Страница 17 из 26
Собственно, я и не падала. Я просто замерла в какой-то момент, привлеченная чем-то ярким внизу. Мне было интересно, что это такое красное болтается в болоте и переливается в ярком солнечном свете.
Я уже хотела отойти от края, когда внезапно, совершенно непонятно, почему, одна из местных ворон – здоровенных тварей, живущих на ветках в карьере – решила, что я – отличная мишень для ее новой охоты. Хотя скорее всего дело было не во мне – в моей заколке, украшенной блестящими камушками…
Ворона полетела прямо на меня. Я закричала, замахала руками и… Просто не справилась с координацией. И прямым ходом полетела в болото.
Было… мерзко. И страшно. Я поняла, что не могу стоять – карьер был глубокий, явно не рассчитанный на маленькую девочку. Жижа воняла жутко, так, что у меня слезились глаза, а при попытках открыть рот немедленно заливалась во все распахнутые отверстия. Я знала, что барахтаться нельзя, надо дать воде возможность вытолкнуть меня, но… Я барахталась. И орала как резаная, пока мои братья носились вокруг и пытались найти хоть что-то, чтобы вытащить меня наружу. В конце концов один из них догадался бежать за помощью, пока второй подбадривал меня на берегу.
А я… В какой-то момент поняла, что это конец. Жижа облепила меня со всех сторон, неумолимо утаскивая на дно. Чтобы сделать хоть один вдох, приходилось совершать усилие и сплевывать болото, заполняющее рот, нос, уши, лезущее прямо в глаза… Я почти смирилась…
А потом то красное, непонятное, что так привлекло меня, стоящую сверху, оказалось совсем рядом с моим лицом и… Говорят, что от страха человек может совершить невозможное. Я, блин, совершила. Потому что прямо перед моим лицом в один момент оказалась… огромная, бычья голова, смотрящая на меня пустыми провалами глазниц.
Не знаю, на каком адреналине я прямо по этой голове, по болоту, аки посуху, взлетела вверх, не обращая внимания на отсутствие опоры под моими ногами, и вылетела из карьера по отвесной стене в пару метров высотой, цепляясь исключительно за какие-то мелкие выбоины и травинки. Никогда в жизни – ни до, ни после – я таких трюков не совершала и вряд ли смогла бы повторить!
Потом прибежали взрослые, меня осмотрели, отвезли в больницу, долго капали разными лекарствами – в попытках выбраться я прилично наглоталась всякой гадости, которая решила разрушить мой организм – но это уже были мелочи. На вопрос мамы, как я выбралась, я ответила только «Меня спасла бычья голова». Тогда все подумали, что у меня поехала крыша.
Только много позже мы узнали, что болото нашей фермой просто и незатейливо использовалось как скотомогильник. Добрые фермеры тихо скидывали туда павший скот, который нельзя было пустить на мясо по разным причинам. Оттуда и голова бычья, которую вороны радостно обклевали, пока она булькала на поверхности. Но в детстве я, конечно, была героиней – рассказывала, как призрак быка выкинул меня из болота, и мне все верили. Ну, зато больше по карьеру никто из детей не бегал, так что, можно сказать, я своей тушкой защитила следующие поколения детей.
Лошадиная голова
Говорили наши бабки, что в лесу у реки нечисть странная водится. Толи девка молодая, толи конь ретивый – в показаниях старушки путались нещадно, может в силу возраста, а может и просто так, по приколу, считая именно свою версию страшнее, чем у товарки. Но в одном сходились решительно все – в лес соваться нельзя. И точка. Дети, конечно, убегали туда при каждом удобном случае, за что нещадно были биты крапивой. Потом и сами поняли, что нет там ничего хорошего, кроме старушечьих баек, невольно навевающих на полусгнившие деревья романтический ореол.
В лесу и правда ничего хорошего не было. Зверья не водилось, птицы – если только вороны да воробьи, грибы появлялись порой, но такие сморщенные и больные, что никакого желания их собирать не возникало. К реке, протекающей аккурат посередине леса, претензий не было – хорошая река, полноводная, глубокая, но даже в этом лес свою поганую сущность выявил – именно в той своей части, что по лесу проходила, река изгибалась сильно и течение там было такое, что в легкую уносило лодки прочь. Чуть дальше, за последними деревьями, снова тишь и благодать, рыбаки, комары, природа. А в лесу – кошмар и ужас, хоть не смотри.
