Станешь моей

— Да… он до сих пор собирает всю эту жуть, — с этими словами мама крепко обнимает меня, снова начиная плакать.

Ещё один факт — Кирилл полностью очаровал мою мать. Кто бы сомневался! Он это умеет… По приезду он ждал её у дома, вместе с неугомонной соседкой Валей, которая хотела первой рассказать последние новости. Кирилл посвятил маму в ситуацию, предварительно предложив ей успокоительное. Дома, как мама говорит, была идеальная чистота. Видимо, Кирилл и тут постарался.

Мама хотела тут же бежать в больницу, но Кирилл остановил её, сказав, что ко мне пока не пускают. Наверное, он прав, что соврал ей. Вчера я выглядела намного хуже, чем сейчас, так что мамины нервы могли не выдержать.

Ещё она сообщает, что со мной завтра хочет поговорить следователь, так как дело нешуточное. В этот момент она снова пускается в слёзы, попутно благодаря всех богов за моего ангела-хранителя в лице Кирилла. Меня передёргивает. Я еле сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть.

— Знаешь, я задушу этого Макса, или как там его, собственными руками! Проклятый извращенец!

— Я пока не стала спрашивать жив ли он… — произношу тихо, сглотнув.

Не хочу знать правду. Вдруг, на моих руках теперь кровь и он умер…

— К сожалению, Катенька, такие люди, как он живучие. Кирилл сказал, что он был на краю от гибели из-за большой кровопотери, но Макса спасли… — сообщает мама, громко вздохнув.

Я замираю от услышанного. В глубине души я рада, что не стала палачом. Пускай он ужасный, безжалостный человек, но я не в праве судить кому жить, а кому нет. Так даже лучше и, надеюсь, что он понесёт наказание за все совершённые деяния.

После всего этого тяжелого разговора у меня так разболелась голова, что мне вкалывают двойную дозу обезболивающего и я отключаюсь. Мама всё это время рядом, держит меня за руку и гладит по голове.

Глава 27

Я открываю глаза и вижу Стёпу, сидящего в кресле и читающего книгу. Кажется, в руках Джон Апдайк, его любимый писатель, произведения которого я видела в машине. Я несколько минут наблюдаю за ним. Под его глаза залегли тени, волосы в беспорядке. На нём, как всегда, дурацкая футболка с жуткого вида лягушкой. В этот момент он поднимает на меня глаза и срывается с места.

Он столь быстро начинает говорить, что я не успеваю осмыслить информацию. Понимаю лишь то, что уже слышала от мамы: завтра придёт следователь, Макс жив, а Кирилл мудила.

— Почему ты так выразился о Кирилле? — спрашиваю я, словно желая ещё раз сделать себе больно.

— Пусть этот урод сам наберётся смелости и скажет, — убеждённо заявляет Стёпа.

Я хмыкаю.

— А-а-а, так ты о том, что он придумал ту историю, что не знал на что меня подписывает? Я в курсе, мне Макс рассказал, — говорю я, не поведя даже бровью.

— И ты так спокойно обо всём этом говоришь?! — вскрикивает он, а его лицо выражает в этот момент просто кучу различных эмоций.

— Я под обезболивающими, а они, наверное, обладают ещё и успокоительным эффектом, — отвечаю, улыбнувшись.

Мне не нравится, когда от меня ждут определённых эмоций и действий. Вот и сейчас Стёпа хочет, чтобы я пустилась в долгие обвинения и оскорбления Кирилла.

— Тебе кажется это смешным?! — удивлённо восклицает он.

— Знаешь, я просто не хочу об этом думать и разговаривать. И тебя прошу о том же…

Он, чуть помедлив, кивает.

— Расскажи мне, что произошло в доме и как ты всё это пережила, Катюш, — тихо просит он, усаживаясь рядом.

При этом вопросе в голове яркими вспышками проносятся кадры. Макс вцепляется в мои волосы. Бьёт по лицу. Тащит по коридору… Вот я заношу руку с ножом, чтобы спастись… Он в ответ сильно прикладывает мне по голове пистолетом… Темнота…

Все дни находясь в больнице, я старалась не углубляться и не вспоминать произошедшее. Сейчас же это обрушивается на меня слишком ярко. На удивление для самой себя, я начинаю плакать и утыкаюсь в объятия Стёпы. Он обнимает меня крепко, приговаривая какие-то успокаивающие слова.

