Страница 7 из 8
Голосование шло до вечера. Вечером по одной вскрывали бочки и пересчитывали дощечки. Я был поражён что в моей бочке оказалось подавляющее большинство дощечек примерно 70%. Я догадывался в чём тут дело. Большинство женского населения импонировали мне. На следующий день я давал клятву конунга, заверил, что буду действовать только в интересах племени. В свою очередь я потребовал, что бы мне все подчинялись и доверяли, тогда у нас будет процветание. Потом все гуляли и веселились. А на следующий день я приступил к своим обязанностям. Оппозицию я купил, кому дал доходную должность, кому надел земли, кому сосватал хорошую невесту. Я подумывал о колонизации Исландии. Но викинги не очень жаждали новых земель где нечем поживиться. После нескольких лет игнорирования восточных земель мы решили туда наведаться. Возглавил поход я сам. На четырёх драккарах мы пошли на восток, а другие четыре пошли на запад. Я второй год был конунгом, дела шли хорошо, и я просто решил прогуляться. Через пол месяца мы были в том месте, где я попал в портал. Потрясли местное население. Забрали пяток девчонок и парней. Устроили гулянку. Во время гулянки я отправился по нужде. Отошел метров 50, сделал своё дело и увидел ту расщелину, через которую попал сюда. Я опешил, прошло 10 лет. Что делать? Родители смирились с моей пропажей. Универ я не закончил. Что меня там ещё держит? А здесь я конунг процветающего клана, женат имею сына. Здесь всё хорошо. Меня трясло, мысли неслись как молнии. Я знал, что портал открыт недолго. Я повернулся спиной к расщелине и заорал: «Я викинг, я викинг!!!». Обернувшись, я не увидел расщелину и засмеялся. Я вернулся к застолью схватил молодуху оттащил в хибару и отымел её жестким способом. Она не кричала не царапалась, а когда я заглянул ей в глаза увидел звериную похоть. «Дикари», – рявкнул я и пошел дальше пьянствовать. Вернулись мы со средней добычей. С запада привезли больше. До весны у нас всё было. Я знал, что так постоянно продолжаться не может, и стал готовиться к походу в Исландию. Надо же расширять свои земли.
ЖЕСТОКОСТЬ, КРОВЬ, НЕНАВИСТЬ, МЕСТЬ.
Я родился в 1904 г. в семье Питерских интеллигентов. Отец был преподавателем в Питерском Университете, а мать была оперной певицей в Мариинском театре. Мы жили на Офицерской улице – ныне Декабристов, в десяти шагах от Мариинского театра. Жизнь шла своим чередом. Отец уезжал на работу на извозчике, мать шла пешком. После работы отец забирал её домой и вместе мы ужинали. Я, как и положено профессорскому сыну учился отлично в гимназии. Немного фехтовал на шпагах, немного боксировал, на улице немного дрался с детьми работяг и обслуги. Так-как я пошел в гимназию с 6 лет то в 1917 г. я успел её окончить. Мне было почти 14 лет.
Мы собирались уехать за границу, но тут подстрелили Ленина и начался "красный террор". У нас были припасены в тайничке и золото, и бриллианты, и деньги всякие: матери дарили, отец сам покупал по возможности. На что начать жизнь за границей у нас было. Но все пошло не так. Однажды вечером нам стали колотить прикладами в дверь. Отец почувствовал очень неладное и взял с меня клятву, что я сделаю все что он скажет, а иначе погибнет вся наша семья. Где тайник ты знаешь, сказал он, а сейчас полезай в чуланчик, и чтобы не случилось сиди там пока все не утихнет. Я попросил взять с собой мой нож, он разрешил. Сначала шли разговоры на повышенных тонах, это я слышал. Затем искали клад, и ничего найти не смогли и потому начали злиться и орать. Ломали столы, шкафы и т.д. Как потом я понял, мать сделала замечание и получила удар в лицо, что такого с ней ни разу не бывало. Отец кинулся на обидчика, но был застрелен. Вскоре затихла и мать. Начался настоящий погром. Я сидел, прижав нож к груди, обливаясь потом и трясся в лихорадке. Часа два вандалы ломали всё, потом по-видимому утомились и перешли на отцовский бар, где были почти все напитки мира. Послышался звон бокалов, звон разбитого стекла, бульканье, чавканье, затем голоса стали затихать и умолкли. Просидев еще часок, я потихоньку вылез. Лучше бы я этого не делал, а там и умер в коморке. Первое что я увидел это застреленный отец и заколотая штыком мать.
