Белый странник

Кирилл дал старшей дочке кошель с деньгами и она несла его широко раскрытым, младшие дети раздали медные монеты каждому рабу, вкладывая в руку и желая им доброй судьбы. Рабы принимали их молча, иные плакали, иные просто смотрели на монету, зажимали ее в кулаке, боясь потерять. Шествие остановилось возле клетки с тем самым рабом, что недавно привлек внимание Кирилла.

Его выпусти, пожалуйста, он нужен мне, – Кирилл сказал это и посмотрел Скифиду в глаза.

А что, и выпущу, что мне стоит выпустить какого-то там раба!

Он подозвал жестом охранника, который был неподалеку, и приказал ему вывести из клетки указанного раба.

А это твой дядя, которого ты не видел сто лет, – Скифид говорил с явной издевкой.

Нет, это просто человек, который мне нужен, – спокойно произнес Кирилл, не обращая внимания на тон своего друга. Раба вывели под руки два охранника, готовы подавить любой мятеж, поставили перед Кириллом, не отпуская.

Отпустите его, и, пожалуйста, оставьте нас наедине.

Кирилл был непреклонен в своем решении остаться наедине с этим рабом, и это чи- талось в его голосе, поэтому охранники не стали перечить, тем более что они хорошо знали, на что он был способен, да и сам раб тоже имел возможность насладиться зрелищем боя, в котором первой скрипкой был человек, его освободивший.

Дети, пойдемте я вас на коне покатаю, – сказал Скифид и увел детей за собой. Дети явно идти не хотели и постоянно оглядывались, но все же ушли.

Идем, – сказал Кирилл и пошел к реке. Раб пошел за ним, но не как раб за хозяином, а как свободный человек за равным. На берегу Кирилл сел на песок и, дождавшись того, пока его собеседник сел рядом, глядя на воду, сказал:

Рассказывай, только правду, кто ты и за что в рабство угодил.

Нечего мне рассказывать, да и с чего начать даже не знаю, – сказал мужчина явно растерянным голосом.

Начни сначала, – Кирилл продолжал смотреть на воду.

Зовут меня Холгас, я был командиром личной охраны Мандраса, князя пограничных земель Колгании, моей страны. Не всем удается подняться из простых до такого положения, и, естественно, не все мне были рады в высшем обществе. Ну а потом на мою беду мой господин, доверяя мне, наверное, предложил жениться на его дочери, зная мои к ней чувства. Я, естественно, согласился, потому что думал, что дочь моего господина, несравненная Адидель, тоже любит меня. После нашего разговора с Мандрасом я, окрыленный, побежал к своей любимой и рассказал ей о предложении отца, но вот только особой радости не увидел в ее глазах, потом мы даже, не помню из-за чего, рассорились, и я пошел к себе. А на утро меня арестовали мои же солдаты и обвинили в убийстве моего князя. Судили меня быстро, а обвинителем был тот, кто ранее подчинялся мне по службе, за него и вышла замуж моя Адидель, ну вот и все вроде бы, – Холгас говорил спокойно и без эмоций. Видно, все перегорело в его душе, и он перестал по этому пово- ду переживать, во всяком случае, сильно переживать, но Кирилл помнил, как побелели костяшки сжатых в кулак пальцев, когда Скифид рассказывал его историю.

У меня есть предложение, от которого ты можешь отказаться, если захочешь. Ты все равно останешься свободным, поверь, это правда, – говоря эти слова, Кирилл смо- трел в лицо своему собеседнику, он должен был понять: заинтересуется Холгас его предложением или нет.

Они говорили долго, издалека можно было подумать, что они просто сидят и смотрят на реку, изредка поглядывая друг на друга. К каравану Кирилл вышел один, он подошел к Скифиду и, поглядев в его глаза, сказал:

У меня есть к тебе предложение, и ты, думаю, будешь ему рад, – сказал он это с улыбкой прощающегося человека.

Пошли в шатер, поговорим о делах, потом о прощании нашем, – засмеявшись, про- изнес Кирилл. Он положил руку на плечо караванщика, и они пошли к шатру. Кирилл сразу подошел к своему мешку, достал из него прозрачную бутылку и протянул ее караванщику.

Это тебе мой подарок, как я и обещал.

Потом достал десять увесистых мешочков с золотом и положил перед Скифидом, тот развязал один, поглядел внутрь и с широко раскрытыми глазами спросил:

Что это, и за что это, ты знаешь, что здесь на десять таких караванов.

Знаю, но все равно ты должен это золото взять, ты хороший и честный человек, не смотря на то, что работорговец, и заслуживаешь того, чтобы тебе помогли. Но и ты мне поможешь, если сможешь.