А еще люди в том лесу пропадали периодически. Но я не уверен, что прям чаще, чем в других местах, где водятся дачники и любители пьяных пикников из ближайшего города, которые даже на пляже, на мелководье тонуть с концами ухитрялись. Река-то, повторюсь, именно в том месте быстрая, глубокая, что там на дне – только водяному и ведомо, может камни какие или пещеры подводные. Вряд ли дело было в «мистической ауре леса». Но пропажи людей были, это факт. Скорее всего именно из-за этого – из страха, что дети в воду в опасном месте полезут – бабки и придумали свои пугалки.
На тот момент, когда я вернулся в деревню взрослым, половозрелым мужем 25ти лет от роду, в лес уже даже из интереса никто не совался. Да что и говорить, если уже наше поколение ребятни без энтузиазма в тот лес шастало раз в год, на спор – во-первых, не интересно, а во-вторых, никто не любил витаминизации крапивой от бабок. А у молодняка и вовсе другие интересы, им не рыбалку и приключения, а телефоны подавай. Но это так, брюзжание для полноты картины.
Но легенды из моего детства, о непонятной то ли женщине, то ли лошади продолжали курсировать по деревне, разумеется, в виде прикольных баек и городских легенд. У современных подростков фантазия была получше нашей, так что все это великолепие обрастало подробностями, жило своей жизнью и, конечно, каждый второй утверждал, что оно все случилось непременно с ним.
– Да видел я ее, как вас сейчас! – кричит, захлебываясь слюной от восторга, Петька, сын тракториста. – Иду, значит, мимо оврага, к батьке в поле, никого не трогаю, и тут выходит… Худая – во! Что твоя метелка! Бледная! Волосы длиннющие, черные, висят так, что лица не разобрать. Руку ко мне тянет и говорит: «Пойдем, Петенька, домой, я тебя отведу», а у самой голос – мамки моей!
– Брешешь! – сплевывает под ноги Маруська, рыжая и солнечная внучка бабы Нади, медсестры. – Не бывает такого!
– Да зуб даю! Что я, своей мамки голос не признаю?
– Не брешет он, – подтверждает Любаня. – Я тоже видела, когда мы с братьями коз привязывать ходили. Худая такая, высоченная, жуткая! А волосы откинет – там морда лошадиная! Брр…
– И мы видели, и мы, – подскакивают на месте близнецы Федька и Славка. Они самые маленькие, из-за чего им постоянно кажется, что другие с ними водиться не хотят. – Большое, волосатое, страшное и рычит так, ррр…
– Не, пацаны. Это вы перепутали, – ухмыляется Игорек, – Рычит медведь, а у нас тут нечисть! Такую просто так не увидишь, тут надо знать куда смотреть.
– Видели, видели, видели… – ноют близнецы, и Маруська с Любаней тут же начинают их жалеть, и ругать злого на язык Игорька. Тот кивает Петьке, мол, что с девчонок взять, и оба уходят на реку, на мелководье, как раз мимо того места, где сижу на лавочке я.
Взрослые тоже нет-нет, да и упоминали о страхолюдине, которая в летнем мареве у кромки леса появляется, худая и страшная, с лошадиной мордой вместо лица. Да и я сам, задремав на выпасе, видел что-то такое, чему не могу дать рационального объяснения – нет, не жуткого призрака, но, например, внезапный туман или странное темное пятно между деревьев. Вот только пока оно жить не мешало, никого на самом деле не волновало, что там такое ходит-бродит мистическое.
А лет через пять, когда мне 30тник стукнул, в лесу пожар случился. Как потом сказали городские спасатели – самовозгорание. Лето, жарко, сухостой, от реки какой-то блик неудачный мигнул – и прощайте деревья-ветераны. Одни обугленные головешки остались, и те лесхоз очень быстро куда-то утащил, а освободившуюся площадь распахали под потенциальные поля. И спустя год о том, что там когда-то рос лес, напоминали только старожилы, которые продолжали говорить, что место прОклятое, нехорошее. И в каком-то смысле были правы, потому что ничего хорошего на том новообразованном поле засеять так и не получилось – деревья из земли всю силу выпили. А вот трава сорная неожиданно заколосилась. На совете деревни решили, что так и оставим – будет место для выпаса животных, тоже польза.