Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 46

Петька обиженно хрюкает, пускает из глаза алкоголическую слезу и поворачивается к своему явно наслаждающемуся происходящим «сопернику»:

— Уг'ловница… пр'кинь, выгнала из квартиры… ууу, ведьма! — он грозит мне кулаком, но попадает по перилам, и по подъезду разносится низкий звон.

— Квартира моей бабушки, — поясняю я. — Она не совместно нажитое, а персонально моя. Если что.

Хучик вздыхает, хватает дебошира за шкирку(что не так-то просто, потому, что Петька чуть выше) и начинает аккуратно конвоировать его вниз по лестнице с явным намерением выставить из подъезда. При этом он продолжает чего-то там ему говорить — и бывший муж, самое удивительное, все это слушает! И даже участвует в диалоге (правда, нецензурно).

Я закрываю рот, складываю пальцы крестиком и жду дальнейшего развития событий.

Увы, ментовского авторитета хватает всего на один пролет. Потом Петька постигает суть происходящего, начинает орать и вырываться. При этом он угрожает показать чего-то там нам с ментом — я, если честно, к этому не прислушиваюсь.

Федор Иванович успокаивает Петьку как может — правда, стоит бывшему мужу бросить взгляд в мою сторону, весь положительный эффект сходит на нет, и алкаш снова начинает звереть. Очевидно, его мотивирует на агрессию присутствие бывшей жены в моем лице.

Пока я раздумываю, не стоит ли отойти от греха подальше, Петька решает разнообразить наш вечер пьяной дракой с участием ментов. Он бьет Хучика в ухо, но тот без труда ускользает, хватает вихляющих пьяный кулак, вытаскивает откуда-то (кажется, из кармана) наручники и пристегивает Петьку к перилам.

Быстро. Эффективно. Молча. Как будто он, натурально, в ОМОНЕ служил!

Мы с Петькой смотрим на мента с одинаковым удивлением. Я прихожу в себя раньше и ретируюсь в квартиру, не дожидаясь дальнейшей эскалации обстановки. А Петька пытается предъявлять претензии, но, во-первых, от приковывания к лестнице он вовсе не протрезвел, а, во-вторых, Федору Ивановичу бесполезно что-то там предъявлять, уж я-то знаю!

Пробегаюсь по квартире и, слегка успокоившись, высовываюсь из-за двери. Картина маслом: бывший муж мрачно звенит наручником и пьяно матерится, а Хучик стоит в трех шагах от него и разговаривает с кем-то по телефону.

— …до выяснения личности! — говорит мент. Потом переводит взгляд на меня и поясняет. — Сейчас приедут, заберут в обезьянник. До выяснения личности.

— Э-э… — испуганно булькает бывший муж, тыкая пальцем в меня.

— Сказано, до выяснения личности!.. — рявкает Хучик, и я торопливо открещиваюсь:

— Понятия не имею, кто это. Какой-то подозрительный тип…

Я замолкаю под недовольным взглядом. Двумя недовольными взглядами!.. Прежде, чем Петька успевает вновь перейти на русский матерный, Федор Иванович жестом отправляет меня назад, в квартиру.

Тихонечко прикрываю дверь, подсматривая в шелку. В самом деле, это же моя квартира и моя дверь, хочу подсматриваю, хочу нет!

Следующие полчаса я наблюдаю за медленно трезвеющим бывшим мужем и читающим тому нотации Хучиком. Потом приезжают менты, Федор Иванович снимает наручники, передает дебошира в их цепкие руки и возвращается допивать чай.

— У нас сейчас так просто в обезьянник не посадить, — рассказывает Хучик, поглощая бутерброд с колбасой. — Ну ладно, составят административный протокол по ст. 20.20 КОАП РФ, — поймав мой удивленный взгляд, он разъясняет, — появление в общественном месте в нетрезвом виде.

— И давно в моей квартире общественное место? — уточняю я с легким ужасом. Хотя с таким количеством посетителей…





— Не приставайте, Мариночка, — щурится следак. — И, знаете, давайте серьезно. Этот субъект, ваш бывший муж, будет таскаться за вами, пока не помрет или не сядет в тюрьму. Я, знаете, навидался таких семей. Удивительно, что вам вообще удалось развестись.

