Колодцы Маннергейма

Рабочий день превращается в мясорубку. Все бегают, суетятся, а она из своего кабинета вертит офисом, как дети вертят диафильмы. Часть документов у юристов, что-то в бухгалтерии. Секретарь без остановки сканирует у перегревающегося МФУ…

Выныривает из работы она, когда появившаяся в ее кабинете Ирка спрашивает:

– Что, передумала лететь в Барсу, амига? С нами остаешься?

– А? – ошалело поднимает от цифр голову Аглая. – Подожди, а сколько времени?

Она оглядывается на окно, за которым плещется вечерняя Фонтанка.

– Половина восьмого. Даже слон, видишь, завалился спать.

Четыре кирпичные трубы электростанции, торчащие в промзоне на том берегу Фонтанки, и вправду похожи на задранные вверх ноги слона. А чуть сбоку в румяном небе распухает яркий газгольдер ранней луны. Аглая несколько секунд разглядывает пейзаж, словно пытаясь разгадать скрытую машинерию смены дневных декораций на ночные, и говорит про слона:

– Он потому что бухой уже. Слониха придет, пиздюлей ему вставит…

– А может, слониха сама подшофе приползет, – смеется Ирка. – Вдруг, у нее денек сегодня вроде нашего… Черт, хочу, как слониха. Сейчас с дороги позвоню своему. Чтоб, если дома, в «Аромашку» слетал. Пускай вина возьмет, спродюсирует вечерок… Красное. Или белое?.. Или белое. Но можно красное…

– Сильно только не расслабляйся. Завтра еще работку работать…

Собравшись, они не спеша выходят из малолюдного в такой час офиса, в котором по кабинетам еще ведутся бои местного значения. Где-то за соседней дверью, пожирая электричество и бумагу, документ за документом печатает принтер. В конце коридора из последних сил повизгивает загнанная за день кофемашина.

На улице зависают на покурить. Аглая параллельно инструктирует:

– Документы в налоговую готовы, папка на рабочем столе. Отправлять будешь, разбей на три-четыре письма, иначе тяжелое получится, не уйдет.

– Поняла, – кивает Ирка, которая в курсе подробностей предстоящей Аглаиной поездки. – Езжай домой, тебе собираться еще. Это надо же – с чужим мужиком на море за счет фирмы. Мой бы меня прибил… Ага-ага, всем бы так работать, амига…

6. Точить саблю

Как всегда после смены, они с папой встают поздно. В этот раз – почти в три часа дня. На самом деле Данька просыпается раньше. Несколько минут он валяется в полумраке комнаты, в которую из щелей между шторами сочится дневной свет, и вспоминает ночные приключения. Не поднимаясь с дивана, где спит, когда ночует здесь, тянется за телефоном и проверяет свою страничку Вконтакте, куда ночью выложил украдкой сделанные фотографии того дедули.

Перепачканное засохшей кровью коричневое лицо, цветные лохмотья, из-под которых виднеются татуировки, автомат на плече полицейского – толпа Данькиных друзей оценивают все это небывалым для его страницы количеством лайков. «Настоящий?» – спрашивает про автомат Данькина одноклассница Лена Протасова, у которой новая аватарка – глазастая анимешка, вся из себя кавайная лоли. «Нее, пласмасовый», – влезает Саня Копылов и ставит в конце комментария три хохочущих смайлика. Так что Андрюха со своей тетей в розовом плаще и набережной с разведенными мостами отдыхает.

В соседней комнате энергичной мелодией взрывается телефон, и Данька слышит папин хриплый, будто слежавшийся после сна голос:

– Алло…

Данька перестает прислушиваться, потому что после одного случая знает, что подслушивать чужие разговоры нельзя.

Он лезет в группу своего класса, где одноклассники обсуждает всяко-разные летние дела: кто куда уехал, кто в какое кино ходил, кто кого видел… Запостить, что ли, и туда какую-нибудь ночную фотку?

– Валяешься? – спрашивает папа, в одних трусах появляясь в полутемной комнате. – Давай вставай потихоньку, собирай постель. Будем завтракать. Или, – он раздвигает шторы, за которыми размашисто, прямо какой великан, шагает четверг, – уже обедать.

Папа идет в ванную, где долго умывается, чистит зубы, бреется. Данька как раз успевает расстаться с телефоном и одолеть спальные принадлежности – свернуть их поровней и запихать на верхнюю полку в шкафу.

