Страница 17 из 79
На экране стремительно сменяются кадры: пугающе просторные залы предприятий, электрокары, мчащиеся по широким дорогам, небоскрёбы, отражающие в своих многочисленных зеркальных окнах Красный город, вертолёты, снующие над ним и жужжащие лопастями, подобно насекомым.
— Стихия Второго крыла — вода. Неудивительно, что синий цвет является символом Архипелага, или плавучего Голубого города, расположенного на искусственных островах. Здесь круглый год лето, и граждане других крыльев могут в любой момент приехать сюда на отдых. Пляжи, ночные клубы, кафе и рестораны… Во Втором крыле есть развлечения на любой вкус, даже самый притязательный, какой свойственен жителям Эпицентра. По размерам Второе крыло гораздо меньше, чем другие, но оно уходит вглубь, туда, где под водой находятся водонепроницаемые жилые строения.
На экране возникают полупрозрачные здания купольной формы, а камера проникает внутрь их, демонстрируя роскошные залы и комнаты, пока не спускается ниже, прямо под воду, и не показывает купола общего пользования, соединённые с рядами жилых отсеков.
Габриэлла прикрывает рот рукой, сдерживая удивлённый возглас. Не представляю, что она чувствует, видя всё это. Не представляю, что чувствовал бы я, расскажи она мне, что происходит на планете… Вряд ли такое когда-нибудь произойдёт.
— Для их создания использовались материалы, способные выдержать высокое давление и сопротивляться коррозионному эффекту воды. Новое общество, живущее на глубине, каждый день любуется невероятным видом, открывающемся в окнах их домов. Это прикосновение к чудесному подводному миру, который нам удалось сохранить.
На экране появляются очертания совсем другого поселения, и голос сообщает:
— Стихия Третьего крыла — воздух, но его символом стал зелёный — цвет самой жизни и природы. Белый город расположен на трёх островах, утопает в деревьях и цветах, опоясан Рекой и Морем, а ночью мерцает разноцветными огнями. Материк покрыт массивами лесов и рядами ветряных мельниц. Здесь налажена смена времён года, как это было на Земле. Здесь находятся самые удивительные здания.
На экране показываются три острова — в форме капли, прямоугольника и — самый большой — в форме незавершённого круга. Мы видим Дом правительства, напоминающий Маяк, шестиэтажное здание МОРиОНа с панорамными тонированными окнами, Стеклянный дом такой же высоты и купол Сферы, Хрустальное святилище, Площадь правды и наконец жилые районы.
— Здесь находится Нимфея, или Кувшинка — не просто развлекательный центр, но невероятное творение человека, место, где каждый может прикоснуться к природе и отдохнуть по-настоящему.
Камера пролетает над десятиэтажным зданием с обширной смотровой площадкой наверху.
— Связь с природой, умиротворение и гармония позволяют жителям плодотворно работать на благо всей станции. Третье крыло подарило Эпицентру многих трудолюбивых профессионалов.
Я хочу шепнуть, что именно здесь находимся и мы, но голос продолжает рассказывать:
— Смена времён года стала для Четвёртого крыла самым важным фактором, который повлиял на возможность выращивать здесь продукты питания и сырьё для промышленности.
С высоты птичьего полёта видно массивы лесов, сады и теплицы, изредка сменяющиеся на небольшие поселения, а потом — на обширные угодья.
— Вполне ожидаемо, что именно жёлтый цвет стал символом этого крыла, а его стихией — земля. Самое крупное поселение получило название Город Солнца. Всем известно, что жители Четвёртого крыла, оказавшись не самыми рассудительными гражданами Тальпы, своим неповиновением и бунтами подвергали серьёзному риску и себя, и других, нанесли непоправимый урон всей станции, однако, несмотря ни на что, как заботливый отец, Эпицентр продолжает поддерживать в нём жизнь и восполнить потери. Однако до сих пор Четвёртое крыло остаётся в изоляции, в целях безопасности всей Тальпы и её жителей.
На экране снова появляется синий круг в зелёном обрамлении, похожем на венок с вплетённой золотой лентой, раскрытыми ладонями и красной бабочкой над ними.
