Страница 29 из 46
А если мне все же не повезет наткнуться на злоумышленника с пистолетом, то остается одно…
Продумать, что остается, не успеваю, потому, что звонит телефон. Похоже, что Хучик таки решил устроить мне за вчерашнее. Однако я обещала брать трубку, когда он мне звонит, и стараюсь выполнять это обещание независимо от времени суток и обстановки.
Хватаю телефон и облегченно вздыхаю — не Хучик. На тусклом экране высвечивается «Катя Школа», я мигом жалею, что записала ей свой новый номер и обреченно нажимаю на кнопку:
— Алло!
— Марина, привет, — бормочет подруга. — Как дела?
— Нормально, а у тебя?
Угу, нормально, сейчас ведь зависнет на телефоне на полчаса, пересказывая все сплетни, а потом и допрос устроит в духе гестапо. А ведь до Галькиной гибели, помню, подруга была молчаливой как партизанка.
— Да так, временами… Марин, а ты дома? Я как раз недалеко, хотела подъехать, — смущенно вещает подруга.
Подозреваю, что Катерина опять собирается попросить меня посидеть с ее малолетним сынишкой пока она соблазняет очередного мужика в надежде наконец-то устроить личную жизнь. Похоже, подруга узнала про то, что я сижу без работы, решила, что мне нечем заняться (про расследование она не знает), и рассудила, что для меня не составит труда покараулить ее оболтуса. Тогда поездка на дачу накроется медным тазом.
— Не, Кать, я не дома, — выдает мой язык почти без участия мозга.
— Да? — разочарованно вздыхает подруга. — А где? Мы как раз заезжаем во двор, могу подождать…
Вот интересно, с кем это они «заезжают»? Похоже, что Катька отхватила кавалера с машиной. Хорошо бы взглянуть.
Снимаю куртку, сгибаюсь в два раза и, прячась за мебелью, подбираюсь к окну во двор. Свет я не зажигала с утра и вообще по большей части сидела на кухне (там, кстати, окна в другую сторону — квартира-то угловая), а на окнах довольно плотная тюль, так что, надеюсь, снаружи меня не видно.
Ну что ж, двор как двор, лица те же. Из нового — паркующаяся у моего подъезда «семерка» неприятного темно-зеленого цвета. М-да. Похоже, что Катька опять подцепила себе не особо солидного кавалера. Ну, раз за рулем, то надеюсь, что не алкаш…
— Чего замолчала, — оживает трубка у уха. Дальше Катька со свойственной ей проницательностью предполагает, что я выдумываю отмазку.
Но тут она не права — я ее уже выдумала.
— Прости, я сейчас на вокзале, автобус через двадцать минут. Давай в другой раз…
— Когда приедешь? — перебивает Катька. Ой-ой, а голос-то мрачный, наверно, обиделась. Я ощущаю уколы совести, но делать-то нечего, буду врать дальше.
— Наверно, дня через два. Знакомая пригласила…
— Понятно, — бросает Катька, и совершенно другим, каким-то жалобным тоном сообщает, — а я тут тебе работу почти нашла…
— А где?..
— Вообще, я хотела при встрече.
Все ясно. Судя по уровню секретности, подруга собирается предложить мне пойти мыть полы в американскую разведку МИ-6.
— Ой, нет, давай в другой раз…
Мы слезно прощаемся, я обещаю позвонить «как приеду», но Катька сама не знает, останется ли вакансия. Нет, это точно МИ-6, больше некуда, еще и с переездом в Нью-Йорк.
Вообще-то работа это неплохо, но что тогда будет с расследованием? Наверно я все же вернусь к вопросу трудоустройства чуть позже — когда найду всех убийц… кстати, мне почему-то кажется, что их несколько. Не знаю, сумел бы один человек произвести столько трупов.
Зеленая машина покидает наш двор, а я торопливо собираюсь (пока еще кто-нибудь не пришел или не позвонил), и несусь на вокзал.
Удобного транспорта вроде ментовской машины не предвидится, придется обходиться общественным. Автобус приходит с опозданием и плетется как черепаха. Еще в нем ужасно холодно, и я стучу зубами, кутаясь в куртку, пока какая-то горластая баба, огромное ей спасибо, не заставляет водителя включить печку. Потом еще полчаса на автобусе, минут двадцать пешком по чавкающей под ногами грязи и впереди появляется ряд практически одинаковых дач. Которая из них наша? Похоже, вот эта.
