Страница 20 из 69
– Так чего рассказывать?
– Про жизнь.
Вовка молчал, смотрел по сторонам, потом нехотя ответил:
– Ты знаешь, в деревню часто приезжают наши одноклассники. И все спрашивают «про жизнь». Хотя сами видят, какая вокруг жизнь. От такой жизни и разбежалась молодежь. Большинство. А я вот не сумел уехать, не решился. Родителей не могу бросить. Ты же видел их…
– Да ладно, чего ты. Я же не об этом спрашиваю.
– А о чем?
– Ну, как твои личные планы? Куда после затопления собираешься?
– Личные планы в тумане. Валька моя уже умотала отсюда, и даже меня в известность не поставила. В армию меня не берут, нашли плоскостопие. Пока работаю, а там видно будет… Ты лучше о себе расскажи, – сказал Вовка.
– Да тоже нечего рассказывать. Учился в техникуме, работал мастером на стройке, сейчас ухожу в армию.
– Вот и поговорили. Видишь, Саня, сколько не виделись, а поговорить не о чем. Пойдем на улицу, чего мы дома торчим.
…Они остановились на угоре. Вокруг, на окружающих деревню сопках, ставших похожими на лысые старческие головы, деревьев уже не стало. Спилили. Не пропадать же добру.
– Много еще леса осталось?
– Много. Но под воду уйдет еще больше.
– Как это?
– Не подобраться к нему. Сейчас пытаемся, но не можем отдельные десятины свалить.
– И что будет?
– Ничего не будет. Останется в воде.
– Но он же сгниет!
– Конечно. Ты знаешь, Саня, больше всего мне жалко наши сенокосные поляны. Помнишь, пацанами ездили на сенокос? Сейчас все тягачами изуродовано, в лесу завалы спиленных деревьев, которые должны всплыть по идее. Но они не всплывут.
– Почему?
– Намокнут и не всплывут. А убрать – нет ни времени, ни денег, ни желания.
– А зачем было так спешить?
– К Новому году подарок Родине сделать.
– Правда, что ли?
– Ты же строитель. Должен знать, что в нашей стране строят от праздника до праздника.
– Не понял.
– Начинается стройка в канун какого-нибудь большого праздника, 1-го мая, или 7-го ноября, и заканчивается в канун их же. Редкий случай, когда сдают к Новому году. Не веришь? Проверь. Потому и торопимся, на мелочи внимания не обращаем.
Саша вспомнил о стройке, где он еще недавно работал. Там тоже дата существовала.
– А может, по-другому нельзя?
– Может быть.
Они прошли до конца улицы, остановились напротив Красного Яра.
– Повезло Красному Яру, – сказал Саша, – его не затопит никогда.
– Только ниже ростом станет, – добавил Вовка.
– Почему ниже?
Вовка засмеялся:
– Он не дерево, не всплывет.
Саша посмотрел с восторгом на реку, восхитился ее ледяной грацией в обрамлении снежной опушки.
– Смотрю я, и вроде чего-то не хватает. Не вижу катка, который мы каждый год делали.
– Уже второй год нет катка на реке. А для кого делать? Каждый день кто-то рвет когти отсюда.
– Но школа-то работает!
– Сидят в двух классных комнатах.
– Но до затопления еще далеко.
– Далеко, близко? Людей не удержишь. Каждый свою судьбу решает.
– Ну а ты, похоже, будешь до конца стоять?
– Пока не знаю. Мать даже говорить об этом не хочет. Говорит, здесь и умирать будет. А отец, хоть ничего и не говорит, но думает так же. Переедем туда, где государство хату даст.
– Моя мама с сестрами так же решили.
– Тут многие так решили.
– Тоскливо.
– Тоскливо, Сань, но что поделаешь, нас не спрашивают.
– А если бы и спросили? Никто против не выскажется.
– Ты когда уезжаешь?
– Послезавтра.
– Где будешь служить?
– Не знаю.
– Хоть белый свет увидишь.
– Смотря куда попаду.
Друзья шли по деревенской улице. Вернее, по ее центральной части, которая была очищена от снега. Слева и справа занесенные палисадники, только вершинки забора торчат из-под снега. Крыши домов тоже завалило толстым искрящимся слоем. При ярком свете солнца его белизна резала глаза. Во всех домах топились печи, пахло дымом, запах был томительно родным и необыкновенно вкусным. Дошли до Сашиного дома.