— Да я сама удивляюсь, — бормочу я, прикидывая, как бы перевести тему от бывшего мужа к расследованию. Когда, интересно, у Хучика закончится запал на нотации? Пинками к светлому будущему, тоже мне!

— Так что, Марина, вам лучше продать квартиру и переехать, — резюмирует Хучик, не обнаружив на моем лице признаков энтузиазма. — Вы только не делайте этого, пока идет следствие, хорошо? Подождите хотя бы до обвинительного заключения. Кстати, на чем мы остановились?..

Я радостно подскакиваю: наконец-то! Про бывшего мужа мне надоело слушать еще в прошлом году, а гениальный совет с переездом мне вообще выдают в шестой раз. Ну, Хучик, по крайней мере, не требует делать это немедленно.

— Мы говорили про нападение на этого гнус… на Данилова, — говорю я, пока он не передумал обсуждать трупы. А то мало ли, решит добавить про Петьку, а у меня и без того передоз.

— Да, точно, — соглашается Федор Иванович. — Данилова ранят, но опрос свидетелей не дает результата, а улик слишком мало, чтобы выстроить версию. И вот, подарок судьбы: бестолковую Марину заносит на дачу к Данилову. Мы опрашиваем эту вашу Людмилу и узнаем, что ее любовник действительно что-то скрывал.

— Надеюсь, у нее не будет проблем? — смущенно уточняю я у мента.

После сегодняшнего визита в больницу мне жалко коварную отравительницу почти до слез. Мало того, что бедняга по уши влюблена в гадкого физика, что само по себе повод для огорчения — да еще и, похоже, она у него не одна!

Федор Иванович пожимает плечами:

— Только если вы захотите написать на нее заявление.

— Нет-нет, у нее и без того стресс! Да и побольше, чем у меня!..

— Я так и подумал, — с удовольствием отмечает следак. — В общем, Данилов раскололся. Под протокол. Он рассказал, что действительно не успел рассмотреть, кто его подстрелил, но зато успел пообщаться с Денисом Костылевым незадолго до его смерти. Мальчик был ужасно зол на отца и в то же время боялся возвращаться домой. Рассказать подробности он не успел — его выкинули из окна, пока ваш физик думал, что делать с новой проблемой. Убийцу Дениса он, кстати, не видел и вообще, говорит, подумал на суицид. Но когда результаты экспертизы по поводу смерти школьника стали достоянием широкой общественности, Данилов решил провести собственное расследование.

— Но зачем?..

— Не знаю, наверно, на вас насмотрелся. Так вот, Данилов просмотрел журнал посещений с вахты и не увидел там Костылева-старшего. Ну и, вы знаете, как это бывает: «я знаю его столько лет, он не мог»! Они знакомы с девяностых, — поясняет следак. — Так вот, Данилов утверждает, что начал подозревать Костылева только после смерти уборщицы. Как там ее зовут? Забыл. В общем, он понял, что уборщица могла провести Костылева в школу, не записав его в журнал. Кстати, он говорит, что вы очень помогли ему с запиской.

— По такой логике она могла привести в школу кого угодно, не обязательно Костылева, — торопливо говорю я. Еще не хватало, чтобы Федор Иванович снова начал пилить меня за записку!

— Мне кажется, Костылев себя выдал, — задумчиво говорит Хучик. — Только не знаю, чем именно. Упакуем — спрошу. А господин Данилов, в свою очередь, возбудил у него подозрения. Но он не хотел рисковать и отправил к нему сообщника. Собственно, только по этой причине он до сих пор жив — похоже, сообщник не смог довести дело до конца. Мариночка, не смотрите на меня так, я знаю, что это не вы. У нас есть несколько версий, но я, с вашего позволения, оставлю эту информацию при себе. Да, кстати! Нападение на вас и убийство школьного дворника с семейкой Костылевых не связаны, следствие по этим делам еще продолжается, и я не могу ничего рассказывать. Всему свое время.

Хучик замолкает и оправляет в рот последний кусок колбасы.

— Федор Иванович? А как же героическое описание захвата преступника и предъявления ему обвинения?

— Запланировано на завтра, — коварно улыбается Хучик. — Поэтому я и приехал. Хочу попросить вас не выходить из дома, чтобы ничего не сорвать. А то я заметил, вы любите случайно оказываться в местах совершения преступлений, совсем как ваша Даша Васильева. Так что сидите дома, заодно и простуду подлечите.