Страница 6 из 19
– Отец тебе звонил?
– Не звонил, – отвечает Аглая. – А что? Он не здесь? Я ему сама хотела звонить.
– Лучше допивай и сваливай отсюда, – произносит Анна Леонидовна. – Пока он не заявился. Злой на тебя, как черт.
– Уже заявился, – рядом с «гробом» неожиданно появляется отец. – Плесни мне тоже этого керосина вашего, – просит он Анну Леонидовну, кивая на бутылку «Lillet».
Аглая разглядывает его, словно впервые видит. Нечасто ей приходится лицезреть отца, влезшего в деловую одежду. Правда, задорого купленный в ДЛТ итальянский пиджак сидит на шестидесятитрехлетнем отце так, что портные пришли бы в отчаяние. Впрочем, вряд ли отец рассматривает свой пиджак как что-то большее, чем камуфляж, скрывающий татуировки бывшего сидельца. Еще бы прошлое владельца модного ресторана не так отчетливо проступало на его костистом, будто обглоданном болезнью лице. Или этот давний шрам на подбородке видит лишь Аглая?
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает отец вместо приветствия.
– Здравствуй. Решила зайти, попросить тебя…
– Это так теперь называется – попросить? – кивает отец на коктейль в ее руках.
Она со стуком ставит бокал на крышку «гроба».
– Сможешь забрать Даньку на выходные? Завтра? – Аглая спрашивает, будто не чувствует, как отец крысится. – Серегу попросили подмениться, он не сможет. А я на выходных улетаю в Барселону, – она спешно добавляет, увидев, как меняется лицо отца. – По работе, в командировку.
– Ясно. Могла бы просто позвонить. Я бы не обиделся, – говорит отец. – А освободившееся время с сыном, а не с рюмкой провела бы…
– Данька у меня с Сергеем, – произносит Аглая примирительной интонацией.
– Точно, – кивает отец. – У него на работе. Что, не знала? Вместо того, чтобы спать в своей постели, стерегут с папашей на пару чужое… Когда у тебя рейс?
– Рано утром в пятницу.
– А завтра работаешь до упора? И сына до следующей недели не увидишь?..
Начиная закипать, Аглая тянется к коктейлю.
– Держи-ка свой стакан, Бунин, – пытается разрядить обстановку Анна Леонидовна.
Фамилия отца Аглаи – Сотников, но зовут-то его Иван Андреевич. Обычно он улыбается, когда Железогло называет его этим прозвищем и обещает как-нибудь прочитать хоть один его рассказ. Обычно, но не сегодня, и Аглая даже не удивляется, когда слышит в свой адрес:
– Паршивая ты все-таки мамашка…
* * *
А сам-то, думает она и тушит сигарету.
Наверное, надо было сначала заказать такси, а уже потом закуривать. Но пять минут назад, когда она, даже не допив кузена-рыбака, сбегает с кухни «B&B» на улицу, ей не до того. Надо срочно перекурить, чтобы не наговорить отцу того, чего говорить не следует. Не она виновата, что школы еще в конце мая выблевали на лето своих учеников. А кто отпустит с работы их родителей? Или надо было законопатить Даньку в лагерь?..
– Не обращай внимания, – подходит к Аглае появившаяся следом за ней Железогло. – Мы тут все хреновые родители и ледащие дети…
– Да он-то уж точно не отец года, – Аглая тянется за телефоном, чтобы вызвать такси.
– Согласна, – кивает Анна Леонидовна. – Может, потому и о внуке так заботится. Не думала об этом?
Вечерняя прохлада забирается под одежду, и Аглая зябко поводит плечами.
– Давай подброшу, – предлагает Железогло, доставая ключи из сумочки «Louis Vuitton». – Как раз к себе на Гражданку еду, нам почти по дороге. Давай, – трогает она Аглаю за руку. – Послушайся злую мачеху.
Замутив совместный ресторан, Анна Леонидовна с отцом стали жить вместе. Умопомрачительная парочка. Как они вообще уживаются?
– Тоже от него на сегодня свалила? – спрашивает Аглая, ощущая чувство злорадства по отношению к отцу.
Железогло кивает.
– Ему сейчас лучше побыть одному. О делах подумать.
В своем «лексусе» сразу, как трогаются, она включает Трики. Аглая вспоминает, как кто-то в «B&B» рассказывал, что давным-давно Анна Леонидовна будто бы раз или два спала с Эдрианом Тоусом (a.k.a. Трики). Врут, наверное. А может, и не врут…
Железогло помалкивает, следя за дорогой, с разговорами не лезет. Аглая откидывается в кресле, чувствуя разом навалившуюся усталость. Будто ее взяли и выдернули из розетки. Она прикрывает глаза, и не к месту заигравшая «Car Crash» начинает убаюкивать ее не хуже колыбельной.
