Староград

– Интересные у Салема друзья по переписке… – мрачно заключил Соколов.

– И как же вы нам поможете? – спросил я.

– Ну, учитывая специфичность моей деятельности, не столь многим, как вам хотелось бы. Моя специализация – это биология, ботаника, генная инженерия, медицина, и это ещё не полный список всех интересных мне дисциплин, но большинство из них находятся в сфере изучения жизни и её проявлений.

– То есть будете тут разводить всякие травки и коровок, – произнёс генерал, с явной ненавистью в голосе и к «травкам», и к «коровкам».

– Если вам так будет проще, да. Тем более мои эксперименты вам бы действительно пригодились. Полагаю, что с едой у вас тут большие проблемы, а я как раз привезла несколько новых образцов. К слову, пошлите кого-нибудь забрать мои вещи из самолёта, всё равно в ближайшее время он точно никуда не полетит.

– Конечно, я пошлю автомобиль, как только хоть один из них освободится, – сказал я. – К слову, раз уж мы начали говорить о вас, то не могли бы вы мне ответить на один довольно деликатный вопрос?

– Разумеется, спрашивайте!

– Вы ведь немка?

– Да, но родилась и выросла в Босгорской Империи39, а как вы это поняли?

– Это, можно сказать, моя профессия. Но европейских германцев, таких как вы, гораздо сложнее распознать, чем тех, с кем мне обычно приходится иметь дело. Здесь, знаете, редко можно увидеть столь чистокровных людей, как вы. И это действительно восхищает. Нам, потомкам немецких колонистов, закрытых в кругу врагов, трудно сохранять северянские черты, не говоря уже о конкретно германских. А вот вы, можно сказать, эталон природного гения.

– Ох, а я уж и забыла, что приехала в страну махровых расистов…

– А вы что же, не разделяете общенемецких взглядов по поводу расового превосходства?

– В Европе вряд ли найдётся хоть один человек, который разделяет ваши варварские взгляды. Удивительно, как здесь, в Новом Свете, они цветут пышным цветом. Так вы ещё и действительно считаете, что сами являетесь немцем.

Её слова несколько обескуражили меня и выбили из равновесия. С чего это вдруг какая-то заезжая девка говорит о варварской природе всего Ордена и о том, что я вдруг не немец? Но прежде чем я успеваю хоть что-то сказать в свою защиту, Глиммервсё тем же убаюкивающим нежным голосом резко рушит все мои надежды остаться в мире, который я строил до сего момента.

– У вас, в отличие от меня, крайне тёмные прямые волосы, чёткая брахикефалия и сильно выпирающие скулы. Что свидетельствует о вашем происхождении от местных индейских народов. Ваша же белая кожа, высокий рост, долихоморфный тип тела, а также голубые глаза являются свидетельством происхождения от скандинавских или славянских колонистов. Рискну предположить, что первое. Из всего этого следует, что вы потомок местных индейцев и винлендцев, что делает вас немцем в меньшей степени, чем вашего спутника, практически чистого славянина, с правильными, чисто европейскими чертами лица и телосложения.

Меня словно ударили большим молотом по голове. Я не знал, что и думать о столь внезапно открытой правде относительно моего генезиса. Я чуть было не потерял равновесие оттого, как сильно кружилась моя голова. И как я, капитан орденских рыцарей, не понял этого раньше? Я же был всегда экспертом в определении расы и при этом не догадался, что сам не являюсь немцем, а какая-то девушка с первого взгляда определяет моё происхождение. Да кто вообще эта женщина? Так, спокойно, я капитан рыцарей, у меня всё под контролем!

– Вы – вы же не скажете об этом никому, верно? – наивно вопросил я.

– О том, что вы не немец? Нет, конечно, если вам так хочется, я просто хотела наглядно продемонстрировать ущербность ваших взглядов. А так мне действительно всё равно, кто вы там по национальности. Вы всё равно в такой же степени хомосапиенс, как и любой другой человек на этой планете.

Не обратив внимания на её последние слова, за которые, в ином случае, в Ордене могли расстрелять, я обратился к невольному свидетелю происходящего, Соколову, с тем же вопросом:

– А ты тоже никому не расскажешь?