– Ну что, будем расставаться?
– Увидишь наших, передавай привет.
– Увижу, передам.
– Может, придешь проводить?
– Не могу, Саня, завтра уезжаю на делянку. Так что пока, друг, может, когда и увидимся…
– У меня к тебе просьба, Вовка. Если нужно будет помочь моим при переезде, не откажи.
– Мог бы и не говорить. Куда же я денусь?
Пожав друг другу руки, приятели расстались.
Кончился отпуск. В последний день мать расстаралась – состряпала шаньги, пирожки, расстегаи и прочие вкусные сибирские лакомства. К обеду накрыли стол, пригласили соседей. Было много разговоров, напутствий, пожеланий. Только к вечеру они остались одни. Сестры, убрав со стола, убежали в клуб, туда привезли новую кинокартину. Мать смотрела на Сашу полными слез глазами.
– Ну чего ты, мама? – спрашивал Саша. – Отслужу в армии, приеду к тебе, и уже больше никогда не расстанемся.
– Спасибо тебе за эти слова. Вот, возьми от меня подарок. Он не совсем обычный, береги его, не потеряй.
– Ну что ты, мама.
Она подошла к шкатулке, открыла ее и достала железный крестик на цепочке.
– Жаль, что тебя не крестили, пусть он спасает и хранит тебя.
– Мама, как же мне его носить? Особенно в армии.
– Пусть он всегда будет с тобой, я умоляю тебя, Сашенька.
– Хорошо.
Она подошла, аккуратно застегнула крошечный карабинчик на шее сына, расправила цепочку, опустив крестик под майку.
– Ну вот, ничего и не видно.
Саша молчал. За окном быстро сгустились сумерки, и только белый снег отражал свет луны, холодной, как все вокруг. Молодой человек отошел от окна, сел за деревянный стол, накрытый белой скатертью с вышивкой. Сколько помнил себя, по всем праздничным и торжественным дням накрывалась на стол эта скатерть.
Он смотрел на любимое, в морщинках лицо, аккуратно обрамленное седыми волосами, и с чуть прищуренными, все понимающими глазами.
Цвет материнских глаз совпадал с цветом ее темно-синего платья в белый горошек. Это было самое любимое мамино платье. Оно ловко сидело на ней, совсем не по-деревенски.
– Береги себя, сынок.
– Хорошо, мама, постараюсь. Только и ты себя береги. Желудок у тебя болит, надо врачу показаться…
– Иногда так внутри горит, будто там костер развели. У врача нашего я была, но надо ехать в районную больницу или в областную. Может, там что-нибудь скажут?
– Мама, дай мне слово, что съездишь.
– Обязательно, сынок. Даю тебе слово.
Они еще долго смотрели друг на друга, ведя разговор об обычных делах. Затем мать постелила постель и, как в детстве, погладила и поцеловала голову сына, пожелав ему доброй ночи.
Глава четвертая
На призывной пункт Саша пришел рано. Около дверей никого не было. Он уже было подумал, что перепутал адрес. Подошел ближе к вывеске, прочитал. Нет, не ошибся. В это время подошел еще один паренек.
– Тут забирают в армию?
– Вроде тут.
– Тебя как звать?
– Саша.
– Меня Рома. Ты тоже в двадцатой команде?
– Не знаю.
– А что на повестке написано?
– Повестку забрали в военкомате.
– Ну, а я в двадцатой. Значит, поеду в Афган. Я это потому знаю, что мой двоюродный брат служил в Джелалабаде, в пехоте. Он мне много чего порассказал…
– Но в Афган же берут добровольцев!
– Что, отказаться хочешь? Не получится, братан.
– Почему?
– По кочану. Выполнять интернациональный долг – обязанность каждого советского человека.
Саша с невольным уважением посмотрел на парня, который легко выговаривал трудные слова и выпаливал длинные предложения. Видимо, произносил он их не в первый раз, но вряд ли понимал их точный смысл. Отвернувшись, Саша тихо сказал, словно бы невзначай:
– Я никому ничего не должен.
– Что ты сказал? – переспросил Роман.
– Что слышал, – ответил Саша.
– Да ладно, не обижайся. Может, вместе служить придется, – улыбаясь, Роман протянул руку. Саша пожал ее.