4. Бабушка на фронте
Они молчат, напряженно разглядывая друг друга, прямо герои вестернов, и лишь Девятиэтажный все крутит и крутит свою шарманку, бубня:
– Бабушка… Бабушка на фронте… Вот ведь же… Бабушка на фронте…
Сергей, давно выучивший лексику напарника, знает, что эта неизвестно где подобранная им «бабушка на фронте» означает крышеснос и полный отвал башки. Но патрульные недоуменно оглядываются на сидящего на заднем сиденье их машины перепачканного засохшей кровью деда, и один из них, молодой и по-детски пухлый сержант спрашивает у Костяна:
– Не понял, где ты тут еще бабушку увидел?
Костян, умолкнув, тянет из кармана сигареты, пока Сергей вступается за напарника:
– Никакой бабушки нет. Это присказка такая.
– Вроде «бля»? – уточняет пухлый.
– Вроде.
– Бля, так бы и говорил тогда.
Сергей вспоминает, как тем давним летом их прижали с торца снесенного сейчас кинотеатра «Балканы». Они да упавшая им на хвост младшая сестра Девятиэтажного топали с «Блэйда» с Уэсли Снайпсом. Их окликнули, спросили про закурить и про деньги. Окликнувших было пятеро. Стояли полукругом, щерились, а напуганная Анька пыталась спрятаться за спину Костяна. Внутри Сергея противно задрожало, дрожь как липкая гусеница поползла по ватным ногам, а Девятиэтажный вдруг резко вытолкнул сестру с поля боя, схватил из-под ног половинку кирпича, и их замотало так, что если бы ментосы потом сумели все размотать, мало бы никому не показалось. Парочку из тех пяти они уработали, как Блэйд – вампиров. Хорошо, мелкая уже тогда соображала, что к чему, и никому не проболталась. В тот день Сергей впервые и услышал от Костяна про бабушку на фронте. Они сидели на берегу затопленного котлована, пытаясь отмыться-отчиститься от своей и чужой крови, и Девятиэтажный все повторял и повторял про бабушку, пока Сергей не прикрикнул на него, что хватит, достал.
– А как дед к вам сюда попал? – интересуется второй полицейский, весь тощий и злой, во рту болтается жвачка, а глаза – как студень. – Гляжу, у вас и граница, – он кивает в сторону приоткрытых решетчатых ворот, – на замке…
– Здесь кругом камеры понатыканы, – объясняет Сергей, – я прокрутил записи с них, пока вас ждал. Там видно, как дед, – он кивает в сторону патрульной машины, – пролезает под воротами, только не под этими, под другими. У нас еще одни есть, тупиковый железнодорожный путь преграждают. Но халтурно сделаны, от честных людей, под ними пролезть можно, если между рельсами. Вот он и заскочил.
– Камеры просматривал? Что, прямо следствие ведут Колобки? – хмыкает пухлый.
Ты лучше бы молчал про колобков, думает Сергей, глядя на его заливные щеки.
Убедившись, что прибежавший в «штаб» напуганный Данька ничего не придумывает, Сергей звонит в «02». Дежурный на его вызов реагирует вяло, поэтому Сергей для подстраховки просит Костяна сгонять к «гайцам», регулярно торчащим неподалеку «в засаде» за поворотом на Четвертом Предпортовом.
– Серый, ты это пошутил? Оно им надо? – изумляется Девятиэтажный, но все-таки выходит за периметр, прыгает во Франки и мчит на поиски «гайцов».
Сергей тем временем берет под руку совершенно невменяемого, то плачущего насухо, без слез, то замолкающего, кажется, навсегда, деда и осторожно ведет его к будке охраны. Старик, на лице которого засохла чужая, потому что никаких ран или порезов у него на теле не видно, кровь передвигается мелкими неуверенными шажочками, как допившийся до ручки алкаш.
– Беги, чайник согрей, – говорит Сергей Даньке, и сын уносится к «штабу».
Отпоить деда чаем они не успевают. Сначала появляется Костян, а через несколько минут после него – патрульный «форд». Найденные Костяном «дэпээсники» ехать с ним не едут, но повторяют вызов по своим каналам. Двое подъехавших на машине сержантов, Злой и Раздобревший, у которого на плече висит короткоствольный автомат, выслушивают Сергея. Потом они осторожно, словно опасаясь подвоха от купчинских парней в черной форме охранников, заглядывают в вагончик «штаба». Увидев сидящего на краю продавленного дивана окровавленного старика, они переглядываются. Раздобревший тянет: