Страница 6 из 7
На другой день в свободную минуту Жемчужин отправился к старику Петрикову с благодарностью за его подарок и за добрым советом.
Старик по-прежнему принял его ласково, но когда узнал причину его прихода, то, не пускаясь в дальний разговор, сказал только: к чему тут мои советы, когда у тебя теперь свой советчик под рукой. Надевай с Богом колпак и подумай снова. Вот когда решишься на что-нибудь, так приходи ко мне, я послушаю; может, тогда и мне придет что-нибудь в старую голову.
Вечером Жемчужин опять сидел, запершись в своей комнате, в колпаке и думал думу – где бы лучше зашибить копейку? Мысли сегодня приходили еще легче.
Много планов завертелось под колпаком, выбирай только. Но главных было три. Первое: сбиться как-нибудь, завести на первый раз хоть фурман и начать торговать какой-нибудь мелочью. Но это средство разбогатеть было слишком медленно. Второе: наняться в обозные приказчики к какому-нибудь купцу, имевшему дела в Кяхте, купить там чаю и сбыть его с барышом в городе. Но и в этом плане богатство было слишком отдаленной наградой. Наконец, третье: ехать в Обдорский край, наменять лисиц и соболей и другого прочего и везти их на ирбитскую ярмарку. Правда, тут было много хлопот и лишений, но зато из-под шкурки черно-бурой лисицы или соболя с проседью капитал выглядывал гораздо приветливее. Решено испытать последнее.
– Теперь надо подумать, откуда денег взять, – сказал Жемчужин, поправляя своего советника. Но, прикоснувшись к голове, он заметил, что она у него довольно горяча, и потому решился отложить думу до утра, на свежую голову.
Утром, помолившись Богу, Жемчужин опять сидел под колпаком с думой – где бы вернее взять денег?
Стал перебирать он всех известных ему людей с достатком, начиная от хозяина до последнего мещанина в городе. Много насчиталось людей с капиталом, да колпак не указал ни на одного из них. Один был скуп, другой – глуп, третий – с пороком. Перевернув раза три своего советника, для большего его ободрения, и все еще не получая от него ответа, Жемчужин приплюснул его с досадой. Бедный советник съежился и должен был для спасения души своей сказать всю подноготную.
«Да ведь где-то в Москве есть у тебя крестный отец, богатый купец», – шепнул он невольно Жемчужину. Иван готов был расцеловать советника.
«И точно, – сказал он сам себе, – вот дурак-то я! Ищу под небом, а дело под носом. Дай-ка пошлю грамотку к крестному, расскажу все без утайки и попрошу деньжонок на разживу».
Сказано – сделано. В ту же минуту Иван взял листок бумаги и написал следующее письмо:
«Милостивый государь, крестный батюшка Егор Дмитрич. Много виноват пред тобой, мой крестный государь батюшка, что до сих пор не послал тебе грамотки и не просил родительского твоего благословения, навеки нерушимого. А вся причина тому глупый мой разум и беспамятство. И скажу тебе, мой крестный государь батюшка, о себе всю правду-истину, без утайки и по совести. Жил я до сих пор дурак дураком, не было кому побить меня и попестовать. Батюшка и матушка в сырой земле, а ты – в каменной Москве. А нынче, благодаря Господу и святым его угодникам, я за ум взялся. Хочу в прежних грехах покаяться да зажить по христианскому обычаю. Да только у меня не на что дело начать. Жалованье у меня убогое, а от имения родительского остался один крещеный крест. Взмилуйся надо мной, мой крестный государь батюшка, да пришли мне на разживу, сколько тебе Господь в твой ум вложит. А я, вот те Христос, нынче совсем поправился:
вина не пью, а о сикере вовсе не думаю. Вот хоть спроси у моего хозяина Поликарпа Ермолаича Троелисткина. А за это тебе, мой крестный государь батюшка, я испокон веку слуга, со всем моим будущим родом и племенем».
Так как тот день был почтовый, то Жемчужин снес тотчас же свое письмо на почту и стал молиться Богу в ожидании будущих благ. Иногда он прибегал к своему советнику, но тот упорно стоял на одном: «Подожди ответа».
Через месяц или около того хозяин Жемчужина позвал его к себе на половину. Серьезный вид его говорил, что разговор будет серьезный. Иван поклонился хозяину и стал смиренно у дверей.
