Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 19

Вторая разновидность некапиталистической капиталистичности – это все то, что порождает функционирование и развитие логики капитала при социализме. Эта некапиталистическая капиталистичность, конечно же, совсем другого рода. Казалось бы, она имеет мало общего с докапиталистической некапиталистической капиталистичностью. Однако их объединяет одна важнейшая черта: и та и другая воспроизводятся по логике капитала как сущностного и существенного, если выражаться языком Гегеля, «действительного», необходимого общественного отношения.

Дело в том, что историческая роль капитала как существенного общественного отношения для развития производительных сил не может быть исчерпана при капитализме. Потому что прибавочный труд при капитализме не только создает свободное время для постоянно появляющихся новых отраслей производства, не только ведет «к большему разделению общественного труда, совокупного труда общества», но и создает предпосылки для передачи раздробленных производственных функций вещам. При безраздельном господстве капитал сам становится препятствием доведения развития производительных сил до предела, за которым преодолевается вещный характер живого человеческого труда. Капитал как самовозрастающая стоимость постоянно воспроизводит вещный характер труда там, где он уже достиг своего предела развития и может быть передан вещам. Развитие производительных сил отбрасывается назад там, где наметилась тенденция к преодолению капитала как общественного отношения. Это относится главным образом к характеру и способу использования технологий при капитализме, когда использование по-капиталистически новых технологий воспроизводит все тот же машиноподобный человеческий труд. Поэтому наука при капитализме не может окончательно превратиться в непосредственную производительную силу, а при воспроизводстве вещного характера труда воспроизводятся в том числе и самые отсталые его формы, о которых упоминалось выше. Потому последовательное проведение логики капитала как определяющей неуклонное развитие производительных сил является важнейшей задачей именно социалистического общества. То есть социализм должен завершить развитие капитала как общественного отношения для того, чтобы преодолеть его.

И здесь важно также всегда иметь в виду, что социализм собственной природы не имеет, а, будучи переходом от капитализма к коммунизму, является борьбой капиталистических тенденций и новых коммунистических. Капиталистические тенденции – социалистическая капиталистичность, – развиваясь стихийно, ведут назад в капитализм, в то время как коммунистические, к которым можно отнести также доведение социалистической капиталистичности до своего собственного исчерпания, а следовательно, и отмирания, могут быть развиты только сознательно, тем более что эти тенденции не просто переплетены, но и превращаются друг в друга. Без наработанной всей предшествующей историей теории здесь не обойтись. Более того, соотношение теория/практика меняется, так как речь идет о сознательном управлении обществом своим собственным развитием.

В связи с этим, а также в связи с вопросом понимания специфики социалистической некапиталистической капиталистичности стоит сказать несколько слов о теории. На наш взгляд, в Советском Союзе, где марксизм признавался официальной государственной теорией, после смерти Ленина не осталось теоретиков-марксистов достаточного масштаба. В этом вопросе мы спокойно можем сослаться на авторитет Ленина. В любом случае как его сторонники, так и противники не могут не признавать его верным последователем Маркса. В 1922 году Ленин в своем «Письме к съезду» говорил о личных качествах лидеров партии, уделяя особое внимание Сталину и Троцкому. Он писал: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела». Ленин, который всегда подчеркивал важность теории, вообще не говорит о Сталине и Троцком как о теоретиках. В том же письме он отмечает: «Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии, но его теоретические воззрения с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским (курсив наш – М. Б.), ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектику)» [7, с. 345]. Как известно, именно по Бухарину учились диалектике целые поколения советских людей. Таким образом, уже в 1922 году Ленин констатирует кризис в марксистской теории.

Спустя почти полвека, в 1966 г., один из лидеров Кубинской Революции Эрнесто Че Гевара, говоря об экономике Советского Союза, указывает на очень важное обстоятельство: «Я хочу сказать лишь, что мы являемся свидетелями некоторых феноменов, происхождение которых связано с кризисом теории, а теоретический кризис возник потому, что было забыто о существовании Маркса, и потому, что основываются только на части (курсив наш – М. Б.) трудов Ленина, ведь Ленин 20-х годов – это только малая часть Ленина» [6, с. 513]. В 70-х и 80-х годах, как известно, партийные лидеры и деятели СССР были очень далеки от теории и в основном бессознательно руководили процессом уничтожения социализма в СССР.





Мы вынуждены констатировать факт, что развитие марксизма не поспевало за реальным движением, и поэтому теория не давала ответов на насущные вопросы революции, на те вопросы, не решив которые, революция была обречена на поражение. То, что теории не уделялось достаточного внимания, привело к потере ориентиров, утрате пролетарской линии партией диктатуры пролетариата. Задача этой партии в первую очередь заключается в том, чтобы руководить уничтожением пролетариата как класса, то есть – преодолением разделения труда, всех отчужденных классовых форм человеческого бытия. Эта основная задача, которой должны быть подчинены все остальные задачи партии, была полностью забыта партией.

Конечно, нельзя сказать, что для развития марксизма в СССР вообще ничего не было сделано. Не следует забывать о вкладе в разработку марксистской эстетики (Лифшиц, Канарский и др.), марксистской психологии (Выготский, Леонтьев, Давыдов, Лурия), теоретическую разработку и практическое применение марксистской педагогики (Макаренко, Мещеряков, Соколянский), вкладе в развитие марксистской философии и диалектической логики (Лукач, Ильенков, Босенко и другие), огромный труд, проделанный В. М. Глушковым и не только. Однако это – капля по сравнению с огромным морем потребностей революции в развитии марксистской теории.

На самом деле философов и экономистов, которые были бы последовательными марксистами, в Советском Союзе было не так уж и много. Например, Э. В. Ильенкову часто приходилось защищать марксизм от прочно укрепившихся к шестидесятым годам в Советском Союзе антимарксистских воззрений рядящихся в марксистские одежды позитивистов, в том числе и в вопросах экономической теории.

А что касается того, что мы назвали социалистической некапиталистической капиталистичностью, Ильенков в свое время высказал ценное замечание: «Я тоже привык представлять себе нынешнюю полосу с точки зрения примерно тех же категорий, как фазу на пути от формального «обобществления» – к реальному, до которого, увы, видимо, еще далековато. Печально, однако, то, что во всем этом движении мало ясного теоретического понимания и слишком много фразы, много демагогии, отчего процесс и протекает так мучительно и с такими издержками, которые едва ли превышают потенциальные выгоды от формального обобществления, едва ли не сводят их на нет». Эти слова были написаны Э. В. Ильенковым в начале 1968 года в письме к Ю. А. Жданову. В том же письме (как раз для приобретения теоретической ясности) он настаивает на том, чтобы четко разделить те тенденции, которые ведут к реальному обобществлению, и те, которые являются враждебными этому движению, «то есть совершенно четко определить права формализма, вытекающие из его реальных возможностей, и ясно очертить ту сферу, которая формализму реально не подвластна» [1].