Двэйн

— Точнее, госпожа… Мне было скучно.

— Я не про это! — раскричалась госпожа Ингрен. — У тебя два молодца в караулке у ворот, так гоняй их!

Она еще раз хлестнула Дила тростью — для закрепления результата, а потом чуть ли не по слогам произнесла, чтобы дошло как можно лучше до тупого громилы:

— Ты — дал — рабу — меч. Даже если перед тобой рукожопый, ни на что не годный мальчишка, это преступление! Вот твоя вина, понял?! Еще раз увижу — велю спустить шкуру с обоих. Я не преувеличиваю, ты меня знаешь.

Жрица похромала прочь, опираясь на свою трость. Вслед ей смотрел воин, прячущий улыбку. По сути, пожалеть бы госпоже Ингрен саму себя… Старая больная тетка — это раз, которую сплавили подальше от Конклава. Командирша над пятью воинами, двумя еще более старыми жрицами и пятью послушницами в деревенском захолустье — это два. Сдает, сдает по всем позициям — это три! Будь старшая жрица в полном здравии и прежней силе и уверенности в завтрашнем дне — удар тростью пришелся бы Дилу в лицо, а не по плечам.

* * *

Новая рабыня появилась в святилище на следующий день.

Личная служанка госпожи Ингрен, обычная женщина, не эльфийка, уже перешагнула тридцатилетний рубеж своей жизни, утратив свежесть и красоту в той степени, которая способна радовать глаз именно эльфийке. Эльфийки-дроу могут завидовать друг другу, ненавидя соперниц до такой степени, что с легкостью спровадят на тот свет при первой же оказии, но ревности к представительницам человеческой расы они не испытывают. Как можно ревновать к красоте вещей, птиц или бабочек?.. Они не равны эльфам по рождению или происхождению, это все равно что злиться на вазу искусной работы или домашнее животное. Но вазу можно и разбить о стенку в ярости, когда что-то попалось под руку — а потом купить новую, а домашнее животное в полной власти хозяйки: можно ласкать и гладить, можно трясти за шкирку, можно дать пинка, если крутится под ногами не вовремя.

Эльфы не терпят рядом то, что, по их мнению, оскорбляет взор дисгармонией или кажется некрасивым. Поэтому рабыня для госпожи старшей жрицы просто обязана быть хорошенькой, другая не годится. Прежняя уже вышла из поры юности и свежести — Ингрен спровадила ее куда-то на кухню при храме, в распоряжении вольнонаемной прислуги, да чтоб на глаза не попадалась вовсе. Обзавелась новой девчонкой, что прольет немало слез, прежде чем достигнет той степени выучки, которую Ингрен считает достойной себя, любимой. Девушка должна безупречно выучить эльфийский, пластично двигаться, быть скромной и послушной, следить за собой и угождать госпоже, просчитывая намерения и настроение по малейшему движению бровей.

Откуда взялась новая рабыня?.. Девушку продали эльфам ее же соплеменники. Может, хотели избавиться от лишнего рта, может, захватили в ходе военной стычки с соседями или даже на других островах или самом материке, ведь война у тех, кто называет себя кельтами, в крови! Или даже не продали, а подарили Темным — кто знает, иногда их вожди присылали такие вот подарки, дабы задобрить всемогущих грозных фэйри. Фэйри не берут кого попало, ни женщин, ни мужчин с изъянами: их интересуют смазливые физиономии, красивые и сильные тела, хваткий ум, даже если это прислуга для черной работы. Они эстеты во всем. Люди об этом знают, а потому отголоски такого торга, дани или подарков прокатились по разным землям в виде сказок и мифов… Самые красивые девы и юноши для чудовищ — вот о ком говорилось в этих сказках.

Девушка была совсем юной. Хрупкая, белокожая, с осиной талией. С тонкими руками, не знавшими никакой тяжелой работы. Она не из простых людей, иначе бы кожа не была такой белой, пальцы — такими нежными, а ножки — такими маленькими. Бледно-золотистые волосы были заплетены в две толстых косы; привлекали внимание прорисованные природой, как морские раковинки, ушки, из-за которых выбивались отдельные непослушные пряди, прямой аккуратный нос, высокий гладкий лоб, изящно вылепленные скулы. Алые губы были искусаны, веки припухли и покраснели — следы истерики. Она смирилась со своей участью не сразу, о чем свидетельствовали короткие яростные взгляды светло-зеленых, будто морские волны над глубоким омутом, глаз.

