Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 16

В тёплый период года грозовые бури на Аршале случались не редко, и укрыться от них можно было только в деревенских хижинах. Тяжёлым торнам стихия была не страшна, но существ поменьше и полегче она могла серьёзно покалечить. Поэтому здесь и на других открытых пространствах естественные пещеры становились для аборигенов единственным спасением от кашида.

Когда бегущее вперёд стадо приблизилось к скалам на расстояние нескольких сотен метров, в спину погонщиков ударил по-настоящему сильный порыв ветра, так что Прэт едва не упал на землю. На секунду остановившись, он оглянулся назад.

Чёрная грохочущая туча с мелькающими тут и там молниями, закрыла уже большую часть неба. На том месте, где ещё недавно мирно паслись торны, теперь стояла сплошная стена из ливня и града. Трава и другая растительность вбивалась в почву, которая в свою очередь превращалась в месиво из камней и грязи. Это означало, что завтра Винтару и остальным рабам придётся перегонять стадо на другое пастбище, находившееся на восточных землях племени Шаду, у подножья пятнистых гор.

Подгоняемые с разных сторон криками, палками и плетьми, торны обогнули край скалы и, недовольно фыркая, с громким топотом ворвались в огороженное гранитными обломками пространство. Здесь они могли переждать бурю, встав плотно друг к другу.

Как только последние животные оказались в своеобразном загоне, на рабов и надсмотрщиков обрушился поток холодной воды. Сбиваемые с ног ураганным ветром, погонщики едва успели вбежать в открытую пасть первой спасительной пещеры. Она уходила вглубь гранитных скал на десяток метров.

Почти все гроты здесь натуральным образом соединялись между собой в длинные галереи. Некоторые из них выходили с противоположной стороны, так что опасаться затопления пещер не стоило.

Отдышавшись после быстрого бега, Винтар бросил на неровный гранитный пол посох погонщика и присел на большой камень возле стены, запахнув на груди шкуру торна. Теперь можно было отдыхать, и даже спать, хоть до завтрашнего утра. Буря могла бушевать несколько часов, а за это время наступит ночь. Но спать не хотелось. Хотелось развести огонь, согреться у костра и поесть.

От голода у него в животе в очередной раз свело кишки и заурчало в желудке. В отличие от выносливых аборигенов, он никак не мог привыкнуть к ночному холоду и дневному голоду. Но, судя по всему, надсмотрщики кормить рабов пока не собирались. Кроме того, Прэту ещё не всякая еда подходила для нормального усвоения, даже если на вид она выглядела вполне съедобной.

В первые дни жизни на этой забытой богами планете Винтара часто выворачивало от многих продуктов, которые ему давали есть. Методом проб и ошибок он постепенно выбрал для себя некоторые наиболее приемлемые овощи и фрукты, а также сладковатую кашу из местного вида злаковых растений и лепёшки из муки грубого помола того же происхождения. Гораздо позже, во время одного из племенных праздников, он выяснил, что мясо торнов ему тоже годится в пищу. Оно даже чем-то напоминало по вкусу земную синтезированную говядину. При мысли о варёном мясе у Винтара вновь засосало под "ложечкой", а рот наполнился слюной. Тут же захотелось пить.

Снаружи совсем стемнело, если не считать всполохов света от регулярных разрядов молний. Прэт подошёл к выходу из пещеры и подставил сложенные ладони под холодные струи, чтобы набрать в них дождевую воду. Она нравилась ему гораздо больше, чем вода из пресных водоёмов с явным привкусом железа.

Кашид продолжал свирепствовать во всю свою мощь, так что раскаты грома, шум ветра и ливня с каждой минутой становились всё громче и оглушительней. Но именно эта грозовая какофония, словно невидимым барьером, отделила человека от находившихся в глубине пещеры дикарей. Незаметно для самого себя он погрузился в воспоминания.

После того, как звёздный торговец и контрабандист по имени Тьер отправился на «Блудном сыне» в другие поселения туземцев, чтобы продать им оставшийся товар, вождь племени Шаду снова обратил внимание на приобретённого раба. Несколько секунд Гарш с интересом разглядывал узкими вертикальными зрачками экзотическую внешность невольника, непривычную форму его головы и обезображенное свежими шрамами лицо. Затем изучающе посмотрел на военную форму Винтара с красивыми эмблемами и золотыми нашивками, дёрнул за ворот мундира и быстро сказал:

– Нан вишру!..

Учитывая недвусмысленные знаки и приказной тон правителя, нетрудно было догадаться чего он хочет. И хотя погода была довольно прохладной – не больше пятнадцати градусов, Прэт молча снял мундир и пренебрежительно бросил его под ноги вождя. Противиться требованьям вооружённого до зубов аборигена сейчас не имело никакого смысла. Но и признавать его своим хозяином Винтар тоже не мог. Уж больно резким и болезненным оказалось падение с высот космической цивилизации в грязь убогой и примитивной по всем меркам планеты.





Гарша ничуть не задело вызывающее поведение раба. Он спокойно поднял с земли мундир и накинул его на плечи, с явным самодовольством поглядывая на группу соплеменников, которые столпились вокруг. Завистливо выпячивая нижнюю губу, воины таращились кошачьими серо-зелёными глазами то на вождя, то на раба, ожидая дальнейшего развития этой сцены. Оказывается, у местных аборигенов имелась живая выразительная мимика, которую можно было легко понять.

Вдоволь налюбовавшись приобретением из лёгкого, но тёплого материала, Гарш указал четырёхпалой рукой на остальную одежду Винтара, тем самым принуждая невольника полностью раздеться.

– Ну, уж нет, гадёныш, – резко возразил Прэт, отступая назад, – обойдёшься без моих штанов!

Отдавать генеральский мундир было не жалко, поскольку он уже давно предал офицерскую честь, и теперь, наверняка, не числился в рядах ВСЗФ. Но остаться в чем мать родила перед инопланетными дикарями, ему не позволяла обычная человеческая гордость. Впрочем, дальним уголком сознания Винтар понимал, что чувство собственного достоинства у него уже давно переросло в злокачественную опухоль, а именно в гордыню, которая причиняла вред не только другим людям, но и ему самому. И только здесь, на Аршале, он вновь начал ощущать разницу между этими чувствами.

Однако, сейчас было не лучшее время для самоанализа. Не та обстановка.

Вождь племени Шаду сразу понял, что раб отказывается снимать одежду, и глаза Гарша угрожающе прищурились.

– Ченэр! – грубо сказал он, взмахнув саблей перед лицом Прэта.

Из-за опасного выпада Винтар на секунду отвлёкся и пропустил момент, когда на него с двух сторон набросились аборигены. Несмотря на численное превосходство, он успел оглушить одного из нападавших точным ударом в ухо. Остальные воины всем скопом тут же повалили его на землю, осыпая тело увесистыми пинками. По разным причинам Прэт довольно часто упускал возможность поддерживать себя в хорошей физической форме. И теперь, к своему стыду, он не смог оказать аборигенам должного сопротивления.

Удерживая невольника за руки и ноги, они в считанные секунды раздели его почти догола, оставив только носки и трусы, которые почему-то никого не заинтересовали. Впервые в жизни испытав такое унижение, Винтар с нескрываемой ненавистью смотрел на дикарей, мечтая их уничтожить. Но будучи совершенно безоружным, он ничего не мог сделать. Зато они в любой момент могли прикончить раба, как дикого зверя.

Вероятно, торговец продал его вождю вместе с одеждой, за дополнительную плату, как продают вещь в красивой упаковке. Но Прэт был уверен, что рано или поздно он с ними поквитается, в том числе и за это…

Воины с почтением передали правителю штаны, рубашку и ботинки пришельца. Недолго думая, Гарш сначала взялся за обувь.

Скинув с ног толстые кожаные обмотки, он некоторое время тщетно пытался натянуть на ступни с высоким подъёмом человеческие ботинки. Вскоре он понял, что не может в них влезть и сильно огорчился. Такое же разочарование постигло и других аборигенов, которые решили примерить обувь необычного раба.

Не зная, что делать с ботинками, они попытались их порвать и даже разрубить саблями на куски, но безрезультатно. Долговечный и практически неуязвимый материал крэд, из которого была сделана армейская обувь, лишь немного растягивался и гнулся, но при этом от острых лезвий на нём не оставалось ни единого пореза. Это ещё больше злило дикарей, которые не понимали, как такое возможно.