Интересно чем? – в голосе караванщика сквозил интерес, и в этот момент в шатер вошел Холгас.

Этот человек будет встречать тебя и твои караваны на этом месте, будет покупать у тебя рабов, которых ты специально для меня будешь отбирать на всевозможных рынках. Меня интересуют только те, кого можно будет брать в армию.

И эти деньги для того мне и вручены, да? – некое легкое разочарование было в голосе Скифида. Нет, деньги эти только для тебя, Холгас будет приезжать со своими деньгами, он будет отбирать тех, кого посчитает нужным купить, и дать тем самым свободу.

Кирилл говорил спокойно, без тени иронии, и Скифид сразу понял, что его новоявленный друг не шутит.

Потом был прощальный ужин. За столом сидел счастливый отец, счастливые дети, бывший раб, переодетый и совсем не похожий на раба своими повадками, и расстро- енный караванщик, горечь расставания которого не имела границ, и он не пытался это скрыть. Даже внезапно свалившееся на него богатство не могло его успокоить, настолько он прикипел душой к этому странному путнику. После ужина Кирилл сел на коня, дети устроились в повозке, приготовленной для дальних путешествий, Холгас правил лошадьми, и все они тронулись в свой путь.

Рабы долго глядели в след покачивающейся на неровной дороге повозке, в которой уезжали дети-рабы, нашедшие своего отца, и бывший военачальник, ставший по воле судьбы рабом, и вновь, по воле все той же судьбы, обретший свободу. Там, в повозке, ехали те, о ком еще долго будут рассказывать истории на перевалах, и в услужении своим новым хозяевам, и благодаря кому легенда о счастливом конце, даже у раба в судьбе, будет жить вечно.

Глава 3.

Путь домой

Они ехали долго настолько, насколько позволяла весенняя теплая ночь, луна светила так ярко, что было видно на многие метры вперед. Повозка тихо покачивалась и, как мать, убаюкивающая свое дитя, укачивала детей, которые были внутри ее. Они спали впервые спокойным детским сном. Самая маленькая улыбалась во сне и прижимала к себе руку Кирилла, словно боясь, что он может уйти и не вернуться. Она все время, как Кирилл сел в повозку, была рядом с ним, то пристально рассматривая, то просто обняв, сидела молча и смотрела, как дорога уводила их прочь от этой страшной жизни в неволе. Две старшие дочери спали, обняв друг друга и укутавшись в одеяло так, что видны были только их макушки. Парень, как подобает настоящему мужчине, спал отдельно от девчонок, но так, чтобы при необходимости видеть их. Холгас сидел на облучке, не сводя глаз с дороги, при любом повороте дороги направлял лошадей так, чтобы повозка не раскачивалась слишком сильно. Видна была многолетняя военная закалка, он нес служ- бу, как будто его собственная жизнь зависела от результата их поездки. Не один Кирилл не спал, он сидел в повозке и смотрел на то человеческое счастье, которое мирно спало рядом с ним, и понимал: его жизнь и дальнейшие планы теперь зависят от того, как он будет жить со своей семьей. Он очень осторожно освободил руку от объятий дочери и пробрался на облучок, сел рядом с Холгасам, взял у него поводья и тихо сказал:

Иди поспи, я все равно не могу уснуть, и посижу за тебя.

Холгас не стал упрямиться, просто максимально тихо перебрался в повозку, лег с самого края и, не укрываясь, уснул быстро, как ребенок.

Кирилл правил лошадьми еще пару часов, пока не выехал на довольно милую поляну. Она сразу ему приглянулась, и он решил, что можно устроить привал. Распряг лошадей, стреножил и пустил пастись на поляне. Глядя на коней, мирно пасущихся в ночи, Кирилл вспомнил себя в детстве, когда ходил с отцом и дедом пасти колхозных лошадей и целую ночь просиживал у костра со взрослыми мужиками, слушая их рассказы и наблюдая за тихо фыркающими в ночной тишине лошадьми. Теперь он сам со своим сыном будет ходить на ночные выпасы, и это его радовало. Он не спал до рассвета, просто сидел и думал, что стало его новым миром и новой жизнью. Было немного обидно, что не мог раскрыть всей правды, хотя бы детям, но успокаивался, что со временем его домочадцы все узнают и между ним и детьми не будет никаких тайн и недомолвок. Когда стало просыпаться улыбчивое солнце, которое стремилось обогреть всех и сразу, Кирилла стало клонить в сон, и, почувствовав это, Холгас присел с ним рядом и, глядя на лошадей, сказал: Идите поспите, господин, я посторожу вас. Не волнуйтесь, не сбегу и не предам ни вас, ни ваших детей.