Одержизнь

Бастиан хмурится всё сильнее и наконец не выдерживает:

– Стоп! Тома, вы что – предлагаете отправить мою дочь искать не пойми кого не пойми куда?

– Именно. Как можно быстрее. Иначе припадки будут чаще и сильнее, от этого не станет лучше никому. И ваша задача, Советник, убедить людей в управе Азиля в том, что это необходимо.

– Нет-нет! – встревает Жиль. – Месье Йосеф, ей семь! Ей всего семь, а вы говорите… Да её мать не отпустит! Давайте пойду я, мне бы только знать, куда и кого надо найти.

Амелия тянет его за руку. Жиль смолкает, смотрит на неё: чего тебе?

– Жиль, ты не узнаешь того, кто нам нужен. А я узнаю. И ты туда не дойдёшь без меня. А я знаю дорогу. Папа?..

Бастиан смотрит вверх, где видна из-за громады траулера узкая полоса неба. Жилю кажется это ужасно нелепым: мужчина в дорогом костюме, стоящий под днищем корабля посреди пропахшего солью и водорослями дока. Нелепым – как и всё, что они услышали от Тома Йосефа. Нелепым – но от этого не менее настоящим.

– Я понял вас, Тома, – произносит Каро. – Буду думать. Спасибо и до встречи.

– До свидания, месье Йосеф! – машет руками Амелия и первая бежит к лестницам, по которым они спустились в док.

Бастиан быстрым шагом следует за дочерью. Жиль коротко прощается и разворачивается, чтобы уйти, но Йосеф хватает его за запястье:

– Жиль, постой. Я должен сказать и тебе. Ты помнишь, что всё не случайно?

– Угу, – кивает юный Бойер.

– Этот мир живёт узами. Кому-то это шёлковые ленточки, кому-то – проволочный капкан. Ты накрепко повязан с судьбой города, мальчик. Как и тот, кого ты по привычке продолжаешь ненавидеть. Жиль, это будет непросто. Это будет горько.

– Что – горько?

– Потом поймёшь. Я прошу тебя об одном: помни, что ты нужен Азилю. Как бы ни было плохо.

– Ну, спасибо за настрой, – криво ухмыляется Жиль.

Пальцы сварщика отпускают его запястье. Тома Йосеф возвращается к работе. Подросток пожимает плечами и бежит догонять Амелию и Бастиана. Домой ехать нет ни малейшего желания. Но ещё меньше хочется вдумываться в услышанное от Йосефа.

«А вот ни слова Веронике не скажу! – решает на бегу мальчишка. – Пусть ей Каро всё объясняет. А я… если действительно Амелии разрешат идти искать тот самый ключ, я уйду с ней. И к чёрту город, которому я так нужен».

Длинный подол изумрудно-зелёного платья грязен и мокр. В плетёные кожаные сандалии то и дело попадают мелкие камушки, подвёрнутая нога ноет. Вероника Бойер молча плачет, некрасиво кривя губы и размазывая слёзы по лицу. Ей уже всё равно, увидит ли её кто-то из соседей, подумают ли о ней неподобающе её статусу. Амелии нигде нет, и это всё, что сейчас имеет значение.

Они с Ганной обыскали весь дом – от чердака до подвала. Вероника сорвала голос, зовя дочь. Просила, угрожала, умоляла, обещала, что не отдаст свою малышку никому-никому… Доктор Ламонтань подождал полчаса, махнул рукой и ушёл. Конечно, мадам Бойер тут же сообщит, когда девочка найдётся. Да, она согласна, что её необходимо поместить в карантин, она же понимает, что безопасность города…

Вероника плачет. Бредёт по пыльной обочине под сенью цветущих садов Ядра, роняя слёзы. Сейчас она чувствует себя беспомощной. Будто это она потерялась, а не Амелия. И никто её не ищет.

Она обшарила сад, перевернула всё, где можно спрятаться, в гараже и пристройке. Бегала к реке. Опросила всех соседей. Амелия исчезла, никто не видел её. Больше всего Вероника боится, что напуганный ребёнок убежал вдоль реки, пролез через решётку, поскользнулся на камнях…

«С ней Жиль, – твердит про себя Вероника, вытирая мокрые щёки. – Не смей думать о плохом, с ней Жиль».

Мимо проносится электромобиль, и Вероника едва успевает убраться с его пути. Она неловко отпрыгивает в сторону, подвёрнутая нога напоминает о себе, и молодая женщина падает в заросли придорожного кустарника. Машина останавливается неподалёку, хлопает дверца, к Веронике подбегает Сельен Лефевр:

– Господи, мадам Бойер, вы целы?