— Красный, синий, зелёный и жёлтый — цвета крыльев объединяет символ всей станции. Только вместе мы поддерживаем и улучшаем жизнь. Только вместе боремся ради человечества и его будущего.
Звучит торжественный, немного оглушающий гимн, наваливающийся, как падающие с горы булыжники, и я замечаю, что Габриэллу начинает бить крупная дрожь. На её лице не остаётся и намёка на румянец, а глаза, хотя и смотрят на меня, вдруг кажутся растерянными и пустыми.
Я протягиваю к девушке руки и крепко обхватываю её плечи, чувствуя, как они сотрясаются от молчаливых рыданий, а потом вдруг ослабевают, словно Габриэлла потеряет сознание. Моё сердце ныло всё это время, но сейчас начинает болезненно колоть, пока я смотрю на то, как в моих руках землянка корчится от судорог и стонет, явно испытывая боль, источник которой остаётся для меня невидим и неизвестен.
Я поспешно укладываю девушку на кресло, придерживая, чтобы она не упала, поспешно снимаю с неё кроссовки, касаюсь стоп в основании пальцев и надавливаю на них в противоположную сторону. Габриэлла издаёт жалобный стон, но судороги вдруг прекращаются, и я слышу, как землянка облегчённо выдыхает. Наливаю стакан воды и помогаю землянке подняться, чтобы она могла попить. Проходит некоторое время, прежде чем её дыхание выравнивается, и только тогда я решаюсь задать вопрос:
— Что ты почувствовала?
— Многое, чего здесь не заметили мои глаза. Я ощущала упадок, болезнь и боль… Видела мужчину, у которого один глаз блестел… красным светом. Я не встречала такого прежде…
По моей спине пробегает холодок. Я замираю перед девушкой, опираясь о кресло рукой, словно у меня может начаться такой же припадок, как только что был у Габриэллы. А может быть, даже более серьёзный.
Взгляд девушки пронизывает меня, когда она тихо просит:
— Расскажи мне всё, как есть. О каждом крыле. Потому что то, что я видела, — это только часть правды.
С трудом дыша, я открываю рот, чтобы начать хоть с чего-нибудь, но раздаётся сигнал — и на ленте я вижу сообщение от Ньюта Оутинса: «Жду тебя у себя. Немедленно». Я усмехаюсь, но в этом звуке больше истерики, нежели юмора.
— Я должен уйти, — признаюсь я и, увидев настороженность на лице Габриэллы, добавляю поспешно: — Но я сдержу обещание! В следующий раз я отвечу на все твои вопросы. И ты тоже не забывай о своём обещании, — говорю я со значимостью, — а пока полежи, — прошу я, и девушка медленно кивает.
У меня больше нет причин здесь задерживаться, но совсем не хочется оставлять её одну.
— В следующий раз я исцелю твоё сердце, что бы ни говорил, — решительно произносит Габриэлла, вызывая у меня вымученную улыбку.
Вероятно, это уже не понадобится, но я соглашаюсь:
— Договорились.
* * *
Не помню, когда дверь в кабинет Оутинса была приоткрыта. Тем более, в тот момент, когда он с кем-то ведёт беседу. Перед кабинетом находится небольшая комната, и зайти в неё без ведома Ньюта невозможно. Поэтому его стремление плотно закрывать дверь своего кабинета прежде, чем что-нибудь произнести, наверняка могло бы показаться постороннему, мягко скажем, излишним. Но сейчас дверь открыта почти наполовину, словно в спешке её кто-то небрежно толкнул. И это наталкивает на мысль, что сегодня у моего начальника важный гость, который не отличается повышенной тревожностью.
У меня есть пропуск, и, оказавшись прямо перед кабинетом, я замираю в растерянности, с любопытством прислушиваясь к голосам.
— Ему становится хуже, — почти рычит Оутинс. — Ты хочешь угробить парня? И что будешь делать потом? Как объяснишь его отцу, что случилось с младшим сыном? А если к этому подключатся динаты станции? Генри! — добавляет Ньют после затянувшейся паузы, и только тогда Бронсон откликается.
— Я не настолько глуп, чтобы погубить его, — огрызается собеседник. — Необходимо лишь припугнуть, не более.