Едва на девчонку надели серебряный торквес с орнаментом Дома Ллиандэль, к которому принадлежала леди Ингрен, развязали и выпустили из крытой повозки, та попыталась спрятаться, забившись куда-то в кусты за хозяйственными постройками. До вечера ее никто не трогал и не пытался из этих кустов достать — бежать тут некуда, куда ни ткни — эльфийские поселения, а массивные ворота всего комплекса Ллос-Хендж к вечеру запирают, так что под покровом ночи скрыться не выйдет. К тому же, обычная человеческая девчонка, одна, да еще и в ошейнике — сразу отловят и вернут на место.

Старшая прислуга госпожи Ингрен, фактически управляющая всеми хозяйственным делами, прекрасно знала человеческий язык. Кроме того, все диалекты человеческого языка на Острове так похожи на эльфийский — сказалось влияние Перворожденных после последнего Сопряжения Миров, когда цивилизация людей была уничтожена на три четверти. Они многое переняли от эльфов.

— Эй! — крикнула старшая служанка. — Хватит прятаться. Выходи немедленно, пока я не взяла плеть. И я ей только поглажу, а если на моем месте окажется леди Ингрен Ллиандэль, то ты сможешь встать только через неделю!

Девушку звали Меви. На следующее утро она появилась во дворе святилища такой, какой ее хотела видеть новая хозяйка: одетой в приличное (для многих людей оно показалось бы царским нарядом) льняное платье, аккуратно причесанной, с подкрашенными ресницами и едва заметными следами перламутровых румян на бледных щеках. Ее уже предупредили — слезы портят лицо и раздражают госпожу, не смей плакать, если не хочешь быть выпоротой. Меви боялась Темных фэйри, она никогда их не видела, хотя знала несколько слов на эльфийском. Видимо, ее племя общалось лишь со Светлыми эльфами. На воинов-дроу она смотрела так, как будто подозревала, что ее тут же, во дворе, и оприходуют, задрав подол — или по очереди, или всем скопом сразу. Воины это видели и, несмотря на предупреждение Дила, строили самые зловещие и гнусные рожи, едва девчонка проходила мимо. Развлечений на дежурстве никаких, так что хотя бы попугать в свое удовольствие.

Меви боялась напрасно. Никто из дроу не притронется к ней и пальцем. Матроны свято берегут чистоту эльфийской крови, не позволяя своим мужчинам близость с дочерьми рода человеческого. Не хватало еще плодить полукровок!.. Если на интрижки со Светлыми эльфийками могли посмотреть сквозь пальцы (не на брак! такая пара станет изгоями для всех, их будут обходить десятой дорогой, но никто не тронет), то обычная женщина… Нет, и еще раз нет! Если подобная связь приключится, то уличенного в ней свободного мужчину-дроу ждет порицание и изгнание, а если этот мужчина раб — то, разумеется, кастрация. С женщиной поступят милосерднее, она отделается жестоким телесным наказанием. Если же женщина понесла — то участь и ее, и будущего отца, и ребенка крайне незавидна. Только смерть для всех — без вариантов.

Темные эльфийки могли забавляться с мужчинами из человеческого рода, но никогда не сохраняли потомство в случае беременности, избавляясь как можно скорее. Правда, были среди человеческих легенд и такие, в которых находилось место для детей фэйри, отданных на воспитание смертным отцам… Не иначе, основой для подобных легенд служили такие же мерзавки и предательницы, как те, что не дают мужьям Жидкий огонь. Те, кто поддался неведомым Темным эльфийкам чувствам — жалости, состраданию, какой-то нелепой любви.

Они были. Но мало.

Приобретение госпожи Ингрен неприкосновенно для всех эльфов мужского пола — будь то жители Мита, воины, охранявшие святилище или юноша-раб, имеющий репутацию редкой бестолочи во всех отношениях.

Кстати, после поединка с Дилом юноша закончил все свои дела в зверинце, ловко увернувшись от впустую клацнувших волчьих зубов. Затем перекопал новый цветник под окнами госпожи Ингрен — это не его работа, а свободного сына старшей прислуги, но тот ухитрился сбежать к друзьям в Мит, предварительно сговорившись с Вэйлином за мелкую монетку. Вообще-то, при святилище Вэйлин был единственным рабом — за исключением трех обычных женщин, принадлежавших лично леди Ингрен. Так что работа ему доставалась от всей подряд прислуги или воинов — по делу и без оного. И далеко не все были так же честны, как Дил или сын старшей служанки, которые предлагали Вэйлину за труд еду или пару монеток.