Пустыня

— Мне бы на пистолет этот посмотреть. Покажите, Михаил? — сказал он компанейским тоном. Мужик мужика должен понять — пистолет, да ещё пистолет Каддафи — это же не пустяк! — А я покамест распоряжусь, чтобы расписку приготовили.

Ну да, барин. Сам распиской утруждаться не станет. На то секретарь есть.

Я сходил за пистолетом, нетрудно. Разумеется, мой багаж уже обыскали, и обыскали небрежно. Либо не умеют аккуратно работать, либо не затрудняются. Подумаешь, Чижик! Да пусть знает, что никуда он не улетит без нашего ведома!

Когда вернулся, у посла был новый для меня человек. Секретарь в штатском, но с военной выправкой.

Я положил кобуру с пистолетом на стол.

— Смотрите!

Секретарь в штатском извлек пистолет.

— Новинка! «Беретта», в серию ещё не пошла! — сообщил он.

— Ну, с возможностями полковника…

— Ладно, сейчас настучу приходный ордер, — секретарь вышел. Стучать. То есть печатать на машинке.

— И о чем вы, Михаил Владленович, говорили с Каддафи?

Аудиенция с Каддафи, проходившая в его шатре, длилась три часа. Невероятно долго по любым меркам — ведь я не президент, не генсек, не король.

— О жизни, товарищ посланник, о жизни.

— А подробнее?

— О перспективах ливийско-советского сотрудничества. Муаммар попросил, чтобы я довел до сведения руководства желание Ливии, чтобы присылаемые инструкторы исповедовали ислам.

— И вы, конечно, доведете?

— Конечно, — сказал я.

— Каким образом?

— Леониду Ильичу скажу. И Юрию Владимировичу.

— Вот так прямо и скажете?

— Прямо и скажу.

— Это хорошо, — заметил Антон Иванович. Видно, не поверил. Вот потому он и посланник, а не посол: не верит людям. Своим, советским людям — не верит!

Тут вернулся секретарь с бумажкой.

Я её, бумажку, прочитал, перечитал и протянул посланнику:

— Нужна ваша подпись!

— Ну, Михаил, это уже ни в какие ворота не лезет! Такие бумаги подписывать мне не по чину.

— Как скажете, — я забрал пистолет и пошел к двери.

— Вы куда?

— Оставлю пистолет у Муаммара. Вы правильно сказали, в Союзе мне пистолет ни к чему. Возьму его у полковника, когда вернусь.

— Вернетесь?

— Есть такие планы, — нарочито загадочно сказал я.

— Погодите, погодите, — Майков расписался на бумаге. — Когда ещё вернетесь, а пистолет…

Ясно, что он просто не хочет, чтобы Каддафи услышал о том, как его подарок не пускают в Советский Союз.

Я вернул оружие на стол и пошёл к себе. В гостевую комнату посольства. Отдыхать.

Да, я устал. Как никогда прежде. Но ничего. Вернусь в Сосновку, и у меня будет целых две недели до Билля. Это немало.

В гостевой комнате стоял трельяж, простенький, зеркала уже потускнели, но всё же, всё же. Я, выйдя из душа, осмотрел себя критически и особых изъянов не нашел. Подсушился немного, килограммчик потерял, не больше. Хорошее питание, ежедневные физические упражнения помогли сохраниться. В целом.

В частности же — покажет обследование. Но это уже в Чернозёмске.

Я надел приличествующий орденоносцу костюм и прошел в ленинскую комнату.

В ней, как водится, стену украшал портрет Владимира Ильича, в углу стоял шкаф с собранием ленинских сочинений, Большой Советской Энциклопедией, трудами Леонида Ильича и четырехтомником Ушакова.

Но главное — подшивки газет. «Правда», «Известия», «Комсомолка». Почти свежие, в посольство они попадают с опозданием на день.

Начал я, понятно, с «Правды». На первой полосе Леонид Ильич упоминался шесть раз, и Юрий Владимирович — тоже шесть. Это во вчерашней, позавчерашней и вторничной. Косыгин — один, один и два раза.

Не случайные числа, в «Правде» случайностей не бывает. «Правда» сродни аптекарским весам, и по тому, кто и сколько раз упоминается на первой полосе, можно судить о его месте в обществе. Не за день, конечно. За месяц, за год. Есть такая метода в ЦРУ, мне так рассказывал знающий человек.

Судя по всему, сейчас наблюдается равновесие. Надолго ли?

О завершении турнира — большой материал в «Комсомолке». Корреспондент пишет в выражениях, что можно подумать, будто он, корреспондент, самолично присутствовал на нём. Так, верно, большинство читателей и думает.