Замок на низенькой калитке не предусмотрен, только щеколда от ветра. Спокойно проникаю во двор (после продолжительного визита стражей правопорядка он не может похвастаться аккуратностью), осторожно обхожу дачку по кругу, чтобы не вломиться туда, если внутри хозяева… и понимаю, что предосторожность была не лишней — в дальнем окне горит свет. Пригнувшись, подбираюсь к окну и прислоняюсь носом к стеклу.
Скептически рассматриваю потрепанный диванчик и рыдающую на нем Людмилу-Литературу.
Хотелось бы знать, чего эта дама забыла на даче у физика? В таком интерьере она совершенно не смотрится.
Можно предположить, что она поливает дачу слезами исключительно из нежных чувств к физику (все знают — между ними что-то есть). Не знаю, не знаю, по-моему, это лучше делать в больнице.
Еще вариант — она подстрелила его сама, а сидит и психует из-за того, что не насмерть. Такие вот крокодильи слезы. Хотя вообще-то Литература еще та крокодилица, не думаю, что она в состоянии впасть в истерику по такому пустяковому поводу. Ну, разве что это слезы раскаяния.
Хотя едва ли. Слишком мелодраматично.
Пока я прикидываю варианты и раздумываю, что делать, Людмила отводит руки от лица и начинает тереть глаза. Ой, ну и жуть! Текущая по щекам косметика — то еще зрелище.
Решившись, стучу в окно. Литература вздрагивает и оглядывается; приветливо машу лапкой и показываю в сторону двери: мол, впусти. Людмила кивает не сразу — какое-то время она с подозрением изучает мою физиономию — но потом все же поднимается с допотопного диванчика и выходит из комнаты.
Оббегаю дачку и подхожу к двери: закрыто изнутри, надо ждать. И вот я жду. Стою, замерзаю, подпрыгиваю, чтобы согреться, и снова жду. В бесплодном ожидании проходит минут пятнадцать, я успеваю окоченеть на ветру и подумать, не стоит ли позвонить Хучику и покаяться. Дважды.
Но вот скрипучая дверь открывается на треть, и на пороге изволит появиться Литература — умытая и накрашенная, как ни в чем не бывало. Все ясно — мадам наводила красоту.
— Что вы тут позабыли? — шипит она.
Высокий ломоносовский слог в действии: вот надо же ей сказать «позабыли» вместо стандартного «Марина, чего притащилась»?
У меня нет никакого желания любезничать с этой леди, когда из-за долгого ожидания зуб на зуб не попадает:
— Давайте зайдем, я замерзла как десять собак! — отодвигаю ее плечом (нужный эффект достигается не за счет моей мускульной силы, а потому, что Литература брезгливо отшатывается), заскакиваю внутрь (ненамного, но все же теплее) и скептически изучаю пол. — Ничего, что я в обуви? Тут очень грязно.
Людмила закатывает аккуратно накрашенные глаза и предлагает сообщить, что мне понадобилось на даче у ее любимого физика. Она, очевидно, не собирается отвечать на мои вопрос и вообще хочет выкинуть меня побыстрее.
Поэтому я решаю начать с провокации:
— Скажите, вы в курсе, что меня посадили в тюрьму из-за физика?
Людмила отводит глаза, и я понимаю — знала! Вот ведь змеища! Она была в курсе, но не только продолжала спать с физиком, но и не гнушалась регулярно тыкать носом в мою судимость. Которая появилась из-за физиковского карьеризма.
По-видимому, эти мысли отражаются у меня на лице, потому, что Людмила определенно вздрагивает. Она что, боится? Меня?
Наверно, она решила, что это я подстрелила козлину Данилова, дабы свершить свою месть, а сейчас решила отправить в больницу его любовницу. Воссоединить их в реанимации и восстановить справедливость.
— Успокойтесь, не нервничайте. Да я сама узнала об этом не так давно, от ментов. Я все еще надеюсь расцарапать гаду морду, но только после того, как он выпишется.
— Тогда зачем вы пришли? — с надрывом вопрошает Людмила.
Обдумав сложившуюся ситуацию, я снова решаю рассказать правду. Надеюсь, что выйдет не так, как с Василисой, и на меня не начнут орать.
— Я пытаюсь найти убийцу того ребенка, Гальки и сторожа, а также того субъекта, кто подстрелил физика и ткнул меня ножом. Поэтому расскажите, пожалуйста, все, что знаете.