Жестокие духи

– Тут кто-то есть? – позвала она, гадая, куда мог подеваться мужчина. Она напрягла слух, надеясь уловить его шаги, но услышала только свист кондиционера.

Сомин уже собиралась сдаться и вернуться, когда заметила старика. Он стоял, практически прижавшись лицом к двери. На нем был больничный халат, и Сомин подумала, что, может быть, его палату заперли. Могут ли вообще запирать палаты в больнице?

– Господин, вы в порядке? – Сомин оглянулась в поисках медсестры или кого-нибудь, кто мог бы помочь.

Он повернулся к ней, и Сомин, невольно вскрикнув, отпрянула назад.

Глаза у мужчины были белыми как снег, и сквозь них был виден другой конец коридора.

Сомин закрыла рот руками, испугавшись, что крик может спровоцировать мужчину. Но тот только свернул в холл. Он не шел; его ноги не касались земли. Он мягко плыл по коридору.

А потом растворился в бежевой стене.

Сомин зажмурилась так сильно, что в глазах вспыхнули искры. Должно быть, ей померещилось. Не может же это быть правдой. Просто отсроченный тепловой удар или что-нибудь в этом роде.

Чьи-то руки опустились ей на плечи, и Сомин снова взвизгнула. Резко развернувшись, она встала в оборонительную стойку. Но вместо призрачной фигуры Сомин увидела Чуну.

– Ого, я пришел с миром. Я здесь не для того, чтобы драться. – Чуну поднял руки ладонями вверх.

Сомин закрыла глаза и скрестила кулаки на груди, поверх своего часто бьющегося сердца.

– Не подкрадывайся так к людям!

– Так я тебя звал. Я думал, ты меня слышала.

Сомин глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.

– Нет, я… я отвлеклась.

– Отвлеклась на этот совершенно пустой коридор? – спросил Чуну, заглядывая к ней за спину.

– Не твое дело. – Сомин припустила было по коридору, но передумала. Если именно сюда ушел тот… мужчина, то вряд ли она хочет здесь находиться. По крайней мере одна. Она повернулась и посмотрела на Чуну. Попыталась определиться, что лучше: его компания или призраки.

– Я практически слышу, как в твоей голове крутятся мысли.

– Нет, не слышишь, – сказала Сомин, но на мгновение задалась вопросом, может ли токкэби действительно каким-то образом прочитать ее мысли.

– Что ж, точно могу сказать, что ты напугана. Давай-ка пойдем отсюда.

Она кивнула и позволила Чуну отвести ее обратно в главное больничное крыло.

– Ты пыталась за мной проследить? – полюбопытствовал Чуну.

Сомин рассмеялась:

– Конечно, нет. Ты последний человек, с кем я согласилась бы добровольно провести время. Я просто заблудилась.

Чуну остановился, и Сомин тоже пришлось замереть, иначе бы она налетела на него. Он повернулся и склонил голову набок, словно рассматривая ее.

– Ты еще не устала так сильно ненавидеть меня, Ли Сомин? – спросил Чуну.

Сомин раздражало, как приятно звучал его голос. Как его самоуверенные слова походили на мурлыканье.

– Все же очевидно: так я оберегаю себя от сильного влечения к тебе.

Чуну удивленно нахмурил брови:

– Правда?

– Нет. – Сомин покачала головой. – Я ненавижу тебя. Тебе следует научиться доверять своим инстинктам.

Его улыбка вернулась, но стала острой, как бритва.

– Ты действительно ненавидишь меня или все-таки боишься?

Сомин усмехнулась:

– Ты считаешь, я тебя боюсь?

Он многозначительно наклонился к ней:

– Может быть, ты боишься своих собственных чувств.

Снова в ней, как пар в скороварке, поднялся дух соперничества. Она чувствовала нависший над ней вызов и не хотела проигрывать.

Хрипло рассмеявшись, Сомин протянула руку и схватила Чуну за воротник. Впервые за все время он выглядел потрясенным. Несколько секунд она наслаждалась удивлением в его широко раскрытых глазах, прежде чем прижаться губами к его губам.