Эти трое были пьяны. Солдат лежал щекой на столе в луже водки, матрос лежал рядом на отцовском диване, чекист сидел, уткнувшись головой в руки. Этот мне показался самым опасным. Ему первому я и перерезал глотку своим ножом. Матроса я пригвоздил штыком к отцовскому дивану он даже что-то вякнул удивленно, солдату я просто воткнул нож под лопатку. Затем я закрыл двери на все запоры, уложил мать и отца на кровать, прикрыл их покрывалом и положил в руки им крестики. Достал рюкзак, гимназистский чемоданчик и всю ночь укладывал драгоценности, ценные фотографии, документы. После чего обшарил чекиста. У него оказался мандат, я его прибрал т.к. фото на нем не было. Одел свой гимназистский китель, сверху кожанку чекиста и его кепку. Поцеловал и всплакнул над родителями, взял отцовский браунинг и чекистский наган и пошел на вокзал. Легче было попасть на юг к Деникину, но я подался на восток. Во-первых, чтобы хорошо воевать и мстить врагам нужно было учиться, а во Владике брат отца преподавал в местном реальном училище по профессии "оружейник" кем я хотел и быть. Делать мощное современное оружие, чтобы громить врагов.
Я сел на поезд до Саратова, его только что отбили у Чапая. Куртку чекиста я выбросил, мандат тоже. На следующий день я был в Саратове. Добравшись до комендатуры, я попросил аудиенции коменданта – это был полковник Серов. Выслушав мой рассказ, он сказал, что мать мою слушал в Мариинке, а про отца только слыхал и спросил, чего я хочу? Я сказал, что хочу добраться до Владивостока к дяде, закончить учебу, и достойно бить врага. «А чего ты сейчас хочешь?», – спросил он. «А сейчас я как голодный волчонок хочу крови». «Расстреливать будешь?» – спросил полковник. Я ответил – «да, но только большевиков». Мне построили расстрельную команду, но я отказался. Сказал поставьте пулеметик на столик, я их сам покошу. Полковник только головой подернул. Поставили 10 человек, я спросил, что все большевики? Ответили, что трое простых красноармейцев. Я попросил заменить их чекистами, если есть, но они отказались – их оставили напоследок. Когда всех построили, я рассказал, почему буду их расстреливать. Один из чекистов сказал, что туда им и дорога "буржуйская сволчь" тут я нажал на гашетку и перерезал всех по поясу. «Зачем по поясу, а не по груди?», – спросил полковник. «А так больнее», – ответил я.
Благодаря "литеру" выданным Серовым через неделю я был во Владивостоке. Дядя встретил меня сдержано, так-как понимал, произошло, что-то непоправимое. Сначала он предложил мне помыться, потом заняться разговорами. Помывшись и переодевшись, я выложил на стол документы отца и матери их фотографии и личные вещи. Дядя был крепкий, поджарый мужчина, полковник инженерных войск. В Порт-Артуре он воевал капитаном, но и он не сдержался, засморкался и пустил слезу. Затем он накрыл стол и предложил помянуть безвинно убиенных. Так я первый раз выпил водку. Немного поговорив, я заснул, а дядя еще долго сидел за столом, вздыхал, дергал носом – перед ним проходила вся его юность и молодость, связанная с моим отцом и матерью.
