Страница 2 из 5
Это, надо полагать, рабочие журналы, подумал он. Уж сколько лет прошло, никак не меньше пятидесяти, а записи в лабораториях до сих пор ведут в таких вот амбарных книгах. Наверняка страницы рыхлой желтовато-серой бумаги, разлинованные, с особым местом для даты и подписи в нижнем правом углу. Только в те времена писали перьевыми ручками, окуная их в особые чернильницы-непроливашки. И почерк у большинства людей был не в пример лучше, чем сейчас — сказывались школьные уроки чистописания в начальных классах. Лёха ещё их застал первоклашкой, и помнил, как старательно выводил палочки и крючочки в линованных наискось тетрадках, особо следя на правильным нажимом и наклоном…
Аспирант прикурил, бросил спичку в пожухлую траву на газоне и стал смотреть вглубь хоздвора. Там двое студентов в синих спецовках сгружали из кузова с грузовичка на асфальт серебристые сосуды Дьюара, на боках у которых красовались большие, сделанные по трафарету, надписи «АЗОТ» — согласно ГОСТу, жёлтой краской на чёрной полосе. У одного из сосудов над длинной горловиной курилась лёгкая прозрачная струйка пара.
— Вот рукожопы… — прокомментировал аспирант. — Стукнули что ли, пробку сбили при погрузке? А нам потом за бракованный дьюар отписывайся…
Лёха сочувственно покивал, хотя ему не было особого дела до испорченного имущества. Ну, стукнули и стукнули — не в первый раз, и не в последний, вон скодько порченых дьюаров в кладовке на кафедре… Другое дело — старые рабочие журналы; любопытно, чем занималась лаборатория, которую потом запечатали так старательно, что забыли вывезти документы и оборудование?
А может, всё это и не собирались вывозить? Ни допотопные, с надписями готическим шрифтом, приборы, измерительные приборы. Ни стоящее посреди дальней из двух комнат деревянное кресло, сплошь обмотанное проволоками — помнится, Прокшин, увидав его, отпустил шуточку насчёт электрического стула. Ни развешанные кое-где по стенам выцветшие графики и таблицы, ни размытый аэрофотоснимок какого-то озера с неразборчивой надписью в углу от руки…
Вставать не хотелось. Лёха дотянулся до стопки журналов ногой и подгрёб их к себе. Ну-ка, что там? Ага, «Лаборатория нейроэнергетики», ноябрь 1929-го года, ответственное лицо, фамилия. То ли Гопин, то ли Гопис — половины букв не разобрать, выцвели…
А вот это уже интересно: при ближайшем рассмотрении на одном из штампов он разобрал надпись «Совершенно секретно». И ниже, едва различимое, но от того не менее впечатляющее — «Хранить вечно». Поверху же, на приклеенной к картону бумажной полоске отпечатано на машинке: «Секретный отдел ОГПУ СССР»
О как, привет из подвалов Лубянки! Лёха воровато покосился на аспиранта — тот всё рассматривал грузчиков с битым дьюаром, — поднял журналы, и принялся засовывать их за пояс джинсов. Спустимся вниз, прикинул он — переложу в сумку, а пока так…
Разумеется, его манипуляции не остались незамеченными.
— На кой тебе этот хлам? — спросил аспирант. — Просто так спросил, с ленцой, больше для порядку — чем это занимается подчинённый?
— Родители на нового Дюма макулатуру копят. — нашёлся Лёха. — Мусор-то всё равно сожгут, а они вон какие тяжёлые!
И в доказательство взвесил стопку журналов на ладони — так, чтобы подозрительные надписи не попались напарнику на глаза.
— Ну, если на Дюма, тогда ладно. — милостиво согласился аспирант. А я вот на Сименона собираю, пять кило осталось.
К сожалению, недогадливый студент намёк на необходимость поделиться проигнорировал. Аспирант мог, конечно, употребить власть и изъять ценное вторсырьё, но связываться не захотел — в конце концов, им работать вместе ещё целую неделю, и незачем портить отношения из-за такого пустяка. Он встал, бросил окурок на асфальт, раздавил подошвой и пошагал через двор.
Лёха подхватил одной рукой носилки и заторопился следом, придерживая другой рукой амбарные книги так, чтобы они не выпали из-за пояса. Ничего, вечером, дома он рассмотрит их хорошенько. «Секретный отдел ОГПУ СССР» — интересно же! Настоящая историческая загадка. А историю Лёха любил, ещё со школы. Он даже собирался поступать в историко-архивный институт, но испугался экзамена по английскому. В этом же ВУЗе преподавала когда-то математику его родная бабка — она и подготовила непутёвого внучка к вступительным экзаменам. А заодно, замолвила словечко перед кем надо в приёмной комиссии. А как иначе? Лёхе, как и многим его ровесникам, совсем не хотелось идти в армию. Тем более, что на дворе стоял восьмидесятый год, и слова «ограниченный контингент советских войск в Афганистане» были у всех на слуху…
Дверь, ведущая в подвал, открылась, и они стали спускаться в душный пропылённый полумрак, скупо освещённый редкими лампочками в решётчатых колпаках. До обеда предстояло сделать ещё две или три ходки.