Одержизнь

Бастиан действительно нервничает. Ходит вокруг электромобиля, хмуро поглядывает в сторону дома Бойеров. Улыбается лишь тогда, когда Амелия подбегает к воротам, залезает на них, проезжается на створке и радостно сваливается к нему в руки.

– Привет, папа! Можно я у тебя на коленях поеду?

– Нет, милая. Сегодня ты поедешь с мамой на заднем сиденье. Так надо. Не дуйся. Мы с тобой ещё покатаемся, и я тебе дам порулить.

К машине подходят Вероника и Жиль, сдержанно здороваются. Бастиан открывает перед бывшей женой заднюю дверцу электромобиля, спускает с рук Амелию. Дочь быстренько ныряет в салон, Жиль и Вероника садятся по обе стороны от неё.

– Здравствуйте, мадам Бойер, месье Бойер, – приветствует их с переднего сиденья Мицуко.

– Мадемуазель Кейко! – радостно кричит Амелия. – Вы теперь папина охрана, да?

– Здравствуйте, мадемуазель Каро. Я не Кейко, вы ошиблись. Я Мицуко, секретарь вашего папы, – скромно поясняет японка.

– А пару дней назад была горничной, – не удерживается от ядовитого комментария Вероника.

– Мадам Бойер, – подчёркивая фамилию, обращается к ней Бастиан, усаживаясь за руль. – Вам не всё ли равно?

Вероника бледнеет, открывает рот для ответа, но тут Амелия ловко встревает между взрослыми, дотягивается до руля, шлёпает по клаксону. Резкий звук заставляет всех вздрогнуть.

– Всё, поехали уже, – вздыхает Жиль.

Две минуты пути – и они паркуются на бетонной площадке возле Оси. Бастиан открывает дверь перед Вероникой, но руки не подаёт. Она же ловко перехватывает Амелию, не давая возможности бывшему мужу даже коснуться ребёнка. Мицуко и Жиль выбираются из машины сами. Японка быстро направляется к Оси и исчезает за её стеклянными дверями.

– Амелия, вы с мамой или побудьте в вестибюле, или погуляйте тут неподалёку, – обращается Бастиан к дочке. – За вами спустятся, когда надо будет подписать некоторые документы. Жиль, идём.

Подросток перехватывает возмущённый взгляд Амелии, подмигивает ей и быстро шепчет на ухо:

– Я скоро вернусь, там будет очень скучно.

– Точно? – недоверчиво морщит нос Амелия.

– Уверен. Смотри, чтобы маму никто не украл.

Короткий взгляд на Веронику, комкающую в руке носовой платок, – и парнишка уже бежит ко входу в Ось. В вестибюле, облицованном серым мрамором, к Жилю направляется офицер полиции, но Бастиан останавливает его:

– Благодарю за бдительность. Молодой Советник Бойер со мной.

Жиль с интересом глазеет по сторонам. Как-то по-другому он представлял себе главное здание города-государства. Думал, увидит помпезную роскошь, выставленную напоказ уже в приёмной. Но нет: строгий мрамор, лёгкие диваны в зоне ожидания, обтянутые недорогим материалом, и светильники – обычные овальные лампы мутного стекла, а не дорогущие люстры, как в доме Роберов. Даже девушка на ресепшене простенькая и милая. Приветливо улыбается каждому, кто к ней подходит.

– Жиль! – окликает его Каро. – Нам в лифт.

В лифте подросток исподтишка рассматривает Мицуко. Сейчас в ней ни за что не признать уроженку Третьего круга: туфли на каблуке, изящный серо-голубой костюм с узкой юбкой до колен, уголок кружевного платка, выглядывающий из нагрудного кармана, гранёные тёмные бусы на изящной шее, собранные в пучок волосы, подколотые двумя палочками. Жиль натыкается на её взгляд – спокойный, уверенный взгляд человека, который имеет право быть здесь. И даже незаметно касаться опущенной руки Бастиана Каро.

И снова Жиль задаётся вопросом: зачем она с ним? Кто она на самом деле?

– Месье Бойер, – обращается к нему Бастиан, глядя прямо перед собой. – Сейчас мы выйдем и направимся в зал заседаний. Я прошу вас больше слушать и по возможности меньше говорить. Право защищать интересы Амелии я как отец оставляю за собой. Вы же будете говорить, когда вам предоставят слово. Это понятно?

– Да.

