, — говорит он, прижимаясь губами к моему виску и шевеля волосы у меня на лбу своим дыханием. — Поэтому ты страдаешь, но это не то, кто ты есть, — Кейд целует мягкое место прямо за моим ухом, посылая мурашки по спине. — Позволь мне помочь тебе, и тогда, возможно, ты поймешь, что я делаю, когда смотрю на тебя.

Кейд отстраняется и смотрит на меня сверху вниз, явно ожидая моего разрешения. Во мне зарождается нерешительность, и я думаю о том, чтобы оттолкнуть его, чтобы защитить себя от чувства уязвимости, которое угрожает задушить меня. Однако есть и другие чувства, которые говорят мне войти в свет Кейда, который ясно вижу в его прекрасной душе. Даже если он не идеален, он — то, что есть хорошего и доброго в этом мире.

В моем мире.

Хватаясь за подол платья, стягиваю его через голову, не отрывая взгляда от его глаз. А потом поворачиваюсь, сжимая материал в руках так крепко, что костяшки побелели, а пальцы заболели. По его резкому вдоху я понимаю, что Кейд видит множество пятидюймовых шрамов, которые пересекают всю мою спину. Некоторые из них свежие, еще розовые и нежные, а другие побелели с возрастом. Они отпечатались на коже, как фреска моих страданий, свидетельство наказания, которое я получила. Справедливое оно или нет, не могу сказать.

Кейд проводит по одному из них, мозоли на его пальцах заставляют меня вздрогнуть, но не от боли. Это от ужаса, который должен быть написан на его лице. Затем он касается другого. И еще. Он ничего не говорит, но после того, как ощупывает каждый, заменяет пальцы губами.

И продолжает целовать каждый из моих шрамов.

Зажмуриваюсь, стараясь не дать слезам пролиться. С каждым прикосновением своих губ Кейд предлагает мне принятие и исцеление. Оно проникает в мое сердце, заставляя почти болезненно биться в груди. Никогда еще я не чувствовала столько сострадания и нежности от кого-то.

Отбрасываю халат в сторону и поворачиваюсь к нему лицом, все еще стоя на коленях. Перед тем, как прильнуть к его губам, я ловлю в его взгляде обожание и тогда понимаю, что проиграла. Каковы бы ни были последствия моих действий, я хочу его.

Своим телом, а теперь и частичкой своего сердца.

— Прошу тебя, прикоснись ко мне, Кейд, — приглашаю между поцелуями. — Возьми мое тело и исцели израненную, жалкую душу.

В ответ он обхватывает меня за талию и укладывает на кровать, нависая сверху. Соприкосновение кожи к коже возбуждает, и я обхватываю шею Кейда руками, притягивая ближе к себе. Он погружает свой язык в мой рот, и на этот раз я отвечаю, дразня и поглаживая, пытаясь довести его до исступления, пока моя страсть разгорается от искры до мощного пожара. Мое тело горит от удовольствия, начиная с губ и заканчивая лоном. Член пульсирует между моих бедер, и я поднимаю их, пытаясь передать то, чего инстинктивно хочет мое тело.

Кейд хватает меня за бедро, не позволяя даже шелохнуться, но меня сводит с ума то, что я прижата к нему. Я могу только стонать в его губы, наполовину от удовольствия, наполовину от разочарования. Но потом он накрывает ладонью мое лоно, и все мое недовольство исчезают. Кейд проводит пальцем по внешним половым губкам, и в этот момент я понимаю, что никогда в жизни не была так возбуждена. Грубость его пальца вызывает еще больший отклик, когда Кейд вводит его в меня. Я сжимаюсь вокруг пальца и в награду слышу низкое рычание в ухо.

— Твоя мокрая, такая узкая — это станет концом моего самоконтроля, — замечает он, вводя в меня еще один палец и заставляя задыхаться от экстаза. — Вот так, Элеонора. Откройся для меня, прими.

Он вводит пальцы внутрь, медленно наращивая скорость, поглаживает набухший клитор, подталкивая меня к оргазму.

— Сейчас ты прекраснее, чем когда-либо ранее, — хрипит он. Кейд ласкает большим пальцем клитор, одновременно трахая меня пальцами, и с моих губ срывается хныканье. — Громче, — требует он. — Я хочу слышать тебя.

И тут крики заполняют комнату, когда его слова доводят меня до предела. Оргазм овладевает мной, и тело содрогается раз за разом. Это волшебное чувство, и оно длится так долго, что я боюсь потерять сознание. Наконец, спускаюсь со своего сексуального пика и вижу Кейда, который смотрит на меня так, словно я — вся его вселенная.

Возможно, так оно и есть, но я слишком напугана, чтобы верить. Это обязательство, связь, из которой нет возврата.

Просунув руку между нашими телами, я обхватила его член, вызвав шипение Кейда. Поглаживаю член, изучая текстуру и реакции, наблюдая за выражением лица телохранителя. Тот, кто думал, что дравийцы не выражают эмоций, очевидно, не держал руку на чьем-то члене. Удивление, удовольствие и обожание проносятся по его лицу, притягивая ко мне и вызывая во мне агрессивную страсть, по мере того как растет моя уверенность. Раздвигая бедра еще шире, ввожу его в себя.

Его глаза распахиваются, а губы раздвигаются на вдохе от моей смелости, но это только усиливает мое возбуждение. Он убирает мою руку и целует ладонь, прежде чем положить ее себе на шею. А затем погружается в меня.

Неописуемая полнота заставляет меня болезненно сжимать Кейда, даже несмотря на то, что он двигается и стонет, прижавшись к моей шее. Он покусывает это чувствительное место, впиваясь в меня острыми зубами. Боль, скрашенная сильным удовольствием, пронзает меня, и я задыхаюсь. В этот момент он полностью входит в меня, заполняя до отказа и воспламеняя.

Небольшая боль быстро сменяется взрывом экстаза, который поглощает меня. Не выдержав, я прижимаюсь к плечу любовника, подавляя стон. Рев Кейда наполняет комнату, а его движения становятся агрессивными, когда он погружается в меня снова и снова. Его свирепость возрастает, когда я покусываю его шею, как он делал это со мной.

— Моя хорошая девочка быстро учится, — замечает он.

И я снова кусаю его.

Кейд трахает меня сильнее, чем раньше, почти в животном исступлении, когда его настигает оргазм. Он повторяет мое имя снова и снова. Сначала это похоже на разрядку, но ближе к концу это становится сродни поклонению. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой желанной и дорогой. Когда его движения прекращаются, слезы текут по моим щекам, и я прижимаюсь к нему еще теснее.

Кейд поднимает голову и смотрит на меня, его лицо сияет от нашего чудесного занятия любовью.

— Для меня все кончено.

Паника пронзает меня, когда я поднимаю на него глаза.

— Что?

— Для меня никогда не будет существовать других, только ты, — поясняет он. — Ты моя пара, Элеонора, моя намори.

Я выдохнула, не зная, что сказать. С одной стороны кажется, что это хорошо, но с другой — переживание, что эта брачная связь усложнит и без того сложную ситуацию. «Намори» — это ласковое обращение, которое используют только спаренные мужчины, но он же не мой намори.

Прежде чем успеваю что-то сказать, Кейд ложится на кровать, увлекая меня за собой. Заключает меня в объятия и прижимается поцелуем к моему виску.

— Не пытайся улизнуть посреди ночи, — говорит он. — Я сразу приду за тобой и верну назад.