– Садись, садись, Иван Петрович, – сказал хозяин ласково. – Мне надо кое о чем потолковать с тобой.
Иван сел.
– А что, Иван Петрович, я, кажись, до сих пор не слыхал, что у тебя жив еще твой крестный отец.
– Да к слову не пришлось, Поликарп Ермолаич, – отвечал Жемчужин, а сердце его так и ёкало. – А кто бишь твой крестный батюшка?
– Московский купец 1-й гильдии Егор Дмитрии Залетаев.
– Так и ко мне писано. Вот тебе от него грамотка.
Иван дрожащей рукой взял от хозяина письмо и прочел: «Спасибо, крестничек, что вспомнил о своем крестном отце. Больно жалел, что молодость твоя неразумная, а исправлению твоему сердечно порадовался. По просьбе твоей я посылаю тебе тысячу рублей денег на имя твоего почтенного хозяина. Дай Бог, чтоб ты разжился с моей легкой руки, и на это тебе мое благословение».
У Ивана готовы были брызнуть слезы от радости. Тысяча рублей! Да это такая благодать, о которой моему Ивану и во сне не грезилось.
– Ну, что ж ты, как думаешь, Иван Петрович? – сказал хозяин. – Теперь ли деньги возьмешь али ужо по расчете? Ты ведь, наверное, теперь сам собою торговать захочешь.
– Не погневайтесь, батюшка Поликарп Ермолаич. Хотелось бы попробовать удачи своим умом- разумом.
– В добрый час. Вот на этой неделе мы покончим с тобой дела по лавке, а там начинай себе жить с Богом по своему разумению.
Иван, простившись с хозяином, с письмом крестного отца в кармане, со всех ног пустился к Петрикову.
Добрый старик душевно порадовался неожиданному счастью Жемчужина и спросил, что он намерен теперь делать.
Иван объяснил ему свой план ехать в Обдорск за соболями да за лисицами.
– Что ж, доброе дело, – сказал старик. – Я знал многих, которые в этой торговле клад нашли. Только одно, Иван Петрович, при торговых делах своих не забывай почаще надевать мой колпак, – прибавил он с какой-то странной улыбкой.
Иван уже начинал понимать, в чем дело, и тоже улыбнулся.
Теперь он принялся приводить в порядок счетные книги хозяина. Так как он вел дело исправно, то счеты были скоро кончены. Он получил причитавшееся ему жалованье и простился с добрым хозяином.
Надо было подумать о квартире. Колпак указал ему на прежнего его знакомого бедняка, у которого он нашел первый приют. Дело было слажено, и теперь Иван, разумеется тоже по совету колпака, вошел в знакомство с приказчиками тех купцов, которые вели торговлю пушным товаром. Они научили его, как и что и где делать надобно. Сметливый ум Ивана, или скорее колпак дедушки Петрикова, пособил ему отличить шелуху от зерна и решил ему – не тратить времени по-пустому! Не прошло и месяца по получении от крестного денег, как Иван шел уже проститься с Петриковым.
То ли старик был в добром расположении, то ли желал утешить его на предстоящую долгую разлуку, только на этот раз Аннушка не подглядывала уже в дверную скважину, а сидела с дедушкой и гостем в одной комнате.
– Ну, Иван Петрович, – сказал старик между прочим, – начинай пробовать свое счастье. Ты знаешь меня, я никогда не отпирался от своего слова. Собьешь капиталец – невеста налицо. А до тех пор, извини, мы только знакомые.
Жемчужин взглянул на Аннушку, которая от стыда не знала, куда деваться, и сказал Петрикову:
– За такой клад я рад душу свою положить, Яков Степаныч. Не забывай только порой порадовать меня об ней весточкой.
– Ладно, коли случится оказия, не премину. Так ты завтра и в путь-дорогу?
– Да, батюшка Яков Степаныч. Схожу на могилу своих родителей да отслужу напутственный, да и отправлюсь в дальний путь, с благословением твоим и крестного.
– Дело, Иван Петрович, дело. А чтоб благословение мое было не на одних словах, погоди, вот я вынесу тебе образ Николая Угодника.
Старик вышел.
Мысль, что он в последний, может, раз сидит со своей Аннушкой, придала Жемчужину решимость. Он подошел к девушке и сел подле нее: