Страница 19 из 72
Отца убили с первой пули,
А мать живьём в костре сожгли.
Сестру родную в плен забрали -
И я остался сиротой.
Три дня, три ночи я старался,
Сестру из плена выручал.
А на четвёрту постарался -
Сестру из плена я украл.
С сестрой мы в лодочку садились
И тихо плыли по реке.
Но вдруг кусты зашевелились -
Раздался выстрел роковой.
Сестра из лодочки упала -
И понесло её волной…
Взойду я на гору крутую,
Село большое посмотрю.
Горит, горит село родное,
Горит отцовский дом родной.
Горит, горит село родное -
Горит вся родина моя!
Все двустишия-куплеты повторяются дважды, в той же “редакции”. Кроме последнего, где первый раз поётся, что “горит отцовский дом”, а второй раз — “горит вся родина моя!”. Как это сегодня актуально и современно звучит, верно?
Всего Вам доброго, главное, здоровья и новых купаний в Енисее, Дону и далее везде…
Остаюсь верным вашим читателем.
С искренним уважением
Александр Щербаков
Красноярск
13.10.05
От редакции: В книге красноярского писателя А. Бушкова история о мятеже “злых чехов”, обо всём, что они творили в Сибири во время гражданской войны по пути на Восток, рассказана так:
“Память о себе в Сибири они оставили сквернейшую. В середине семидесятых (!) мне доводилось присутствовать в застольях, где ещё, случалось, пели старую-престарую народную песню, сложенную в двадцатых: “Отца убили злые чехи”. Подобные народные песни рождаются неспроста! Достоверно известно, как вели себя чехи во время всеобщего отступления белых на восток: силой отобрали паровозы и кинулись драпать. На путях — лютой зимой — осталось примерно двести поездов с беженцами, их семьями, ранеными. Погибли многие тысячи…”
* * *
От редакции: В следующем письме из Башкирии речь идёт об одном из уральских заводов, выпускавшем уникальные навигационные приборы для морских судов и противошумную оболочку для ядерных подводных лодок.
Узнав, что этот завод сознательно банкротится, лишается заказов и гибнет, один из бизнесменов-патриотов (назовём его Д.) использовал все свои связи в Уфе, купил этот завод, спас от неминуемой гибели уникальное предприятие, а коллектив — от увольнения и безработицы… Когда я разговаривал с ним, то Д. мне сказал: “Попытаюсь удержать завод на плаву до тех пор, пока его продукция снова не понадобится отечеству”…
Вот о какой ситуации рассказано в письме М. Чванова…
Дорогой Станислав Юрьевич!
Всего по телефону не скажешь, потому вслед пишу письмо.
Вчера был Д. Продолжается борьба за завод: теперь, оправдывая тем, что это частный завод, тормозят государственный заказ, в том числе на бесшумные оболочки для ядерных подводных лодок. А может, они теперь просто не нужны. Попытки мои помочь через Главное управление спецпрограмм президента России (стратегические объекты и ядерная безопасность) мало чем помогли. Сейчас пытаюсь подключить к этому Торшина, заместителя председателя Совета Федерации, председателя комиссии по Беслану. Но сдвиги все-таки есть, в том числе такие: если год назад ежедневно в заводской столовой покупалось 900 булок хлеба, то теперь около 250. Люди стали есть не только хлеб, пошли налоги в городскую казну, несколько изменился ассортимент в магазинах, так как люди наконец стали получать зарплату и появился спрос. От некоторой подозрительности перешел к поддержке губернатор Сумин. Пошли заказы с пограничного флота, с ним легче, ведь он все-таки подчиняется ФСБ, и то пытались мешать. Но с месяц назад к Д. приехали двое дельцов из Петербурга, из тех, что уничтожили аналогичный завод в Петербурге: “Слушай, ты такой молодой, а уже такой седой. Зачем тебе это нужно? Мы тебе даем 10 миллионов долларов откупных плюс то, что получишь за оборудование и станки, которые ты сдашь в металлолом, только уходи подобру-поздорову в сторону…”.
Все-таки не дает мне покоя идея номера “НС” Аксаковского фонда, куда бы вошли и проза и поэзия. И, разумеется, публицистика. И статьи о современном отечественном предпринимательстве, о Валере Тетереве, в том числе его рассказ или статья. Может быть, статья о борьбе за завод Д. Чтобы люди увидели, что в стране не только Гусинские и Ходорковские, которые изначально испоганили само понятие предпринимательства. Что касается последних, есть возможность сделать беседу с “киллером олигархов”, следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры Салаватом Каримовым, который вел дела Гусинского, Березовского, Голдовского. А главное, был во главе следственной группы по делу Ходорковского. Его пытались шантажировать, подкупить, убить. По окончании дела Ходорковского его перевели из Москвы на родину в Уфу заместителем прокурора республики, скорее, в целях безопасности: сам он говорит — в силу чрезвычайной усталости. А может, просили задвинуть другие, “хорошие”, “наши” олигархи…
Дурное сель-половодье, несущее обломки Советского Союза, чуть не снесло мост российской державности, ведущий из прошлого в будущее. Устояло всего несколько опор, на которых, стоная и содрогаясь, готовый вот-вот рухнуть, чудом продолжал держаться Русский Мост, пока опомнившиеся русские люди не принялись восстанавливать или менять рухнувшие опоры.
Одной из таких устоявших, несмотря ни на что, опор был журнал “Наш современник”.
Что касается меня лично, было время, когда, наверное, единственной духовной опорой, может, спасшей от петли или пули, для меня оставался журнал “Наш современник”. И было страшно от мысли, что его однажды вдруг не будет.
Жаль, что не дожил до славного юбилея журнала Сергей Васильевич Викулов.
Горько, что очень малый процент российских писателей читают “Наш современник”, одни экономят на подписке ради хлеба насущного, другие — обидевшись, что их журнал не печатает.
Да, когда в апреле был в Париже на книжном салоне, то говорил о “Нашем современнике”. Что любопытно: ко мне подошёл некто Марк Авербух из США, пожал руку и сказал: “Это единственный журнал в России, который стоит читать. Разумеется, я не разделяю Ваших взглядов, на за журналом слежу и уважаю”.
Ваш Михаил Чванов
Уфа
6.7.2005 г.
Поклон из Саратова!
Раскрыл четвёртый номер журнала, перечитал отрывок из поэмы, опубликованной к моему семидесятипятилетию, и обрадовался не той мальчишеской радостью, с которой встречал свои первые опубликованные стихи, а той тихой радостью старого человека, когда некоторые другие поэты в этом возрасте уже забыли, с какой стороны в ручке вставлено перо. А я всё ещё пытаюсь что-то изобразить и выразить. И судя по тому, что лучший журнал России меня печатает — получается. Спасибо. Отрадно для меня и то, что журнал появился на моём столе в знаменательное время весны между Первомаем и Днём Победы. В этом для меня тоже есть особый знак.
Храни Вас Господь!
Николай Палькин
Саратов
4 мая 2004 г.
Уважаемый Станислав Юрьевич!
Последние два месяца я очень редко выхожу из квартиры. Сегодня, собрав мелочь, поднялся вынужденно в лавку за чаем и папиросами. На хлеб уже не хватало. Смотрю: в ящике бандероль с журналом. То, что от Вас — разобрал. Спасибо за публикацию стихотворения. Именно оно и спасло мне жизнь три года назад. Тогда я подпивал иногда, не часто, но размашисто. Возвращался из бара-полуподвала в 1-м часу ночи. Чуть живой телесно, но с ясной пустотой в подсознании: читал стихи вслух, устал, охрип. А предмостная площадь опоясана сплошным рядом павильонов, за которыми надо миновать пустырь. На нём меня и остановил окрик из сутемени. Луна с востока и хороша, но пока не высокая, тени длинные. В тени — двое: “Стой, батя! Снимай шапку и куртку”. Лиц не вижу — спиной к луне стоят. А я весь на виду — в норковой шапке, добротной турецкой кожанке. У крайнего в руке лезвие, от луны кончик ртутной капелькой светится. “Неужели русского поэта убьёте? — говорю спокойно и без тени заискивания. — Давайте я вам лучше стихи почитаю”. И читаю первое, что ты напечатал: ”Пьёт кровавую воду заря”. Прочитал и говорю: “Спрячь нож!” Парень — лезвие в ручку. А я уже к ним пригляделся. Обоим около тридцати. Одеты круто: в кожанки длиннополые, шапки из чернобурки. Будто близнецы по одежде. А я читаю следующее: “Я жизнь воюю — не живу”. Парень суёт руку со складнем в карман: “Иди, батя, с миром!" А мне же собеседник нужен! Дома — никого. Я и спрашиваю: “Что же так на гоп-стоп? Я вот на Колыме 25 лет отработал геологом, спички нигде не украл”. “Семь лет, — отвечают они, — оттянули в зоне. Откинулись недавно. Кто нас возьмёт на работу?”