Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 69

И хотя добрейший Домовой утверждал, что его финансы, формировавшиеся из так до конца и не израсходованного свадебного подарка, а также из систематических пополнений со стороны дальневосточной родни, всегда к услугам Кирилла, всерьез воспринимать слова друга не хотелось. Не оттого, что Вадим первым заговорил о деньгах, а по причине более серьезной. Располагая в избытке свободным временем, Кирилл как-то незаметно для себя самого стал равноправным участником воспитательного процесса. Упрекнуть Домового было не в чем. Он не перекладывал на друга ни многочасовых прогулок, ни походов в магазины или аптеки. Просто объединенный быт требовал от хозяина большего внимания в связи с появлением за обеденным столом еще одного едока. К тому же извечная склонность Вадима к столу не простому, а кулинарно неординарному, добавляла к традиционному времени хозяйской занятости еще пару часов. Так что Кириллу ничего другого не оставалось, как проводить в компании с ребенком большую часть дня.

За какие-то три неполные недели контакт Кирилла с ребенком стал настолько плотным, что девочка охотнее принимала немудреные знаки внимания от гостя, нежели от родителя. Особенно заметным это становилось в моменты присутствия при Верочке обоих воспитателей. Оказавшись на руках у отца, она тянула ручонки к Кириллу, беспокойно ерзала на родительских коленях, а добившись желаемого, увлекалась чем-нибудь посторонним, никак не реагируя на заигрывания отца. Иволгин, следовало отдать ему должное, никак не показывал, что его это расстраивает и беспокоит, но про себя глубоко переживал такие изменения. Кирилл видел это – ведь они были знакомы достаточно долго, чтобы чувствовать подобные вещи – и понимал: долго так продолжаться не может.

Самое простое – переехать на другое место, но финансы сократились до ста сорока с чем-то там рублей, к тому же требовалось совершить ряд усилий над собой, чтобы начать долгий и беспокойный поиск нового пристанища. Прежде чем отважиться на смену жилища, стоило поговорить об этом с Вадимом. Обыкновенная вежливость, не более того.

Он несколько раз уже собирался начать подобный разговор, но Домовой, не то в силу собственных размышлений, не то еще по каким-то иным причинам, именно в такие моменты всегда оказывался занят, спешил, и весь его вид как бы говорил: «Не время сейчас для серьезного разговора». Кирилл откладывал беседу на неопределенное «другое» время, а потом сам же досадовал на свою нерешительность.

Но подобная досада не являлась обязательным атрибутом его и Верочкиных прогулок. Разнообразие выбираемых для прогулки маршрутов, въедливая придирчивость в выборе места гуляний, творческое уклонение от досужих разговоров с праздными прохожими и коллегами по прогулочному цеху, а также исполнение хозяйственных поручений – вот далеко не полный круг вопросов, которые приходилось решать Кириллу практически ежедневно по семь-восемь часов кряду. Помимо этого, каждый раз сознание юноши выбирало новую тему для размышлений, отчего прогулки становились «тематическими», как мысленно Кирилл определил для себя это их свойство. Иногда тему подсказывали какие-то внешние события, иногда она спонтанно приходила на ум, как сегодня, когда, провожая друга и дочь на прогулку, Вадим напомнил, что вечером у них будут гости – Альбина и Олег, с памятного дня посещавшие коммуну холостяков.

Ставшие ритуальными визиты молодой пары вносили необходимое разнообразие в монастырский уклад этого социально-педагогического эксперимента.

