Страница 1 из 20
День 1
Я почему то больше всего люблю именно это фото: Он тогда приехал ко мне в первый раз на семейное торжество. Рваные голубые джинсы, на которых я настояла, а потом Он на меня ругался. Ему было неудобно от взгляда моей мамы, которая конечно же успела поинтересоваться, почему бы красивому мальчику не купить себе новые джинсы! Черный по горло свитер, вьющиеся светлые волосы, красиво очерченные полные губы, золотая серьга в ухе, которую я обожала. Он тогда ещё я помню так заразительно смеялся и шутил, что очаровал всех моих родных, особенно старшую сестру. Она пожала Ему руку, сказала, что Он клёвый чувак, мне шепнула, что Он секси. Ларку я обожала и это для меня была пожалуй самое важное мнение. Мы были сводными сестрами, но при этом мы обожали друг друга. Ларка после школы моделила, тусила с компанией Майка из Питерского Зоопарка, ходила в горы, при этом не признавая походы с мужиками (нытики и вообще все время хотят жрать), прыгала с парашутом, а 18 лет в первый раз выскочила замуж. В общем ее жизнь была всегда максимально насыщенная, пока она вдруг резко не остепенилась и не вышла замуж (честно, я не помню в какой раз), сразу родив подряд двух классных сыновей. Причем второй, сидя в животе, успел со своей сумасшедшей мамашей подняться в горы Тянь -Шаня. Ларка была моим идеалом, моим солнцем.
От родителей я не ждала ничего хорошего. До моего рождения они были на грани развода. Хотя сколько я себя помню, они всегда на ней были. Отец не хотел и не был готов к появлению очередного ребенка, с которым даже после второго он так и не знал, что делать, кроме как орать и бить почти до 11 класса. Мама пыталась слабо защищать меня в детстве, но обычно ей доставалось и самой. Это всё длилось до появления младшей сестренки. Внезапно у папы, после того как она чуть не умерла в младенчестве, появились отцовские чувства, он носился с ней как сумасшедший. Меня родители иногда редко, но все таки замечали: отец, что бы дать в ухо, если ему вдруг казалось, что я как то не так веду себя с сестрой, а мама периодически начинала меня вопитывать. Но мне это было все уже не нужно и при малейшей возможности я сбегала к кому нибудь жить.
Первой моей любовью был барабанщик Осип. Мы жили с ним на Проспекте Мира в коммуналке. Кроме матраса и барабанов в нашей комнате больше ничего не было. Нас вполне устраивало. Нам было хорошо, хотя и не просто. Он был умен, талантлив, но ему почему то всегда было меня мало. Он вечно сомневался в моих чувствах, не понимал, что может быть у нас общего, пока я его не застала с его бывшей девицей. Установка была сломана, барабан одет ему на шею, девку выставила за дверь в чем мать родила. От отца мне к сожалению достался только бешенный нрав , который к счастью редко, но просыпался.
Я вернулась домой, но долго не выдержала: "мы же тебя предупреждали", "ты неправильно живёшь", "а вот твоя подруга в МГУ". После того, как сорвалось мое поступление во ВГИК, жизнь с семьей стала невыносимой. Я мечтала стать сценаристом, писала для детского театра смешно и остроумно. Дети любили мои спектакли и я рассчитывала на лёгкое поступление. Фактически я все сдала, пройдя бешеный творческий конкурс, сдав экзамены, написав едкую рецензий на комедийный фильм про отношения русских и евреев, но мастер меня зарубил на собеседовании. Он слишком близко ее принял к сердцу, кричал, что шовинисту, пишущему фантастику, в институте делать нечего. Я кричала в ответ, что шовинисткой не могу быть по определению, так как моя мама еврейка и фантастика это отлично и снять можно легко, а ведь Тарковский снимал! Тарковского он уже пережить не смог. Профессор решил, что я себя сравниваю с Великим. После этого меня выставили из аудитории. Я сидела в шоке на полу института. Ребята периодически подходили меня поздравлять, думали, что я поступила и сижу мол в трансе от радости. Никто не сомневался, что поступила. Считали, что я и Пашка лучшие на потоке. После подошёл Ежов, легенда и любимый преподаватель. Белое солнце пустыни наше всё! Он по отечески пригласил меня к себе поступать на следующий год, просил не обижаться на старого дурака. Можно было поступить на платный. Он тогда стоил всего 100 долларов и по тем временам фактически бесплатно. Но родители упёрлись, отец кричал, что я мол говорил, что тебе только путь в дворники и ничего из тебя путного не выйдет. Короче денег мне не дали. У Лариски мне тогда не пришло в голову просить, а она через много лет меня ругала за это.
