Страница 30 из 76
Вскоре солдаты приблизились, и Наллар смог разглядеть их. Все шестеро выбриты, коротко подстрижены, каждый — в строгой военной униформе. За поясом свешиваются прямые черные ножны. На серебристом, до блеска вычищенном нагруднике — взмывающий ввысь алый жаворонок. Такой же, как на триамнийских флагах, только там он, наоборот, белый и на алом фоне.
«Почти один в один как те, что на арканах», — заметил Наллар. Интересно, это рисунки на арканах сделаны недавно, или же униформа так давно не менялась?
Вперед остальных вышел молодой худощавый солдат, судя по наплечной нашивке, десятник. По хищной роже сразу видно — дерзости ему не занимать. Должно быть, они с торговцем показались ему идеальной мишенью, чтобы он мог покичиться перед подчиненными — подобное Наллар лицезрел далеко не впервые.
Все же, несмотря на культурные различия, люди во многом одинаковые. По крайней мере, у них примерно одни и те же добродетели, одни и те же пороки.
— Так-так-так. — Голос десятника оказался еще более мерзким, чем лицо. — И кто это тут у нас?
Ойлегер поднялся и коротко, но дружелюбно кивнул.
— Ойлегер, торговец пряностями, господин десятник. Везу вот товар на Священный Полуостров.
— Эвон оно как. Торговец пряностями, значит.
Наллар решил без необходимости не встревать в диалог.
— Ну пойдем, что ли, поглядим на твои товары. — Наллара не соизволивший представиться десятник пока что демонстративно игнорировал.
В сопровождении военного эскорта они вернулись на обочину тракта. Десятник неторопливо обошел повозку и лошадей. Вернувшись на прежнее место, хмыкнул.
— Роскошненькая у тебя повозка, однако. Новенькая, ни царапины. И обе лошади вполне себе упитанные, не чета нашим армейским клячам. Небось овес ведрами жрут, да даньязским элем запивают. — Десятник помолчал, видимо, ожидая какого-то комментария со стороны Ойлегера. Не дождавшись, продолжил допытываться: — Что, поди, хорошо идет торговля?
Ойлегер как бы задумался. Затем пожал плечами.
— Спасибо, не жалуюсь.
— Не жалуешься, значит? — Десятник надрывно расхохотался и повернулся к подчиненным. Некоторые из них для приличия тоже посмеялись. — Слышите, ребята? Он не жалуется. Как вам?
Наллар тем временем чуть отошел и, присев, прислонился спиной к придорожному валуну. Происходящий абсурд набирал обороты.
Ойлегер откуда-то достал пару пергаментных свитков и предъявил их десятнику.
— Вот разрешение на торговлю пряностями по всей стране, с печатью главы Совета Архонтов и…
— Да подотрись ты своими бумажками, — процедил десятник, грубо отмахнувшись от протянутого разрешения. — Скажи-ка лучше, как тебе удалось накопить на такую повозку и лошадей?
— Годами усердной торговой деятельности да милостью Рассветных Богов, как еще?.. Послушайте, господа военные, я честный торговец. Не понимаю, в чем вообще проблема.
Десятник фыркнул.
— Честный торговец, угу. Знаем мы таких честных торговцев, да, ребята?
Нестройное поддакивание раздалось со стороны солдат. Десятник, ожидавший явно большей поддержки в свой адрес, чуть скривился, но продолжил все в том же нагловато-пафосном тоне:
— Возите пряности для виду, а на деле контрабандой промышляете. Знаешь, что за контрабанду полагается? Вижу, что знаешь. А ну, признавайся по-хорошему, что везешь?
— Боги свидетели, господин десятник, вон там корица, там гвоздика, — Ойлегер поочередно принялся указывать на мешки с товарами, — каперсы, черный перец, мускатный орех, тмин, розмарин, имбирь, кардамон…
Десятник подошел к торговцу вплотную, зловеще оскалился.
— Ты мне тут зубы не заговаривай. Что, если проверим?
— Кто ж вам запретит, доблестные господа. Валяйте.
Десятник подзывающе махнул рукой.
— А ну ребята, айда поглядим, что там за пряности.
Без особого энтузиазма солдаты заковыляли к повозке и принялись заглядывать в тюки и мешки. Пряничный запах разнесся по округе.
«Как далеко простираются их полномочия?» — меж делом задумался Наллар. Он, конечно, читал о триамнийской армии и локальных патрулях, но не в таких деталях.