Я рада, что он есть в моей жизнь. Рада, что мы снова можем общаться. Он навсегда в моём сердце… как самый лучший друг… Жаль только, что он не тот, с кем я хочу прожить бок о бок…

С каждым днём мне становится лучше и лучше. Головные боли уже не такие сильные. Правда рука по-прежнему в гипсе, но срастить кости дело не быстрое.

За это время Кирилл больше не появлялся в больнице. От него лишь продолжают приходит букеты цветов с записками. В каждой одна и так же фраза: «Прости меня…»

Однажды утром в дверь палаты раздаётся настойчивый стук. Сердце пропускает удар, так как первая мысль, что это Кирилл. К моему удивлению за дверью оказывается следователь. Им оказывается мужчина лет сорока, с пронзительными глазами, острым носом и лысеющей шевелюрой.

Почти всё утро мы разговариваем. Диалог даётся мне тяжело как морально, так и физически. Очень долго он уточняет о причастности Кирилла к этой истории.

В сотый раз я, словно на автомате, повторяю ту ложь, которой Кирилл кормил меня долгие дни. Я просто не могу сказать правду… Не могу…

Ведь, так или иначе, но он помогал мне, поймал из-за меня пулю, сломал ногу… Может, можно считать это искуплением? Может, я, всё-таки, для него что-то значу?

Так пора бы моему сердцу заткнуться!

— Максу грозит около двадцати лет строгого режима, как только он встанет на ноги. Дарина, ваша, так называемая, подруга, в розыске. Следов почти нет, но мы работаем над этим, — продолжает рассуждать следователь.

— А что случилось с девушками, работавшими в этом доме? — спрашиваю я, сглотнув. Последнее время я стараюсь не думать о Дарине. Даже имени её не произносить. Интересно, где она скрывается? Уехала из города или залегла где-то на дно?

— На связь вышла некая Наташа. Она даст показания против Макса, — отвечает следователь, заглядывая в ежедневник.

В этот момент та часть мозга, отвечающая за ревность, начинает подкидывать различные мысли: «Вот Кирилл и пропал! Наверное, Наташа его утешает, а ты здесь его оправдываешь!» Усилием воли я пытаюсь сосредоточиться на словах следователя.

— Предварительно, суд назначен через месяц, может через два, так как Макс ещё не в состоянии явится туда, — он приподнимает брови, словно давая понять, что благодаря моим стараниям.

Мне становится не по себе. Мне хочется даже сказать в своё оправдание, что у меня не было другого выхода. Что я не хотела убивать его или так сильно ранить. На кону был выбор: я или он.

— Подскажите, а кто-то из родственников Макса выходил на связь? — спрашиваю я, сама не успев понять зачем мне эта информация.

— Нет. У него никого нет. Мать и отец давно умерли, — отвечает он вскользь, делая пометки в блокноте.

— Ясно… — буркаю в ответ, обхватив себя руками.

Макс одинокий, покинутый всеми человек, который пытался найти утешение в любви к противоположному полу. К сожалению, его попытки перешли за рамки… Я не должна испытывать вину.

Ещё около часа следователь снова и снова задаёт мне разные вопросы. Под конец разговора я так устаю, что готова сказать что угодно, лишь бы он поскорее ушёл.

После визита следователя входит врач и радостно сообщает, что через три дня меня выписывают. Меня это не может не радовать за одним исключением — за стенами больницы нужно начинать свою жизнь заново. Восстанавливать по крупинкам. К тому же впереди ждёт тяжелый суд, на который я, как свидетель и обвинитель, должна явиться.

Глава 28

День выписки получается очень волнительным. С самого утра Стёпа суетится и предлагает надеть странную шляпу и огромную толстовку, в которой я выгляжу, словно в мешке. Спустя двадцать минут его нервозность передаётся и мне, и я кричу на него, потребовав объяснить в чём дело. Оказывается, мою историю активно обсуждают в интернете, а за воротами клиники с раннего утра дежурят журналисты. Я не верю своим ушам. Что за бред? Да кому нужна я и моя жизнь неудачницы?