Неправильная училка

Он уже расстёгивает ремень, а я в панике глаза скашиваю, никого нет. Но ведь могут прийти, могут потом доложить. Он вытащил свой огромный член и уже водил им головкой по моим губам. Черт, он уже на грани…

— Платон, не здесь же,

— Здесь, сука, я хочу трахнуть тебя именно здесь, — он надавливает мне на щеки, всовывая палец между пересохших губ, а я задыхаюсь и чувствую, как скапливается сладкая влага во рту, как стекает по подбородку, как намокает ворот рубашки. На, черт тебя, дери!

Кусаю палец и тут же получаю новый рывок за волосы.

— Еще раз укусишь, будешь сосать без зубов.

— Да послушай ты, — совсем свихнулся, в его глазах ни грамма разума. — Если нас сейчас увидят, весь смысл шантажа сойдет на нет, понимаешь. Я и так буду опозорена. Платон, твою мать.

Он головой трясет, рукой проводит по лицу и на меня смотрит, словно не видит.

— А когда в порнухе снималась, не думала о позоре?

Я бы могла сейчас ему все рассказать, но слышать в его голосе смех и недоверие противно будет. Только хуже сделала..

— Ты можешь думать, что хочешь.

— Прогресс на лицо, Уже на ты. Ладно, пошли, — дергает он меня и тащит по коридору, а я снова вырываюсь.

— Платон, черт тебя дери. Мы должны выйти не вместе, иначе….

— Шантаж потеряет смысл, потому что ты и так будешь опозорена, — кривляется он и руки в карманы джинсов сует. Волосы бы его причесать, а то сейчас он похож на тасманского дьявола, который только что кружился в вихре. — Я буду в машине. И попробуй не прийти. Найду и выебу. И мне плевать, что именно ты будешь в этом время делать.

— Поняла?

— Да поняла я, иди уже.

Он поплёлся на выход, а я дождалась статуей, когда он скроется за поворотом и прислонилась к стене. По голове бегали приятные муражки, словно после холодной улицы, я зашла в тепло, а на лице невольно, совершенно бездумно играла улыбка. Он не сдаст меня, потому что не захочет упустить шанс потрахаться с порнозвездой по его мнению. Он уже идет на поводу моих желаний, иначе я бы сосала прямо здесь. Облизываю губы, чувствуя солоноватый вкус его кожи.

Вопрос лишь в том, как теперь на этом сыграть.

Глава 14.

Вместо того, чтобы направиться прямиком к машине Платона и пойти на поводу его шантажа, я прошу охранника Саныча открыть мне черный ход, причем даже не вру, когда сообщаю, что меня ждет назойливый поклонник. Спешу на метро, слушая спокойный ритм своего сердца и пытаясь понять, какую тактику поведения выбрать с Распутиным. В конце концов он просто мальчишка, которому очень нужна определенная игрушка, и к моему несчастью ею стала я. Потому что, не обращала на него внимания или не пала жертвой его убийственного обаяния?

Наверное, надо просто переспать с ним и он оставит меня в покое. Все просто, только я все равно бегу на метро, стараясь отсрочить неизбежное. Спешу домой закрыться. Не хочу сегодня, подумаю обо всем завтра. Один день подождет, не обломается.

На губах невольно возникает улыбка, потому что он стоит там, возле вуза и ждет, когда я наконец выйду. Вот только улыбка сползает так же быстро, как появилась, когда я замечаю его машину возле подъезда своего дома. Застываю в арке, оставаясь в тени и не могу пошевелиться. Хотела ведь выиграть день, но сейчас прекрасно понимаю, что мои игры будут только сильнее злить его. И в итоге обыкновенный секс может получиться актом насилия. Он это может, бесспорно.

Наверное поэтому я вместо того, чтобы переждать или снова поехать к Алинке, шагаю вперед, как на плаху, честное слово. И как он добрался сюда так быстро?

Платон курит в окно, сложив свои ноги в фирменных кроссовках в открытое окно. Я замечаю его острый взгляд через боковое зеркало и сразу застываю, борясь с желанием повернуть назад и сбежать. Рвануть, стуча каблуками в тишине ночи, слушая как эхо разносится по стенам двора — колодца.