Кирилл легко общался с Олегом, как оказалось, знакомым со многими людьми из его прошлой, дискотечной жизни. Швецов вообще был интересен Кириллу. Внешне открытый, спокойный, излучающий уверенность Олег производил первое впечатление не очень хитро устроенного человека, довольствующегося в этом мире общепринятыми внешними символами мужского достатка и успеха – машиной, достаточным количеством денег, красивой спутницей из приличной семьи. Но Кирилл, глядя на внешне невозмутимого спутника Альбины, все же физически ощущал беспокойство последнего. И вот здесь, на этом самом месте, обрывалась его всегда присутствующая логика. Он чувствовал, что двойственное состояние Олега каким-то образом связано с ним, Кириллом, и с Альбиной. Именно так, именно в такой очередности. Хотя, и в этом Кирилл был предельно честен с самим собой, поводов к подобному беспокойству абсолютно не существовало. Ему было приятно общество Альбины, он по достоинству мог оценить продуманность ее туалета, ухоженную, несмотря на тяжелый ручной труд закройщицы, внешность, но не более того. Женщиной, способной смутить его вынужденный сексуальный покой, он Альбину себе просто не представлял. Впрочем, его вообще не интересовало сейчас все, что так или иначе было связано с сексом. Это не доставляло никаких неудобств, не вызывало никаких тревог, но оттого, что в стройной картине нынешней жизни могло появиться нечто дискомфортное, относящееся к возможной ревности Олега Швецова, и этот дискомфорт мог быть связан с его персоной, Кириллу становилось досадно.





Прогулки позволяли ему вот так, долго и обстоятельно, взвешивать все шаги и поступки, которые приходилось сейчас совершать, и эта обстоятельность, впервые в жизни ставшая свойственной его отношению к людям, буквально бунтовала против незамысловатой треугольной интрижки. Гораздо большую уверенность Кирилл испытывал от смутного, но допустимого предположения, что Альбине как существу, тонко чувствующему малейшую материальность мыслей и идей, как человеку творческому, свойственно по наитию предполагать в общении с ним, с Кириллом, некую возможность соприкосновения с более высокими сферами бытия, недоступную простому обывательскому сознанию.

И то, и другое объяснение юношу одинаково не устраивало. В первом случае потенциальная ревность Олега суммировалась с невысказанными переживаниями Домового по поводу Верочки и ничего иного, кроме дополнительного стимула к смене места проживания, собой не представляла. Относиться к этому в новом своем свойстве – обстоятельно и серьезно – значило развивать в себе излишнюю мнительность. Это Кирилл прекрасно понимал и потому старался об этом не думать. Важен был вывод, а не его причина. Как раз об этом он сегодня и думал, услышав напоминание Вадима о гостях. К тому же, сменив место жительства, он одновременно убивал двух зайцев – дистанцировал себя и от Иволгина, и от Альбины. От Альбины не как от женщины, способной смутить его гормональный покой – в этом месте Кирилл улыбнулся, – а как от внешнего раздражителя в его величайшем искусе последних трех недель. Ведь ему огромных усилий стоило удерживать себя от желания поделиться с девушкой своим знанием о продолжающейся жизни Женьки! Особенно трудно это стало делать после Альбининого рассказа про встречу с Флорой Алексеевной, получение письма и Справедливое Возмездие, настигнувшее-таки негодяйку Муранец.

Верочка, словно почувствовав, что Кирилл изрядно углубился в дремучее самокопание, загукала. Кирилл отвлекся и, как оказалось, в самое время. Еще немного, и проснувшийся ребенок выпал бы из синей гэдээровский коляски, поскольку внимание девочки привлекли парковые аттракционы. Незаметно они добрались до парка имени Бабушкина. Зрелище огромных качелей – кружащих в небе лебедей, которые жужжали, как стадо взбесившихся «Запорожцев», крики и визг посетителей, недоступные слуху сосредоточенного Кирилла, возбудили девочку чрезвычайно. Она встала в коляске, протянула ручки в направлении ярких механических развлечений и вся была устремлена туда, в обманчивый мир платного аттракционного приключения.

– Ну что же, просьбы на то и существуют, чтобы их удовлетворять. – Кирилл спокойно усадил ребенка и бодро скомандовал: – Поехали!

Покупка билета и переговоры с бабушкой-служительницей не заняли много времени. Гораздо дольше пришлось ожидать момента взлета механической стаи лебедей.

Верочка, впервые в жизни действительно «оторванная» от земли, была сама серьезность и сосредоточенность, от недавнего возбуждения не осталось и следа. Кириллу было забавно наблюдать за распахнутыми глазенками, бесстрашно устремленными вперед, за пухлыми ручками, которые держались за поручень. Когда они вновь оказались на земле, Верочка, глядя на лебедей, разочарованно произнесла: «Гу-у-у!»