Ей потребовалось всего десять секунд, чтобы пожалеть о своем решении. Не из-за поцелуя. Ну… да, из-за поцелуя. Потому что он вызвал в ней что-то, чего она никогда раньше не чувствовала. Как будто каждый нерв в ее теле внезапно стал в десять раз чувствительнее. Она слышала, как бешено бьется сердце. Чувствовала, как онемели конечности. Хотелось, чтобы поцелуй продолжался как можно дольше. Поэтому она отпустила воротник Чуну и обвила руками его шею.

Он тоже обхватил ее руками. Сначала нерешительно. Затем положил ладони Сомин на талию, притягивая ее к себе. И, когда их тела соприкоснулись, он наклонил голову, углубляя поцелуй.

Сомин не думала, что поцелуй может оказаться… чем-то большим. Но он оказался. Чуну блаженно застонал, и этот стон эхом отозвался в ней. Заставил ее желать большего.

Затем в голове у Сомин как будто щелкнул переключатель: она осознала, что творит, и оттолкнула Чуну. Секунду назад они так крепко прижимались друг к другу, но, как только она отстранилась, он отпустил ее. Как будто знал, что ей нужно пространство, иначе она не сможет дышать. Или по крайней мере так ей казалось, пока она глотала ртом воздух.

Сомин не хотела смотреть на Чуну, но не могла оторвать взгляда от его лица. Глаза его были затуманены, словно он по-прежнему был погружен в то, что только что произошло. Словно он не знал, что теперь сделать или сказать.

Они оба не знали: Сомин тоже не могла понять, как открыть рот и выдавить хоть слово.

Но, подумав о своем рте, она вспомнила о своих губах. А потом о его губах. А потом о том, что они только что сделали, и ей захотелось растаять и лужицей соскользнуть в канализацию.

– Что ж, похоже, ты доказала, что я ошибался, – проговорил Чуну.

А Сомин даже не могла вспомнить, о чем они спорили. Только знала, что должна уйти. Она не могла сейчас находиться рядом с ним. Вернее, если быть честной, ей хотелось снова оказаться в его объятиях, и с этим Сомин смириться не могла.

– Я пойду проведаю Миён, – сказала она и поспешила по коридору, отчаянно желая сберечь остатки гордости.

9

Как только Миён проснулась, ее ноздри наполнили запах антисептика и уксусная отдушка моющего средства. Поэтому, еще не открыв глаза, она догадалась, что находится в больнице. Она ненавидела больницы. Миён бывала в них лишь несколько раз, когда Джихун был ранен и когда его хальмони умирала. Для нее больницы ассоциировались не с исцелением.

Открыв глаза, она увидела, как по комнате расхаживает Джихун. Его руки были крепко сжаты в кулаки.

– Мог бы и не оставаться, – прохрипела она.

– Миён-а. – В два шага Джихун подскочил к ней. – Ты меня напугала. – Он сел на край кровати. Какое же приятное тепло исходило от его тела.

Миён обняла его за талию. Теперь она чувствовала его запах, крупицы стирального порошка, которые прилипли к его рубашке, а под ними – почти что сладкий аромат кожи, похожий на сливки. Джихун погладил Миён по голове, перебирая пальцами пряди ее волос. Это было приятно – как нежный массаж кожи головы.

Ей хотелось остаться здесь навсегда. Просто сидеть с ним в обнимку. Тишина уютно окутывала их. Миён попробовала его ци, сладкую и шипучую, как сидр, но под ней скрывалась горькая тревога.

– Ты устал и встревожен, – заметила Миён. – Я это чую.

– Эй, мы разве не договорились, что ты не будешь использовать на мне свои оставшиеся лисьи способности, а я не буду заставлять тебя слушать мои тирады о LOL?[23] – напомнил Джихун.

Миён отодвинулась:

– Ляг со мной.

Джихун улыбнулся:

– Могла бы сразу сказать, что хочешь затащить меня в постель.

Она попыталась сдержать улыбку, но не вышло. Джихун знал, как заставить ее смеяться вопреки всему.

– Врачи что-нибудь сказали? – поинтересовалась Миён, когда они улеглись лицом к лицу на узкой больничной койке.

– Они думают, что ты просто переутомлена и обезвожена.

– Когда я могу уехать? – спросила она.

– Тебе здесь плохо? – Джихун нахмурился.

Миён вспомнила все, что он рассказывал ей о тех трех месяцах в больницах. Как сильно он ненавидел это время. Как болезнь давила на его сердце не меньше, чем на тело.

23

LOL – компьютерная игра League of Legends.