Тем временем настойчивый десятник как раз вытащил на свет оставленную между мешками его торбу, открыл и с небывалым усердием начал в ней рыться. Само собой, Наллар не хранил в ней ничего такого, что могло бы его выдать, но и наблюдать за тем, как его немногочисленные пожитки перетряхиваются, желания не имел. Встав, он подошел к повозке и окликнул десятника:
— Эй, это мои походные вещи. Поаккуратнее с ними, ладно?
Десятник замер. Отложил торбу, спрыгнул с повозки и развернулся к Наллару, нахмурившись. Оглядел его с ног до головы, как будто только заметил.
— Так, а ты еще что за хрен говорливый? Тебя кто вообще спрашивал?
«Милостивая Всематерь, дай мне терпения не прикончить этого кретина».
— Я простой пилигрим, господин десятник. Добра у меня немного, не хотелось бы, чтобы последнее попортили…
Наллар прикинул шансы на случай, если беседа примет совсем уж скверный оборот. Прикончить говоруна-десятника точным ударом проблем не составит. Дальше будет сложнее. Придется вытащить его же меч, атаковать того, что повернут спиной, воспользоваться повозкой как прикрытием… Если все сделать быстро, шансы будут. И неплохие. Где-то в глубине души Наллару даже было любопытно, чем окончится подобная схватка. Конечно, он давно, очень давно не практиковался — однако в лучшие годы перебить этих высокомерных бестолочей ему не составило бы труда. Поразмыслив, Наллар решил, что даже сейчас поставил бы в этом состязании на себя.
Десятник тем временем продолжал вглядываться в него, будто надеясь обнаружить какой-то изъян в облике пилигрима.
— Пилигрим, значит? — Он сложил руки на груди и скорчил скептическую мину. — А с какого перепою мне тебе верить. Вдруг ты шыпион гергельярский, а? Или этот… Султановский прихвостень какой. Времена нынче такие: никому нельзя верить на слово. Иной раз даже самому себе. А ну, пилигрим, прочитай-ка нам Рассветный Псалом.
Стоящий в стороне Ойлегер как бы невзначай повертел головой. В его вскользь брошенном взгляде читалось: «не напортачь, иначе у нас обоих появятся большие проблемы». Наллар как ни в чем не бывало медленно поднял правую руку — так, чтобы локоть оказался на уровне плеча — раскрыл ладонь, чтобы она лежала параллельно земле и небу. Затем заговорил проникновенным голосом, как если бы возносил молитву Всематери:
— Путь мой в ночи затерялся, в Сумерках сердце увязло. Нет, не видать избавленья, Тьма окружает повсюду. Плач мой услышите, Боги, клич мой сквозь Тьму вознесенный, Вы, что даруете жизни всем в этом мире подлунном. Ночь подытожив рассветом, даруйте узрить надежду…
— Все, хорош! — Десятник скривился и махнул рукой. Обернувшись, гаркнул солдатам: — Ладно, заканчивайте возню, а то провоняем насквозь этой мерзкой пахучей дрянью. А тебе, пилигрим, бесплатный совет: не якшайся с такими торговцами. Они лясы точить-то умеют, а сами думают лишь о том, как обобрать тебя до нитки.
— Спасибо за столь мудрые слова, господин десятник. — Наллар постарался произнести это серьезно, всеми силами сдерживая улыбку на губах. — Добрых тебе рассветов. И… успешной карьеры.
— Ну, пошли отседова, — поторопил тот выбирающихся из повозки солдат. — Пусть себе катятся. Пора следить за порядком на тракте…
Не особо разочарованные, солдаты, не оборачиваясь, зашагали вслед за десятником вдоль тракта на север. Ойлегер, ничего не говоря, взобрался в повозку и принялся поправлять товар.
Когда военные удалились на приличное расстояние, Наллар хмыкнул:
— Этот десятник всерьез рассчитывал, что кто-то навроде тебя возит по стране контрабанду?
Ойлегер, раскладывавший мешки и тюки по местам, пожал плечами.
— Ну, а чего бы ему не рассчитывать. Вдруг заставит расколоться или найдет что — вуаля, несколько серебряных жаворонков обеспечены. Только вот зеленый он еще в этом деле, лишь бахвалиться горазд.
С этими словами Ойлегер нагнулся и дотронулся рукой до боковой стенки повозки. Чуть надавил на нее. Раздался скрип, и показалось потайное отделение. Ухмыльнувшись, Ойлегер выудил на свет небольшой мешочек и потряс им перед собой. Наллар разинул рот.