Этот человек в сюртуке, застёгнутом под горло, ничем не напоминает того Бастиана, что вчера возил их с Амелией в порт. Если тот был мягким, заботливым отцом, этот – живое воплощение власти. Спокойный тон, которым отдают приказы. Чёткие формулировки, и нечего возразить, даже если очень хочется. Возражать и не тянет, потому что, какую бы антипатию ни вызывал Бастиан Каро у Жиля, сейчас бывший Советник лучше знает, что надо делать.

Дверь лифта бесшумно отъезжает в сторону, Бастиан покидает его первым, оборачивается, сделав несколько шагов по ковровой дорожке:

– Мицуко, отнеси сводки в отдел снабжения и дожидайся в вестибюле. Жиль, за мной.

Зал заседаний напоминает Жилю суд. Стены, обитые красным бархатом. Кипенно-белые шторы. Пятеро немолодых мужчин за длинным столом, одетых в одинаковые строгие костюмы с вычурной булавкой на отвороте. Ряды неудобных кресел с потёртыми подлокотниками и спинками, сидящие люди – кто в дорогом пиджаке, кто в униформе или в рабочем комбинезоне. В одном из присутствующих подросток с удивлением узнаёт Ксавье Ланглу. Ему очень хочется окликнуть священника, помахать рукой, но лицо Ксавье настолько отрешённо-серьёзное, что Жиль не решается и послушно проходит за Бастианом в первый ряд.

– Месье Каро, где ваша пунктуальность? – раздражённо спрашивает один из пятерых за столом. – Вы задержались на семнадцать минут. И где ваша охрана? Вы нарушаете предписанный судом режим.

– Прошу прощения, председатель Кариньян, – спокойно отвечает Бастиан. – Можете выписать мне штраф.

Последняя реплика вызывает усмешки среди присутствующих элитариев. Председатель хмурится, постукивает по столу карандашом и начинает говорить, поглядывая в бумаги, лежащие перед ним:

– Итак, вчера вы подали срочное прошение, касаемое ситуации с эпидемией неизвестной болезни среди детей Азиля. В нём вы ходатайствуете о выделении городом средств и людей на сопровождение вашей дочери… а дальше я ничего не понял. Каро, куда и зачем вы хотите отправить семилетнего ребёнка?

Бастиан поднимается со своего кресла, встаёт вполоборота к залу:

– Прежде чем ответить на ваш вопрос, месье Кариньян, я спрошу у присутствующего здесь месье Ламонтаня: удалось ли медикам Азиля выяснить, с каким именно заболеванием они имеют дело?

– Нет, не удалось, – неохотно откликается Франсуа Ламонтань. – Мы наблюдаем лишь симптомы, причину выясняем.

– И сколько вы намерены ещё наблюдать и выяснять? А также содержать в карантинной зоне более сотни детей и их родителей?

– У меня нет ответа на этот вопрос.

– То есть сколь угодно долго? Город лишён как минимум сотни работников, а их семьи – кормильцев. Вас не волнует, что условия в карантине, мягко говоря, скотские? У вас ребёнок и взрослый делят одну кровать, пайку получают скудную. Детям негде играть, они заперты в душном бараке. Это, по-вашему, приемлемо?

– Каро, не распаляйтесь! – одёргивает Бастиана председатель.

– Прошу прощения. Собственно, я задержался из-за того, что посетил место, в которое по настоянию месье Ламонтаня хотят поместить мою дочь. Уважаемые присутствующие, это не карантин, это отстойник. И там ничего не делается для того, чтобы облегчить состояние детей или выяснить причины припадков. Также я имел беседу с доктором Второго круга – месье Шабо. Его опыту я более склонен доверять. Мы обсудили с ним версию так называемого нулевого пациента – того, кто заболел первым. Выходит, что это именно моя Амелия. Мы с доктором Шабо сошлись во мнении: решение проблемы – я сознательно избегаю термина «болезнь»! – именно в ней. Я прошу внимательно меня выслушать. Не хотел бы ударяться в мистику – я материалист, но волей-неволей придётся, потому как эта версия – единственная. Моя дочь и совершенно незнакомый ей человек независимо друг от друга утверждают, что истинный нулевой пациент находится вне Азиля и путь к нему известен. А наш единственный шанс для исправления ситуации – поиск этого нулевого.

– Каро, вы идиот? – не выдерживает один из пятёрки за столом.

– Смотря с кем сравнивать, месье Марен, – сдержанно отвечает Бастиан. – Хотя, наверное, всё же идиот. Умные предпочитают держать детей в отстойнике и ждать неизвестно чего неизвестно сколько. Я предлагаю отправить своего ребёнка с командой сопровождения на поиск нулевого пациента. Использовать шанс. И я подал прошение о материальной поддержке и подборе сопровождающих. У меня всё.