Двэйн

Внутри действительно был отец, шепотом переговаривающийся с дядей Радрайгом, которого было не узнать. Не внешне, нет… Но он как будто стал другим: резкий голос с незнакомыми властными нотками, нахмуренные брови. Он выглядел, словно пружина из внутреннего механизма большого хронометра, что недавно чинил отец по заказу. Что с ним такое?! А когда третья фигура приспустила капюшон с головы, Вэйлин чуть не ахнул. Он считал свою мать истинной красавицей, — и так оно и было! — но та, которую он увидел, вызывала просто восторг.

Имя он услышал тоже.

— Госпожа Нейл… — благоговейно произнес Радрайг.

Но это прекрасное лицо Темной эльфийки одновременно было и решительным, и каким-то безразличным, и опустошенным, и такая тьма отчаяния клубилась в пронзительных синих глазах, что Вэйлин тряхнул вихрастой головой, плотнее запахнул покрывало и вернулся обратно в дом.

Ему стало страшно — непонятно, почему. И вот сейчас, кажется, родители обсуждали события той недавней ночи.

— Фэррел… — тихонько продолжала мать, — вчера вечером по приказу леди Эльдендааль его выпороли так, что на спине мясо отошло от костей!

Не у одного Вэйлина острые ушки. Дети часто слышат то, что им не положено, а имя — Фэррел — хорошо известно всем. Личный врач Первой жрицы, очень высокий дроу, со странным оттенком глаз: таким, какой принадлежит ароматическому растению, завезенному с материка и ковром покрывающему на Острове все плато Валенсоль — лаванде. Не только лучший на Острове врач, но и единственный любовник, которого Мораг бессменно удерживала около себя долгие годы, возведя в статус мужа. Фэррел был отцом одной из ее дочерей.

Вэйлин задумался. Что же должно было случиться, чтобы этого мужчину выпороли по приказу Мораг, да еще так жестоко?!

Прим. авт.: причины кроются в событиях повести «Иней». Лавандовый же цвет глаз, я думаю, сразу дает понять, что речь идет о предке Эрика Эльдендааля, будущего Владыки Темных. Предположительно, Фэррел его дед.

— Он что-то рассказал под пыткой? — быстро спросил отец.

— Рассказал?! Мать Ллос, что он должен был рассказать?! — взвилась Астор, стараясь все же говорить как можно тише.

— Ничего особенного. Он, тем не менее, жив?

— Жив, представь себе! Но ты забыл, кто он! Благодаря его уходу за кожей госпожи Первой жрицы и всяким чудодейственным декоктам и ваннам она так и не начала стареть, в то время как ее ровесницы покрываются морщинами! А еще Фэррел дрючит ее так, что она потом по часу ноги свести не может! Он — единственная ее слабость… Именно поэтому у него еще цел язык, пальцы и член, представь себе, тоже! Он отделался кожей со спины, но… в чем он участвовал, почему его пытали после пропажи Радрайга и этой… этой… Киларден? — Астор перевела дух и бросила скомканное полотенце на пол. — У Мораг что-то пропало, и беглецы это унесли, иначе быть не может! А потом были в нашем сарае! Радрайг — твой брат… Если его и выскочку Киларден поймают, то обоих ждет погребальный костер заживо, никакая смерть не будет достаточно мягкой!

Лейс попытался приостановить поток слов:

— Милая… что пропало? Я ничего не знаю об этом, Ваэрон свидетель.

— Я тоже не знаю. Говорят, какой-то документ. С тех пор, как госпожа Эдна привезла редкий текст откуда-то от Светлых эльфов, Мораг перестала пускать меня и кого-либо еще в ту часть своих покоев, где находятся самые дорогие и ценные книги и рукописи. Даже пыль вытирала сама. Вход разрешался только жрицам Конклава и… Фэррелу, естественно. Почему, почему ты не сказал мне сразу, почему, Лейс?!

Странный звук коснулся острых ушек Вэйлина. Такой странный, что заставил отодвинуть половицу и попытаться свесить беловолосую головенку вниз, чтобы разобраться с происходящим.

Слезы — это зазорно. Так учат с детства любого дроу. Никто не будет тебя утешать, если ты обжег руку или разбил коленку. Обидели — мсти, не хнычь. Говорят, у Светлых девчонка может зареветь, если упадет и испачкает платье. У Темных ни одна на заплачет, даже если другие девчонки столкнут ее в дыру в отхожем месте из-за своих гадских девчачьих разборок. Будет драка и разбитые в кровь носы обидчиц — но ни единой слезинки.

