Страница 20 из 72
О моих письмах Михаил Петрович Лобанов говорит: “Вы, Валерий, как Моцарт, право, их пишете“. В общем, я понимаю — о чём говорит мой Учитель. Ибо знаю десятки людей, пишущих стихи, но не могущих и два слова связать в простейшей зарисовке о человеке для газеты. С десяток писателей знаю, кто “сочиняет”, и довольно успешно, а коснись письма частного — вся убогость души и видна. Я-то давно знаю, что умён — сердцем и душою, без этого бы и не поверил в свою творческую путеводницу, да и с совестью у меня с самого детства всё в порядке и в ладу с ней. Только вот письма — “как Моцарт”, я теперь редко кому пишу.
Не стройте иллюзий, спрашивая себя: “Нужен ли русским писателям “Наш современник”?” Русским — нужен, но их осталось единицы. В остальном же, всё больше и дальше — одни генетические космополиты. Нет и не будет больше ни Е. И. Носова, ни Н. Рубцова. Подобные В. П. Астафьеву — будут и ещё не раз, а вот как Валентин Саввич Пикуль — увы, никогда. Я сегодня с чувством ребёнка молюсь на В. Г. Распутина, В. И. Белова, Б. П. Екимова, люблю Ю. Лощица за “Дмитрия Донского”, радуюсь за Станислава Золотцева и очень горюю за Колю Шепилова — почему-то его не видно читателю. В Красноярском крае нет сегодня русских писателей кроме Саши Щербакова, Олега Пащенко да вот вашего покорного слуги. Нищенствую, но не сдаюсь: коль не пишется, занимаюсь самообразованием, и то, что надо бы взять было до 30 лет, постигаю сейчас, читая "Недоросля", "Историю Государства Российского” и много-много чего ещё, чего так требует моя казачья душа.
Так что же ещё? Читал письма “Сибирь, Сибирь…” Валентина Григорьевича и мысленно думалось: мне-то уже до таких зрелых высот вряд ли подняться. Возраст поджимает, а знаю так мало. Да и где здесь взять тех же источников о казачестве Сибири? Канску ныне 370 лет. Хочется что-то дать для читателя, но история — не моя тема. Я, как и все люди, думающие сердцем, никогда и ничего не запоминал. Память больно пылкая, шалава. Не люблю я свою память мозговую, она мне за это и мстит всю жизнь. Но искомая и истинная — в сердце, в крови. Вот и идёт борьба уже 22 года, с того дня, как впервые взялся за перо. Толку, правда, мало в творческом плане; в человеческом же:
Как же с честью дожить эту жизнь,
Не утратив былого начала…
Нынче этот вопрос, будто смерть, за дверью стоит, только открой её, эту дверь из квартиры на площадку. Я год назад ещё подумывал уйти в Енисейск в монастырь. Бросить всё и уйти. Но, благо, настоятель Свято-Троицкого о. Владимир без слов понял моё отчаяние, откровенно сказал: “Тебе — не надо. Поэту не место в монастыре. И там ведь человеческий фактор силён. И глупых, к сожалению, очень много”. Смирился, живу анахоретом, в городе вот уже 1,5 месяца не был. Мне ещё 3 года до пенсии, хотя 25 лет северного стажа, но годы не вышли. За квартирные долги не трясут, понимают, чем я живу и как. Мне грешно обижаться на людей и на Бога. Вера их, с кем по жизни иду, обязывает ко многому. И прежде всего: не бросать своего Дела. И не бросаю. Хотя, когда ещё сам себе смогу сказать: ну вот, брат, наконец-то ты испёкся, как добрый хлеб из доброй закваски. Пока же я ещё брожу в опарой и брожу не из-за малости дара Божьего, а из-за того, что холодно мне в этом космосе и мою “опару” не греет действительность и будущее страны. И только Вера — истинная — помогает жить и надеяться, что, как это и было уже в Истории России, Божией милости и Благодати ей не занимать. Есть она, эта Благодать, в русском человеке. Веками пили и не спились. Умалится числом народ, но не духом. И не стоит Вам, Станислав Юрьевич, горевать над вопросом: нужен ли русским писателям “Наш современник”? Нужен, хотя бы даже для одного Шелегова, пока он жив. В 1972 году я прилетел в Магадан из Томска. Первое лето читали в поле журналы. Полюбился “Наш современник” с тех лет. Им и воспитан. Его и на Севере выписывал постоянно.
Станислав Юрьевич, отправьте письмо Олегу Пащенко, в котором и Анатолия Быкова попросите выписать журналы для сельских библиотек. Он сейчас довольно успешно поднял земли и людей в брошенных районах.
Пишите, коль глянется. Здоровья Вам.
С уважением
Валерий Шелегов
Канск
1.02.2006 г.
Станислав, дорогой, добрый день!
Спасибо за подарок тебе, за книгу — и прости, что не ответил сразу, хотелось уже с результатом некоторым написать. Но тут весенний разброд пошёл, все в разъезды ударились, как раки на песке, не соберёшь; все в более или менее опрятной бедности, на нищету несколько смахивающей, здесь-то куда трудней заработать, чем в белокаменной, одному только удивляюсь — на что пьют?..
Собрали деньги на десятка полтора книг твоих и на днях найдём способ передать их тебе (или кому из редакции, если тебя не будет) и забрать сами книги. Пытались с библиотекарями говорить, с бибколлектором, но они бедны до неприличия уже, представь: в главной областной библиотеке 1 (один!) экземпляр "Философических писем" Чаадаева, и его даже студентам, читателям вообще, не выдают, элементарных учебников не хватает… Ну, ты лучше других это знаешь сам, как знаешь и типичное большинство нашей пишущей братии, готовой по пьянке рубаху на себе и других порвать за идею, ползарплаты просадить, а словаря Даля не имеющей. Жёнам подчиниться, какой-нибудь “престижный” пустяк купить — это пожалуйста, но не книгу хорошую.
В М-ве давненько был, по осени, в местах кучкованья нашего тебя не встретил тогда, а посему посылаю книжку свою, тогда вышедшую. Журнал получаем, спасибо, и это помогает крепко, держит провинциалов наших в курсе литновостей и идей. А книга твоя — очень нужная, она многое расставляет по своим заслуженным местам, в стихийной каше нынешнего интеллигентского сознания и толком не оформившихся интуиций и догадок, сами-то ленятся — всё ещё! — мыслить, выстраивать, доброго дядю всё ждут, “авось” компонуют с “небосем”.
Ещё раз спасибо, Станислав, обнимаю!
Твой
Иван Евсеенко
16 мая 2001 г.
Дорогой Станислав Юрьевич!
Лёне Гержидовичу семьдесят лет стукнуло. В конце января звал в новый дом, что в Юго-Александровке. Звал на рябчиков, сигов да холодец из медвежьих лап.
Семидесятилетие Лёни Гержидовича в Березовском отмечали пышно в ДК шахтостроителей. Хоть по Первому каналу телевидения показывай. В глубине сцены — звёздное небо с созвездием Орион. Всё вспыхивает, мигает, превращается в ослепительно-белое сияющее ядро. Зрителям объясняют, что это звезда Гержидовича. Зовут на сцену Лёню. Он в джинсах, мягком свитере и седой, как леший. Потом выскочили с обеих сторон сцены девчонки в белом, стремительные, красивые. Произвели вокруг Лёни балет. Затем на огромном экране показывали фильм Светлакова. Лёня на фоне кедровой тайги вещал с экрана, будто Моисей израильтянам, типа “То ли заяц, то ли белка, то ли ёжик, то ли лось…”.
После фильма был танец медведей. Зайцы и белочки дарили подарки, как герои Лёниных стихов. После этого завыла пурга, полетели кучи конфетти, и на сцену вышли, стуча лыжами, туристы, идущие в тайгу к Лёне. Зажгли костёр на листе асбеста, поставили треногу с котелком и стали читать Лёнины стихи по новеньким книжкам. Метель стихла, и на сцене появилась декорация нового Лёниного дома, почему-то с шатровой церковью и указателем — Юго-Александровка. Оказалось, что лыжники принесли в рюкзаках весь тираж новой Лёниной книги. А в завершение вышел хор ветеранов, совсем старухи и старики, с пихтовыми ветками. Пели песню на стихи Гержидовича и музыку Сергеева “Банька”. Спели, затем каждый похлопал Лёню веником и свалили все веники во внушительную кучу.
После представления пили холодное белое вино и шампанское под сувенирный шоколад. Замёрзли как цуцики.
Я договорился весной устроить читку своих стихов в содружестве с Камерным симфоническим оркестром Кузбасса, чтобы побольше Гершвина и Миллера было. Вот не знаю, какую музыку подобрать к “Маше-сиротке”.