Он выглядит напуганным. Поднимает всхлипывающую Веронику, отряхивает ей подол длинного платья.

– Я вас не видел, честное слово, простите… Вам больно?

Она молча качает головой, прячет зарёванное лицо в ладонях.

– Позвольте, я вас довезу? – заботливо предлагает Сельен. – Опирайтесь на меня, пойдёмте в машину.

Он усаживает её на переднее сиденье, отходит на пару шагов в сторону.

– Давайте вы пока чуть успокоитесь, а я покурю?

– Хорошо, – едва слышно шепчет Вероника.

Сельен достаёт из бардачка антикварный портсигар, шлепком о ладонь ловко вытряхивает сигарету, щёлкает зажигалкой. Отходит к заднему крылу, затягивается, опираясь на багажник. Вероника поглядывает на него в боковое зеркало, потом спохватывается, смотрит на себя. Растрёпанная, с опухшими от слёз глазами, руки до локтей исцарапаны ветками кустов, подол платья по краю грязный… Вероника стыдливо прячет в кулаки пальцы с обкусанными уголками ногтей, наскоро поправляет причёску. Ловит сочувствующий взгляд молодого Лефевра и вдруг вспоминает о том, что они ровесники. Невольно она сравнивает себя и этого беззаботного мальчишку, красавца номер один в Ядре. «Почему мне за себя так неловко? Мы равны, но рядом с ним я словно оборванка из трущоб или прислуга…»

– Мадам Бойер?..

Снова набегают слёзы, заставляя Веронику часто моргать, отворачиваться.

– Ресница в глаз попала, – дрожащим голосом врёт она.

Сельен докуривает, щелчком отправляет окурок на обочину. Возвращается на место водителя, косится на пассажирку:

– Вероника, что у тебя случилось, а?

Это простое обращение, от которого она так отвыкла, рвёт что-то внутри. Слёзы уже не капают – бегут, обгоняя друг друга.

– Дочка пропала… – выдавливает она.

– Это серьёзно. Удрала гулять?

– Нет. Она… – Вероника всхлипывает, прикрывает рот ладонью: господи, как неприлично рыдать…

– У отца искала?

– Нет…

– Поехали.

Те несколько минут, что занимает их путь до особняка Каро, Вероника чувствует себя идиоткой. Почему она сразу об этом не подумала? Куда ещё могла убежать обиженная, напуганная Амелия, кроме как к отцу?

«Она же боится его, – вспоминает Вероника, и тут же мысль сменяется другой: – Уже нет. За книгой в библиотеку ходила – значит, не боится. Ты трусливей, чем семилетняя кроха, Вероника Бойер. Это ты боишься, не она».

Электромобиль Сельена сигналит у ворот дома Каро. Сельен опускает стекло, ободряюще улыбается Веронике. С крыльца резво сбегает охранник:

– Месье Лефевр, моё почтение. Чем могу помочь?

– Мадемуазель Каро у вас? – грубовато, игнорируя приветствие, спрашивает Сельен, заправляя за ухо золотистую чёлку.

– Нет, месье.

– Тогда зови хозяина. И побыстрее.

Охранник мнётся, нервно щёлкает пальцами.

– Ну?.. – напоминает о себе Сельен. – Мне самому сходить?

– Дело в том, что месье Каро срочно отъехал по делам, – бледнея, отвечает наконец охранник.

– Надо же! А что, домашний арест закончился? – Голос Лефевра-младшего источает ехидство.

И тут Веронику осеняет:

– Погодите. Он уехал с Амелией?

Охранник молча кивает. Вероника откидывается на спинку сиденья, медленно выдыхает. «Ну вот. Я хотя бы знаю, с кем дочь», – с облегчением думает она.

– Давно уехал? – интересуется Сельен.

– Часа четыре будет.

– Та-ак… Ты валишь в Ось писать признание в халатном отношении к своим обязанностям и докладывать о том, что месье Каро поехал прогуляться. Да-да, прямо сейчас. А мы с вами, мадам Бойер, едем к вам домой. Ваша нянька умеет варить кофе?

– У нас только чай, – неловко краснея, отвечает Вероника.

– А я и от чая не откажусь.

Электромобиль срывается с места, заставив молодую женщину вжаться в сиденье. Сельен косится на неё, сбрасывает скорость.