А теперь вот этот звук… Всхлип?! Разве такое возможно? Мама?! Родители не видели, как беловолосая головенка свесилась из дыры в потолке — и тут же спряталась обратно. Вэйлин увидел невозможное — мать тихо плакала у отца на груди, в кольце его сильных рук.

— Малышка, успокойся. — Сказал Лейс, скрепляя слова поцелуем. — Все обойдется.

Ну, если дошло дело до «малышки», то может, все не так страшно? Вэйлин поскреб макушку пятерней и сморщил нос. Фу, теперь звуки поцелуя! Чем теперь займутся взрослые, он прекрасно знал. Охи, вздохи, нелепая возня на ложе. И охота им тратить время на такое, ф-фу! Одно слово, взрослые. Лучше бы в «ножички» поиграли, больше пользы было бы. После такой возни на свет иногда появляются дети — вот заделают ему, Вэйлину, сестренку, и будет она им верховодить…

Лучше не думать о таком, пусть родится брат!

Родители исчезли с кухни, а их сын покинул наблюдательный пост Хитрого дроу. Вернулся-таки к теплому очагу: раз не получилось стащить вчерашнюю лепешку, еще лучше — вон, свежие лежат без присмотра! Вэйлин хлебнул из кувшина холодного молока, закашлялся, быстро утерся полотенцем и сбежал-таки туда, куда рвался с самого раннего утра — на реку.

До моря относительно далеко, да и обрывистый берег не позволит порыбачить с самодельными снастями, тут лодка нужна. Может быть, пара форелек к обеду приведут мать в другое расположение духа, и она перестанет плакать?..

Миновав ремесленный посад и окраину Cathrach, окутанную дымом по-зимнему топящихся очагов, мальчик вырвался на простор полей и с радостью подставил лицо напористому прохладному ветру, пахнущему сыростью и каким-то особым прибрежным ароматом, в котором смешивался запах пожухлой мокрой травы, речной воды и принесенной ветром морской соли.

Здорово. День только начинается!

Мальчик замешкался, не сразу приступив к рыбной ловле. Его отвлек самый обычный дешевый крючок, заставивший задуматься над собственными способностями механика. Если Лейс не понимал сына, то и сын не понимал: как можно не слышать дополнительных голосов в строе поющих мельчайших частиц, из которых состоит любой металл?!

Этих частиц никто не видел, глаза не позволят — даже с самыми мощными увеличительными приборами, — но они есть. Обычный эльф этого не ощутит никак, механик — на раз. Голоса частиц можно записать с помощью закорючек на нотном стане, но как записать то, что не существует — по словам отца?! Но Вэйлин-то их слышит, только как с ними договориться, не знает. Они его не воспринимают и не подчиняются, творя из стройной мелодии металла невообразимую какофонию. Должно же быть объяснение, ответ…

Вэйлин вздохнул и занялся тем, для чего прибежал на берег. Но как назло погода испортилась, посыпался снег вперемешку с дождем. Это обычно ненадолго, но рыба, похоже, была уверена в обратном и клевать перестала вовсе. Лепешка и сыр съедены, рыбацкое везение отвернулось, так что пора было уходить. Правда, на берегу появилась мальчишеская компания тех, кто, закончив утренние хозяйственные дела или удрав всеми правдами и неправдами, собрались в любимом детворой месте — подальше от взрослых.

— А что мы видели! Ты тут сидишь, как дурень! Ничего не знаешь! — посыпалось со всех сторон, так что Вэйлин даже позавидовал, еще не зная о причине возгласов.

— Да что вы видели-то, что там?!

— Госпожа Мораг! Сама госпожа, с охраной, верхами все! Чтоб в ремесленный посад — это невиданно, неслыханно! Что она там делает, а?

Стражи Первой жрицы детей разогнали с дороги, как и всех досужих зевак. Для того чтобы леди Эльдендааль снизошла до визита в такое место, должно было случиться что-то крайне важное. Но что?!

Недоброе предчувствие не просто кольнуло в грудь, оно ударило под дых. Вэйлин кинул толком не собранные снасти в руки друзьям:

— Я потом заберу!