Страница 1 из 14
Александр Егоров
Весы: Летописи Благоземья. Летопись первая. Тень прошлого
Пролог
О сотворении Мира (из Книги Древних)
Вначале не было ничего, лишь холод и мрак царили вокруг. Но где-то очень далеко, в глубинах Хаоса, где в пустынном Коридоре мерно раскачиваются чаши безмолвных Весов, уже теплилась жизнь. Именно там, вскормлённый Хаосом, родился Творец. Сотни лет он рос, копил силы, черпая их из самих его недр, и в назначенный час покинул свою райскую утробу и вышел на поверхность. Туда, в пустоту, где нет ни света, ни тепла, и вечный холод. И создал мир, который прячется в его глубинах, забираясь в самые укромные его уголки, словно пыль. Согнав эту пыль, Творец создал свой мир, светлый и прекрасный, с множеством плодородных полей, скалистых гор, и рек. Над ним – голубое небо, закрывавшее мир от вечной пронзающей темноты Хаоса, за него цепляются солнечный диск, звёзды и луна…
Создав мир, Творец должен уйти в Умертвие, царство Смерти, где его мрачный хозяин, Трёхликий Смертуш, решит судьбу Всесоздателя.
Дабы исполнилось предначертанное, Творец избавился от остатков силы, подарив её миру. А чтобы сила эта несла миру и его обитателям лишь добро, над миром, под самым куполом небес, поставил Пантеон, где поселил Богов, чтобы день и ночь над миром сим вели дозор. И силой наделил, и каждому дал власть над стихией. Один, он алокожий демон в одежде из огня, Нагош, он пламени властитель. Другой, что холоден и сед, и в волосах его ветра и бури, Пакром, что небом правит. Третий, с кудрями золотыми, сияет ярче всех светил, он Светоч, что солнцем управляет. С ним дочь его, юна, прекрасна, и невинна, в её кудрях тень ночи притаилась, она Тайния, хозяйка ночи.
Творец ушёл в Умертвие, и с того часа началась жизнь в Благоземье. Под пристальным взором Богов множились народы, формировались династии, строились города, и всякий раз народ Благоземья не забывал о том чудесном даре, коим щедро наделил его Творец. Люди, Гномы и Эльфы и быстро освоили ману, жидкость синего цвета, дарующую магическую силу. А, научившись управлять ею, стали использовать её в своих делах – ходили на охоту, готовили пищу, излечивали болезни…
Шло время, а маны в Колодце Силы всё не убавлялось, и уже никто не задумывался о том, откуда она появилась. Жизнь без маны в Благоземье стала немыслима: ремесленники из поколения в поколение передавали своим сыновьям секреты чудесных заклятий, приводящих в движение гончарный круг, или разогревавших сталь без огня, не забывали оттачивать и боевое мастерство. Но в нем не было необходимости, потому что в Благоземье царили мир и покой.
Но этот покой внезапно был разрушен. На границе Серединного Королевства появились незнакомые Благоземцам существа с огненно-алой кожей, низкорослые, с ярко горящими глазами и тонкими конечностями. Они не имели оружия, предпочитая расправляться с жертвами с помощью клыков. Многим тогда показалось странным, что с таким скудным вооружением, алокожие напали на форпост Амсур и безжалостно убили всю стражу, которая, хоть и защищалась, но оказалась беспомощной перед демонами. Шесть часов спустя прибывший на смену отряд обнаружил следы ночного наступления, а уже на следующий день демоны появились в селениях Серединного Королевства. С того момента Благоземье погрузилось в Хаос. Началась война: три народа Благоземья – люди, гномы и эльфы отчаянно противостояли неведомому злу, совершенно не подозревая о том, что там, под самым куполом небес, в райском Пантеоне Боги, избранные Творцом, вынашивают план, как избавить мир от зла. Чтобы исполнить наказ отца-всесоздателя, среди смертных они долго искали того, кто мог бы стать Хранителем Весов. Боги не могут прокидать пределов Хаоса. По их замыслу, Хранитель должен был следить за Демонами в Благоземье, а они, Боги – в Коридоре Миров. Чтобы Хранитель остался инкогнито, его провозгласили Правителем Благоземья. Много славных дел совершил, но, главное, привёл народ Благоземья к победе над Магистрами Тьмы. Но мало кто помнит теперь, что тогда, в битве на Больших Холмах Правитель пропал безвозвратно. Младший из двух братьев, Сметт, пал в неравной битве с Хранителем, забрав его с собой.
С тех пор прошло уже десять лет, и все давно позабыли о старшем Магистре Тьмы, Зорге. После битвы на Больших Холмах Зорг с позором скрылся в Глубинах Хаоса.
Вступление
Время стояло позднее: голубой купол небес, укрытый чёрным покрывалом ночи, смотрел на землю, источая таинственную прохладу, а на его совершенно ровной глади мерцали звёзды. Там, в Священном Пантеоне Солнечный Бог Светоч уступил своё место на Троне Богов своей дочери, Тайнии. Девушка ещё совсем юна и нередко играет со звёздами, то сбрасывая их с купола к самому горизонту, то зажигая снова. А если это не приносит девушке наслаждения, она сначала погружает Благоденцев в спокойный безмятежный сон, а потом посылает им видения.
Но этой ночью её чары были слабы. В нескольких домах всё ещё горел свет. Но ярче других он сиял в окне высокой заброшенной башни далеко за пределами королевства. Сейчас уже никто не вспомнит, что когда-то это была дозорная башня: стены разваливаются и во многих местах зияют дыры, так что здесь частенько гуляет ветер, но наверху тепло. Её хозяин так же стар, как и она сама и, кажется, чем-то похож на неё: его одежда так же рвётся по швам, и он так же заброшен. Он живёт уже десять лет и зарабатывает себе на хлеб тем, что переписывает книги. Должность для старца вполне не плохая и ему не было бы так обидно, если бы не одно обстоятельство. Десять лет назад он служил при дворе и был там придворным магом. Царственному Дирею он служил верой и правдой, пока тот не пропал. Его сын, ныне царствующий Владыка Элейм не знает, почему пропал его отец.
Мерглал – так звали старца – засиделся за работой. Она так увлекла писаря, что уже несколько часов он не замечал усталости, а продолжал аккуратно выводить пером на толстом пергаменте замысловатые руны. Было видно, как белый лист постепенно заполнялся драгоценными письменами. Другой лист, что лежал рядом, точно под правой рукой, которая опиралась на стол и старательно выводила символы. Часть листа оставалась чистой и на ней явственно вырисовывалась тень писца. Временами они прерывались, но вскоре заострённый кончик гусиного пера, с лёгким, едва слышным шуршаньем касаясь листа, вновь продолжал их на удивление быстрый бег. На первый взгляд могло показаться, что эта работа давалась старцу легко. Но, приглядевшись по внимательнее, можно было легко догадаться, что писарь устал: его тонкая фигура, облачённая в серые, очень длинные до самого пола, одежды, скрючилась, повисла над столом. Длинные седые волосы слипшимися копнами ниспадали на ценный пергамент. Такая же длинная, уже свалявшаяся, неухоженная борода только мешала, то и дело попадаясь под руку. Это чрезвычайно злило Мерглала и, когда грязно-серый, свалявшийся ковёр его собственных волос вновь мешал его работе, писарь, недовольно ворча, прерывался, поправлял бороду и вновь брался за перо.
На столе, прижатом к стенке напротив окна, стояла свеча, и отбрасывала чёрную изломанную тень, которая ползла по столу и заканчивалась у холодной серой каменной стены, немного затронув оконную раму. Было заметно, что свеча горит уже очень долго. Если внимательно приглядеться к глиняной плошке с толстой неизящной ручкой, укреплённой сбоку, в которой стояла свеча, можно было разглядеть стёкшие вниз давно засохшие куски воска. Они висели на свече, как массивные шторы и в некоторых местах облепили края чашки, сплетясь в причудливый узор.
Рука Мерглала, сжимавшая тонкое, почти невесомое перо, вдруг застыла, вытянутой чёрной тенью повиснув над испещрённым замысловатыми крючковатыми символами листом пергамента. Он выпрямил голову, на секунду коснувшись взглядом окна, за которым по-прежнему царствовала ночь. Это удивило Мерглала. Оторвавшись от пергамента, он небрежно бросил перо в чернильницу и потёр глаза.