Меня хвалят, мною гордятся. Занял первое место, с очень высоким результатом и опередил Фишера!

Ну, результат и в самом деле высокий, что есть, то есть. А Фишера я опередил потому, что у меня один плюс без игры, от Георгиу, а у Фишера два — от Горта и того же Георгиу. По результату мы с ним нос к носу на финиш пришли. Но положение о турнире при равенстве очков отдает предпочтение тому, у кого побед больше. Реальных побед, а не плюсов.

О Спасском, взявшем четвертый приз, — вскользь, мимоходом. Неплохой результат — так оценили. Ну, а что четвертый приз в турнире составил четыреста тысяч долларов, то читателям знать не обязательно. А вот о Карпове вообще ни слова. Хотя у него третье место, тоже с высоким результатом.

Мы распрощались позавчера: все разлетались кто куда, один я задержался в Триполи. Награждение — акт политический, имеет большое значение в свете взаимоотношений наших стран, так мне сказал товарищ Майков.

Я и без него знаю.

Прочитав газеты, посмотрел на часы. Пора ужинать. Вышел из посольства, сел в такси и поехал в ресторан «Парадиз». Европейский. В него ходят посольские из капстран, и прочие шведы, волею обстоятельств оказавшиеся в Триполи. Наши, правда, не ходят. Валюту экономят. В посольстве повар свой. Но я, избалованный рестораном отеля Джалу, где и креветки свежайшие, и прочие яства. А посольская кормежка — очень на любителя. Нет, на приемы и крабов достают, икру черную, икру красную, осетрину, а чтобы вторую свежесть приглушить, если вдруг случится — водочку. Посольство — наша, советская территория, и запрет на спиртное на территории посольства не распространяется, водки много. И коньяк — хочешь, армянский, хочешь — молдавский.

Но ради меня никто икру метать не стал, а намеки на посиделки с водкой я не расслышал. Помимо прочего, пить водку при сорока градусах в тени нездорово. И потому я направляюсь в ресторан. Валюту не экономлю, нет нужды. Но наших посольских понимаю. Небольшие у наших сотрудников суточные. Прообедать джинсы — ведь дорого же?

Да. Но бытие определяет сознание, и потому перспектива пообедать за десять или даже двадцать долларов совершенно меня не смущает. С миллионом-то призовых.

И я пообедал. Потом немного поколесил по городу и на закате вернулся в посольство.

Никто меня не беспокоил.

Послушал на ночь «Грюндиг» — и уснул. На родной земле.

А посольство тем временем жило своей жизнью.

Утром на посольской машине меня отвезли в аэропорт. Сам посол меня не провожал. Занят, очень занят.

Я понимаю.

И вот я лечу над Средиземным морем. Оно меньше Атлантического океана, но всё равно огромное. Неохватное.

Поселиться где-нибудь на берегу? Нет у нас берега на Средиземном море. В Ливии? А что, Каддафи всерьез предложил, мол, живи! Орден даёт статус не только почетного капитана, он и почетное гражданство даёт. Для Ливии это возможность пользоваться всеми правами гражданина страны, но без обязанностей. Уж больно поразила Муаммара то, что я за два месяца выучил Коран наизусть.

Ну, не за два. За полтора. С таким-то учителем, да не выучить! Каддафи даже пригласил меня на конкурс чтецов, но я скромно сказал, что недостоин, поскольку только начал постигать глубину Корана. Вот лет через десять… Говорили мы с Каддафи на арабском языке. Нет, я не знаток, куда там. Арабским я владею примерно так, как пятиклассник-троечник русским. Вот почитаю светскую литературу, тогда, быть может… Хотя главное не литература, главное — люди. Потому язык лучше учить не по учебникам. Хотя учебники тоже не помешают.

Лёту в Париж — три часа, чуть меньше. Лечу молча, не квакаю. В самолете дали «Фигаро», на французском, естественно. Самолет-то «Эр Франс».

Полистал я газету — и закрыл. С французским у меня, как и у всех: месье, же не манж па сис жур, и только. Хотя француз так никогда не скажет, француз скажет «Messieurs, je n’ai pas mangé depuis six jours», но не в этом дело. Франция — страна не очень шахматная. Даже совсем не шахматная, оттого и учить язык хотя бы на уровне туриста я не спешу. Ни в Биле, ни в Маниле на межзональных турнирах не будет ни одного француза! Не смогли отобраться. И турниров крупных практически не проводят. Экономят. Чего проводить, если у своих нет шансов? Нет, были у них свои чемпионы. Алехин, например. А теперь вот Спасский. Хотя Спасский пока флаг не поменял. Только прописку. Пока. Делиться своим призом с советской властью он точно не собирается. Деньги нужны, да. Париж любит деньги.