Невзирая, что дяде было за сорок- женат он не был. Наследующее утро я был уже в училище и стал неистово заниматься учебой и изобретательством. Дядя помогал мне дельными советами, когда я спрашивал, но сам с советами не лез. На заводах было сплош большевистская сволочь, так что заказ разместить было невозможно. Зато за наличку брались и красные, и черные, и зеленые. Работяги могли определить, что это оружие, но не больше. Все в голове можно держать, зная чертежи и всю концепцию механизма. Кое-какие детали заказывали в частных мастерских, там было дороже из-за ручного труда, но качественнее. Так прошел 1919 г. Двадцатый год начался бурлением масс. Я изобретал двух ствольную скоростную пушку при полной поддержке моего дяди. В 1920 г. нас объявили "буферной республикой" и я ускорил процесс изготовления. Того и гляди придут большевики. В начале 1921 г. пушка "в основном" была готова. 240 выстрелов в минуту на два ствола. Такая, как в "Зори здесь тихие" по самолетам стреляли, только еще не доведена до полного ума. Зимой мы вывезли ее на санях в лес и там испытали. Эффект был поразительный. От старого броневичка не осталось ничего, деревья летели, как щепки. Я представил, что будет с людьми и конями. Летом из лесов стали вылезать партизаны, грязные, голодные и без башенные. Кто-то ими должен был управлять. У нас такого лидера не было, и к осени нам прислали из России Военного министра тов. Блюхера. В это время я сдал экзамены и получил диплом "техник оружейник стрелкового оружия" и мог работать на любом военном заводе. Дядя был вызван к «военному министру». Вскоре вернулся и сказал, что нам здесь больше делать нечего, и он уезжает в Америку и приглашает меня с собой. Я ответил, что Америка слишком просто, я пойду своим путем. У дяди сбережений не было, и я ему немного подкинул – на первое время. Я проводил его на корабль – так мы и расстались. На следующий день я купил пару лошадей, одну навьючил оружием и вещами, другую более резвую я выбрал себе и двинулся в Манчжурию. Через два дня пути я был в Харбине. В то время – это центр всей русской восточной эмиграции и смесь всех разведок востока. Белоэмигрантская, большевистская, японская, китайская, корейская и т. д. Я нашел малюсенький домик со стойлом для коней и минимальными удобствами для себя. Затем нашел с легкостью учителя китайского языка, но русского, с оговоркой, что каждые полгода я буду сдавать экзамен китайскому учителю. Я был прилежный ученик и через год я знал все иероглифы, которыми можно было общаться почти на все темы, если не обсуждать китайскую философию. Я думаю это была примерно десятая часть всего Китайского языка. В то время, кто еще сопротивлялся открыто большевикам – был атаман Семенов. К нему я и подался, чтобы полностью испытать свое изделие и может даже запатентовать. Атаман принял меня не очень дружелюбно. Во-первых, для него я был сильно молод, а во-вторых он недолюбливал слишком белую кровь, так как сам был из простых, но выслушав меня, согласился испробовать мое оружие и заодно побеспокоить большевиков. К пушке у меня было 2000 патронов 20 мм в диаметре. Это на два коротких боя при такой скорострельности. Мы составили план. Казачки врываются на территорию России, громят, жгут погран отряд и движутся вглубь страны. Когда начинает наступление регулярная Красная Армия, оно дают деру, но бегут не очень быстро, что бы у красных не оставалось сомнения, что вот-вот они их догонят. Атаковала казаков лава человек в 500 конных. Казаки, как было и велено держались метрах в 150 от краснопузых. Когда казачки проскочили меня – я нажал на гашетки. Летели куски лошадей и людей. Большевики не сразу осознали свой промах и еще пытались атаковать, за что положили лишнюю сотню. Вылезли два дряхлых броневичка. Я разворотил их за минуту. Остатки красных бросились бежать, все бросая на своем пути. Последовал приказ Атамана: «казакам преследовать большевиков, в отряде арестовать всех командиров, комиссаров, их жен, медперсонал и обслугу». Что было и выполнено. По моим подсчетам я положил человек к 350. Казачки привели еще человек 300. Победа была хоть и локальной, но полной.