В ответ генерал лишь усмехнулся и вновь закурил очередную сигарету. Его явно забавлял вид того, как Глиммер легко и играючи разрушила все мои идеалы, при первой же встрече. И, судя по всему, генерал даже пропитался к ней некоторой долей уважения. Тем не менее, выпустив густой клуб едкого дыма, Александр утвердительно произнёс:

– Мне нет смысла тебя раскрывать, я же не рыцарь, да и мы теперь всё-таки товарищи по несчастью вроде как.

– Предлагаю об этом дружно забыть! – внезапно сказала девушка.

– Действительно! – согласился с ней Соколов.

Потом они ещё о чём-то говорили. Я не слушал. Практически весь обратный путь я не мог выкинуть из головы мысли о том, что я на самом деле не тот, кем всю жизнь себя считал. А если бы в Ордене был бы такой же эксперт, как Глиммер, то меня бы уже давно расстреляли или ещё чего похуже. Может, такой эксперт там на самом деле был? Просто у него не было достойного эталона? Потому что весь орден нечистокровен? Но как за чистоту крови могут биться полукровки?

Моя голова просто пухнет от количества вопросов, сочащихся из самой простой мысли: «Ты не немец». Ежели я потомок ротхаутов, то сколько же крови своих собратьев я пролил? Я братоубийца! И только сейчас я это по-настоящему осознал, благодаря двум людям, что как ни в чём не бывало идут впереди и беседуют о своём, словно и правда ничего не случилось. Нет, нет, чёрт! Это какое-то безумие. Но кто сошёл с ума? Я, они или весь мир?

«Когда-нибудь всё будет хорошо?»

Надпись на стене разрушенного дома,

Автор неизвестен

По другую сторону

10.09.84

– Бездна, бездна бетонного муравейника, пылающего в агонии, должна стать идеальным горнилом для таких, как я. Для тех, кто ещё верит в величие Ронии. Для тех, кто знает, что Староград не пал! И пока живы те, кто помнит славные времена свободы, я готов отдать за них свою жизнь, а они готовы отдать свои за меня. Я их лидер, их лик, что скоро будет на слуху у всех жалких крыс, что надеялись нас поработить без нашего сопротивления. Я лик революции, я её воплощение! Станьте частью нашего движения, станьте мной. И вместе, только вместе, мы заставим пылать этот город! И его пламенем мы выкурим всех колпаков24 с нашей земли! Освободительная Армия Ронии ждёт вас! – так вещал сегодня в эфире импровизированной радиостанции Виктор Меласки, живая легенда среди повстанцев.

И пускай в этой провонявшей сыростью и плесенью комнатке, где мы и организовали центр вещания, сегодня собрались лишь самые доверенные, мы знали, что скоро революция действительно воспылает по всему городу. Ибо никто из настоящих ронийцев не был готов принять своё поражение, а только пришедший новый комендант уже начал репрессии против всех слоёв общества, накапливая недовольство в городе с огромной скоростью, даже без наших подначиваний. Скоро мегаполис переполнится ненавистью, и будет достаточно лишь чиркнуть спичкой, чтобы город действительно запылал.

Меласки же действительно, как никто другой, прекрасно подходил на роль катализатора народной борьбы. Он был героем войны, долгие годы убивавшим чёртовых карнимцев, а также всем сердцем ненавидевшим их и их государство. Но кроме ненависти у Виктора была ещё одна черта, позволявшая ему вести за собой народ, хоть в самое пекло, а именно – бесконечная харизма, его мимика, движения, он действительно был ликом революции, что должна была сжечь угнетателей. Можно даже сказать, что он горел сам по себе, словно летящий в землю метеор.

Однако борьба – это не только бездумная и бесконечная атака на позиции превосходящего численно и качественно врага, это чёткий расчёт и порой самая тёмная и скользкая тактика.

И для этого у повстанцев был я. Можно сказать, что я – это глаза и уши ОАР в стане враге. Ну а кроме того, вероятно, моя персона – это единственное, что тормозило нарастающее буйство Меласки.