На завтрак (он же обед) – яичница с жареной колбасой и луком – настоящая мужицкая еда, как называет эту вкуснятину папа. За обедом он говорит Даньке, что звонил дед (не тот, из-под вагонов, а настоящий – дед Иван) и пообещал, что заедет и заберет Даньку к себе до вечера воскресенья.

– Мама в командировку улетает завтра, – объясняет папа, – я все выходные работать буду. Скоро отпуск, надо деньжат подкопить.

Данька не возражает. Дедушка, мамин папа, нравится ему. У него есть большая машина, кроссовер «ауди», на котором Данька любит кататься. А еще дед Иван никогда не ругает его за шалости, не кричит, как мама. Только, если уж совсем дурака начнешь валять, посмотрит на тебя, что еще немного – и сам заорешь, от страха. Он умеет так смотреть, по-особому, потому что давно, когда Данька еще даже не родился, научился этому в тюрьме. За что он там сидел, ни мама, ни папа не рассказывают. Сам дед Иван, когда Данька однажды набрался смелости и спросил, молча снял рубашку, неторопливо расстегнув пуговицы, через голову стянул белую майку и показал обмершему от любопытства Даньке синеющие на бледных ключицах татуировки пятиконечных звезд.

– Вот и все, что тебе нужно знать про это, окунек, – произносит он.

Окуньком дедушка зовет Даньку, оттого что волосы у него не одного цвета, а будто полосатые, светло- и темно-русые, как у папы.

Звезды на худом незагорелом теле деда кажутся некрасивыми потому, что неровные и расплывчатые, но от них исходит неприятное, жутковатое ощущение угрозы. Странно, но после дедушкиных звезд расставивший крылья орел, набитый на спине у старшего Андрюхиного брата, выглядит всего лишь пугливым цыпленком.

– Папа, – макая куском хлеба в остатки яичницы, произносит Данька, – к дедушке же только вечером. Значит, в «Гранд Макет» успеем сходить?

Папа немного виновато смотрит на Даньку:

– Слушай, мы тут с тобой и так заспались. Времени вообще нет. Может, в другой раз?

– В другой? – тянет Данька и расстроенно начинает глядеть себе в тарелку.

Почти все из их класса уже побывали в этом музее, где мимо маленьких гор и деревьев бегают маленькие паровозики, под маленькими мостами плавают маленькие корабли, а маленькие люди… Да чего они там только не делают, эти маленькие люди. Наверное, даже едят яичницу. А у них с папой нет времени, чтобы полюбоваться такой красотой. И ведь договаривались же…

– Данька, ну не обижайся, – просит папа. – Обязательно еще сходим, лето длинное. Мы с тобой лучше сейчас… Ну, не сейчас, а чуть попозже… В гости поедем.

Данька смотрит на папу, улыбается. Это меняет дело. Как поет тот смешной медведь из мультика: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро». Правда, уже не утро, ну и ладно.

– А к кому в гости пойдем? К дяде Костяну?

Папа усмехается:

– Не надоел тебе еще Девятиэтажный?.. Нет, пойдем к… – он запинается в смущении. – К одной женщине…

– К подруге твоей? – проницательно угадывает Данька.

– Точно, – кивает папа. – У нас с ней вроде как все серьезно. Познакомлю вас, если ты не против.

Даньке становится приятно, что он, маленький, может что-то разрешать или не разрешать своему папе.

– Конечно, не против, – отвечает он. – А как ее зовут?

– Ольга… Тетя Оля, то есть…

– А она красивая?

– Ну… Красивая.

Данька кивает, хотя знает, что красивее мамы все равно никого нет. Разве что актриса из «Трансформеров», ну так на то она и актриса. И даже папа не оспаривает мамин приоритет в красоте, несмотря на то, что они с год как развелись.

Их развод случается для Даньки неожиданно. Родители при нем никогда не ссорятся, не кричат друг на друга, просто однажды зовут его на кухню, попросив поставить «плэйстейшн» на паузу, и говорят, что больше не будут жить вместе. Папа уедет, но он по-прежнему любит Даньку, и они станут с ним часто видеться, так как будут жить на одной линии метро. Всего-то полчаса езды… Данька не совсем понимает, для чего это надо, решает, что это все какие-то взрослые дела. Ну и пускай, раз родителям очень хочется. С папиными сменами и мамиными задержками на работе они и так очень редко собираются полным составом. Он лишь спрашивает: