При свете звезд

Потом он надел ей на глаза темную повязку.

– Не бойся, – сказал он и стал покрывать ее поцелуями.

Мерри раскрылась ему навстречу, подобно бутону.

Вдруг повязка упала с ее глаз, и, к своему ужасу, она увидела склонившегося над ней Каллина. Он мял ее грудь, причиняя боль, кусал ее плечи. Когда он раздвинул ей ноги, чтобы овладеть ею, Мерри проснулась и села на кровати. Сердце бешено колотилось. Ей показалось, что в комнате кто-то есть. Девушку прошиб холодный пот.

У окна послышался подозрительный шорох. Зная, как к ней относятся некоторые воины Люка, Мерри поднялась с постели и схватила кочергу, сжав ее изо всех сил.

Девушка медленно приблизилась к окну и резко распахнула створку ставни.

На фоне иссиня-черного неба темнел силуэт Кита. Увидев занесенную над ним кочергу, он зашипел и выгнул спину.

– Кит! – воскликнула Мерри, выронив кочергу. – Как ты сюда попал? – Она взяла кота на руки. – О, Кит, они устроили на тебя облаву?

Мерри выглянула из окна, но никого не увидела. Должно быть, Кит вскочил на крышу кухни, затем по узкому выступу добрался до ее комнаты, располагавшейся на втором этаже.

Она закрыла окно, уложила кота в постель и юркнула под одеяло.

– Не бойся, – сказала она. – Я не дам тебя в обиду.

Вскоре Мерри уснула.

– Я не могу ходить, леди, и от меня нет никакого прока. Так что вам не стоило со мной оставаться.

Мерри подняла взгляд на воина. Походная кровать была ему коротковата, ступни свисали над краем. Остальные воины покинули казарму еще до захода солнца. Люк разбудил Мерри несколько минут назад, сказав, что Филиппу требуется перевязка.

Мерри поставила кувшин с разбавленным пивом и приблизилась к пострадавшему.

– Лучше я буду ухаживать за вами, чем стоять на стене и ничего не делать.

– Большое вам спасибо, – поблагодарил он. – У вас очень нежные руки.

– А вы знаете, что это Жервез вправлял вам кость. Я не умею. И вам было очень больно.

Он поднял обезображенную кисть.

– Было гораздо больнее, когда я потерял палец, – заметил он.

Мерри взглянула на его руку.

– Как это случилось? – спросила она.

– Долго рассказывать. Девушка обвела взглядом пустое помещение.

– А вы куда-нибудь спешите?

Филипп издал смешок:

– Да вроде бы некуда. Могу рассказать, если вам интересно.

Мерри села на один из тюфяков – подстилку из соломы, лежавшую на скамейке с целью защиты от грызунов, в изобилии шнырявших на разостланном на полу камыше.

Филипп приподнялся на локте.

– Вы не поверите, – начал он, – но я родился в семье рыбака! – Он широко улыбнулся, сверкнув в полутьме зубами. – Мы жили в Пуатье. И я вместе с отцом каждый день рыбачил у скал Шато-Бриан. Там в замке жила необыкновенная женщина, равной ей я не знал. Если не считать вас, – галантно добавил Филипп. – Ее звали Маргарет, – продолжал он. – На шестнадцатый день рождения дочери ее отец, граф Пуатье, решил устроить турнир, чтобы выбрать для нее жениха. – Филипп заговорщически понизил голос: – Я рыбачил внизу и много раз видел, как леди Маргарет прогуливается среди скал. Но в ту пору я был не воином, а простым рыбаком. И все же сказал отцу: «Продайте наше рыбацкое судно, и я завоюю леди!» Отец поверил, продал судно и купил мне боевое снаряжение и лошадь. Шесть месяцев я тренировался. Учился, наблюдая за другими. Наконец настал день турнира.

– Все это звучит неправдоподобно, – заметила Мерри, хотя слушала историю как зачарованная. Филипп оказался великолепным рассказчиком.

– Истинная правда! Клянусь мечом. Я придумал себе благородный титул и состряпал поддельные документы, – продолжал Филипп. – Я до сих пор помню Маргарет. У нее были золотые волосы и голубое с серебристым отливом платье. От ее несравненной красоты захватывало дух.

Я поклялся, что она станет моей женой, даже если для этого мне придется умереть.

Я начал сражаться. Без особого труда пробился в финал, где предстояло встретиться с величайшим рыцарем Франции. Я был уверен в своих силах. Вначале преимущество было на моей стороне. Но потом герцог Орлеанский сбросил меня с лошади, и я порезал лоб о его шлем. Кровь заливала глаза.

Все же я продолжал состязаться, и зрители поддерживали меня криками. Мне отсекли палец на правой руке, – mon Dieu,[5] боль была адской! Тогда я переложил меч в левую, которой пользуюсь и по сей день. Я не собирался сдаваться, но потерял сознание от потери крови. Мерри вздохнула:

– Значит, вы ее не завоевали.

– Нет, – с грустью промолвил Филипп. – Но величайшие лорды Франции видели мою силу и отвагу. Многие предлагали мне стать наемником, в том числе и граф Анжуйский, отец принца Генриха.

– Тогда-то вы и променяли рыбацкий промысел на королевскую службу! – догадалась Мерри. – Эта история достойна внимания, Филипп.

– Все истинная правда. – Он пожал плечами. – Вот так я оказался здесь, – промолвил он не без иронии.

Мерри сложила на коленях руки.

– Прошу прощения, что из-за моего кота вы пострадали, – произнесла она тихо. – Он не хотел причинить вам зла, просто искал меня.

– Не беспокойтесь, леди, – сказал Филипп. – Это был несчастный случай.

– Вы очень добрый, – промолвила Мерри, но местонахождения Кита не выдала, чтобы другим не пришло в голову его преследовать.

– Теперь ваш черед поведать мне что-нибудь интересное. – Филипп выжидающе посмотрел на девушку.

Она отвела взгляд.

– Мне нечего рассказывать, – солгала Мерри.

– Зато у меня припасена еще одна история, – признался он весело. – Еще интереснее моей. Речь пойдет о Фениксе, о том, как он восстал из пепла.

У Мерри учащенно забилось сердце. Она думала о Люке все утро, вспоминая сон.

– Не многие об этом знают, – сказал Филипп, понизив голос, – но он внебрачный ребенок. – Воин покосился на дверь, опасаясь, как бы его не услышали. – Его отец участвовал в Первом крестовом походе, когда был взят Иерусалим. Но после победы он не вернулся домой, а остался с Годфри и Болдуином охранять город от мусульман. Он взял в наложницы сарацинскую женщину, и та родила ему сына. Это и был Люк Ленуар.

Мерри ушам своим не верила. Так вот почему у Люка нет благородного имени! Его называли Люк Черный, что идеально подходило сыну сарацинки.

– Несколько лет спустя отец Люка умер от лихорадки, и о мальчике забыли, – продолжал Филипп. – Он говорил на языке сарацин, жил среди них, но относились к нему как к изгою. Говорят, он жил впроголодь, когда граф Арундел, дед Люка, подобрал его на улице Иерусалима.

– Дед искал его? – спросила Мерри.

– Да, довольно долго. После смерти сына внук стал его единственным наследником. Сэр Вильгельм привез мальчика в Англию и воспитал. Он научил его читать по-латыни и по-французски. Еще Люк умеет говорить и на своем родном языке. Во время Второго крестового похода, когда мы потеряли Священный Город, он служил переводчиком.

Пораженная неординарным прошлым Люка, Мерри задумалась над его дипломатическим талантом, развившимся наверняка в раннем возрасте, когда ему приходилось приспосабливаться к условиям своей нелегкой жизни.

– А сможет ли он унаследовать титул своего деда? – полюбопытствовала Мерри.

У Филиппа блеснули глаза.

– Закон запрещает бастарду наследовать титул напрямую. Но не лишает такого права его наследников. Позвольте мне рассказать вам свою историю, и тогда вы все поймете. – Филипп кашлянул. – Граф Арундел, являясь покровителем Матильды, пристроил внука на воспитание к ее единокровному брату, сэру Роберту Глостеру. Мой господин провел юность в Нормандии в качестве его сквайра. Именно тогда он и прославился.

Мерри очень хотелось выслушать историю до конца.

– Он прошел обучение в замке Карруж, где Матильда жила со своими тремя сыновьями. Генрих и Джеффри были старшими. Генриху исполнилось десять, а Джеффри восемь. Лето выдалось жаркое и сухое, и однажды утром на кухне вспыхнул пожар. Для тушения огня на подмогу позвали ратников, в том числе и меня. Но мы ничего не могли сделать.

5

Мой Бог (фр.).