Но Платон уже убирает ноги, заводит двигатель и сдает назад. Кажется, сейчас он собьет меня прямо здесь, но я не могу двинуться, словно принимая этот страх как наказание за побег. Он тормозит не касаясь меня пары сантиметров, потом поворачивает и паркуется удобнее для тех, кто захочет покинуть парадную. Тут же выходит и направляется прямиком ко мне. Я пытаюсь улыбнуться, но его лицо словно окаменело.

— Ключи мне от своей халупы давай, — протягивает он руку, а я начинаю копаться в сумочке, как назло не находя их. Полминуты, минута. Его лицо напряжено и даже моя неловкая улыбка не помогает. Он просто вырывает у меня сумку, вываливает все на асфальт и тут же подцепляет ключи пальцами.

— Пошли, — тут же рывком к парадной, но я упираюсь.

— Дай мне собрать.

— Потом.

— Сейчас! — кричу я в темноту, а он рывком ко мне за волосы и лицом к лицу.

— Вздумаешь еще раз сбежать или наебать меня, с тобой начнет знакоство не мой член, а мой ремень, — расширяю глаза, прекрасно понимая, что он не врет. Киваю и облизывая губы, прошу.

— Дай собрать. Я быстро.

Он отпускает, но вместо того, чтобы дать мне собрать разбросанное, делает это сам, буквально за пару мгновений, запихивая все обратно. Поднимается, хватает меня за запястье, и мы вместе идем к парадной. Замешательство у входа, но Платон быстро справляется с ключом, и мы поднимаемся по лестнице на самый последний этаж, входим в квартиру, которую когда — то можно было назвать коммунальной, но теперь это скорее хостел, где часто сменяются гости, а я свою мини комнату выкупаю за копейки. В комнату дверь он открывает быстрее, и я начинаю реально паниковать, пытаться придумать, как успокоить его, потому что от дрожи в его руке колотит и меня.

Стоит нам только попасть в комнату, как он запирает ее, и, снимая кроссовки, начинает расстегивать ремень. Вот так сразу.

— Платон…

— Аврора, я на взводе. Не снимешь шмотки сама, разорву к хуям.

Он сдергивает ремень, который падает на пол тяжелой пряжкой, сдергивает чёрную футболку, демонстрируя действительно идеальное тело. Ничего лишнего, все поджарое, подтянутое, совершенное, словно само яблоко, которое буквально заставили съесть Еву в раю. Вот и я сейчас понимаю, что моя жизнь после этой ночи круто изменится, и спокойствия, хотя бы его иллюзии, больше не будет. Потому что сам дьявол сегодня посетил меня.

— Аврора, будет еще время насмотреться, раздевайся! — уже нетерпеливо шипит он и сдергивает последний элемент одежды, а я просто вспыхиваю, словно застигнутая врасплох. Поднимаю руки к пуговицам, но пальцы как назло не слушаются. — Серьезно?

Он поворачивается, впивается взглядом в то, как медленно я расстёгиваю пуговицы пальто, ударом убирает мои руки в секунду расправляется с проблемой. А рубашку на груди и вовсе рвет, несмотря на мои протесты.

— У меня другой нет! — кричу я, но он уже заносит мне руки за спину и расстёгивает лифчик, мои проблемы его не интересует, хотя.

Он сглатывает, смотря на мою грудь. Поднимает короткий взгляд в глаза.

— Куплю я тебе рубашек, нашла тоже из-за чего ныть, — под его жадным, голодным взглядом я просто дрожу, пытаясь на автомате прикрыть грудь. Никто никогда не рассматривал меня так пристально. От чего соски на груди заныли и стали похожими на камушки. — Не смей от меня закрываться.

Его руки тут же отбросили мои, накрыли грудь, почти полностью ее закрывая.

— Никогда не смей от меня закрываться.

Его голос как урчание тигра, его ладони — это какая — то изысканная пытка, от которой хочется теснее свести ноги, между которыми неожиданно становится мокро. Но не успеваю и подумать о том, как сильно тянет низ живота, как я оказываюсь на кровати, на спине. Платон нависает сверху, одной рукой снова принимаясь мять мою грудь, вызывая рой противоречивых эмоций, а другой поднимать юбку все выше, скользя пальцами по капрону, в котором затянута моя нога. Черт, черт, он так близко. На меня наваливается неизбежность происходящего, от чего я просто начинаю паниковать и пытаться убрать с себя его руки.