Там же после собеседования я познакомилась со старшекурсником, с которым уехала автостопом в Крым. Он оказался подобием моего отца в миниатюре. После первой его попытки ударить меня с занесённым кулаком, когда он посчитал, что я слишком грубо ему ответила, он через 5 минут лежал с разбитым носом. Я пыталась его добить, но подбежавшие ребята не дали.
После я почти не появлялась дома. Родители презрительно разговаривали со мной сквозь зубы в редкие наши встречи. Я познакомилась с очередным парнем, который стал для меня просто солнцем в окошке. Он тоже был музыкантом, меня обожал, писал мне письма в редкие наши разлуки. Я была его музой, менеджером и любовницей. Все у нас развивалось красиво и жили бы мы долго и счастливо пока на горизонте не появилась шикарная блонди Кира с своей огромной грудью 9 размера. Мы с ней подружились: она была очаровательна и с отличным чувством юмора, но не без блядинки. Я ничего не подозревала, даже когда он стал задерживаться в студии после репетиций. Серёжка, мой самый близкий и родной друг (брат и сестра как мы друг друга называли) правда пытался мне намекать, что что то не чисто, но у меня это только вызывало удивление. Мне казалось, что Серёжка просто ревнует. В таком счастливом неведении и почти уже в статусе невесты я проходила ещё пару лет, пока не застала их вдвоём.
Я помню, что приехала домой пораньше, что бы сделать ему сюрприз. О, да, сюрприз был отличный для обоих!
Он лежал, полностью погрузившись в ее огромную обнаженную грудь. Вернее голые они были оба. Я примчалась с отличной новостью, что я пробила им маленький тур по городам! Потом я не помню почти ничего. Перед глазами все заволокло красным. Я почти оглохла. Я видела только его как мне казалось открывающийся беззвучно рот и ее наглые глаза. Она смеялась надо мной, над моими чувствами, над моей наивностью. Дальше все было смутно. Киру за волосы выволокла за дверь голяком, Сашка получил по тому месту, которым он умел отлично пользоваться. Пирсинг из его носа, самолично мною проколотый, был выдернут вместе с мясом, новый Стратокастер был разбит в щепки.
На этом все закончилось для меня на год. Я жила дома, родители меня не трогали. Год я не могла ни с кем разговаривать из своей бывшей компании, даже с Серёжей. Серёжка звонил мне каждый день по 10 раз, приезжал, но я ему дверь не открыла. Я не могла больше никого не слышать не видеть. Боль была такая жуткая, что я физически ее ощущала, когда мне каждый день приходилось проезжать на работу мимо Аэропорта. Я начинала плакать, начинала задыхаться. В общем меня эти отношения выжали как лимон.
Впрочем через какое то время Сашка вдруг оказался на моем пороге с огромным букетом цветов, с клятвенными обещаниями, что лучше меня никого нет и вообще давай поженимся. Я в каком то ступоре его впустила, мы отлично провели время, после чего я, прижав бывшего любимого голым задом к двери, нажав тихонько на дверную ручку, вытолкнула его за дверь. Одежда с цветами полетели за балкон с 16 этажа. Заметив, что его джинсы с бельем благополучно приземлились на козырек крыши, я спокойная вернулась домой. Он все это время продолжал ломится в дверь, умоляя меня впустить его обратно. Я отключила дверной звонок, включила Кэнибал Корпс, одела наушники и неожиданно для себя начала смеяться. Смеялась я долго и с удовольствием, представляя как он пытается достать свои джинсы.