Страница 19 из 68
— Хорошо, мам, я понял.
— Сообщать ему, что он идиот необязательно.
— Мама он еще от наркоза будет отходить и меня к нему не пустят сразу, к тому же ты без меня прекрасно справишься.
— Ты мне поговори еще, все, езжай, он в клинике…
— Да в курсе, я в курсе, куда его повезли.
Закатываю глаза, прекрасно зная, что в этом городе есть только одна клиника, где отец, пусть из-под пинка, но иногда соглашается проверяться.
— Ну давай, я подъеду… да чего ты сигналишь, придурок, понакупили права, а на мозги не осталось, — сокрушается маман, явно обращаясь не ко мне. — Все Егор, до встречи.
И отключается.
Нет, эту женщину ничего не берет, хоть ты тресни.
Усмехаюсь и развернувшись, произношу:
— Ксю…
Но договорить не успеваю, в комнате я один.
Выхожу, Александровна стоит у стены, смотрит на меня своими глазищами синими, и я понимаю, что изменилось что-то за время моего разговора с матерью. Ксюша вроде все та же, но глаза… взгляд…
Я не могу понять, но отчего-то появляется ощущение тотальной задницы.
— Ты чего, что…
— Кажется, тебе пора, — перебивает меня холодно Александровна и я окончательно убеждаюсь в том, что в этой красивой головке напротив вновь забегали огромные такеи, придурочные тараканы.
— Ксюш.
— Волков, я тебя прошу, уходи. Не надо.
— Ты из-за звонка что ли? Так это мама, Ксюш, отец в больницу по…
— Это все не важно, господи, Егор, просто уйди, я тебя прошу.
Собираюсь возразить, но, как на зло, в помещении появляется малявка и я затыкаюсь, не успев вымолвить ни слова.
— Давай ты успокоишься, и мы поговорим позже.
— Ты уходишь? — вклинивается ребенок.
— Да, принцесса, мне нужно уехать.
— А ты еще приедешь?
— Конечно, приеду…
— Егор, — предостерегает меня Александровна, явно не понимая, что мне вот вообще фиолетово ее по этому поводу мнение.
— Мы еще поговорим.
Повторяю, чтобы точно уловила суть и двигаюсь в прихожую. Ни черта не понимая, одеваюсь спешно, и пообещав себе разобраться, прощаюсь и выхожу из квартиры, под пристальные взгляды девчонок.
Не вовремя, как же все это не вовремя. Я отца люблю и волнуюсь, конечно, но как же, сука,
сложно просто взять и уйти не оборачиваясь, понимая, что Александровна моя опять себя накрутит, накрутит же, и победа моя маленькая просто вдребезги разобьется.
Ну что за женщина?
И как же хочется вернуться, встряхнуть ее к чертовой матери и вытрясти всю дурь из красивой головки. Чтобы не думала, не тянула в нее ерунду всякую. И как я так вляпался?
Вообще я, наверное, хреновый сын, потому что все дорогу, пока еду к отцу, думаю об Александровне и ни черта с собой поделать не могу. Клинит, сука, как же меня на ней клинит, я ведь и понятия не имел, что может быть вот так, чтобы только она перед глазами и в мыслях, двадцать четыре на семь.
В клинику приезжаю спустя добрых полчаса, где, черт его дери, нахожу отца уже прооперированным, довольным и в VIP, мать его, палате.
— Объяснить ничего не хочешь? — спрашиваю прямо с порога, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на повышенные тона.
— Тон смени. Гляди, Паш, совсем засранец от рук отбился. И что мне с ним делать?
— Евгений Николаевич, можно я уже поеду.
Я только сейчас замечаю, что отец в палате не один.
Помощник отца поднимается с кресла в углу комнаты, смотрит на меня виновато, понимает, что скоро явится маман и надо валить, пока жив-здоров. Я его понимаю в общем-то.
— Павел Андреевич, может хоть вы объясните, какого черта?
— Иди, Паш, иди, я позвоню, — разрешает отец и Паша, кажется, даже выдыхает от облегчения. Парень он хороший, молодой, ненамного старше меня, от того, может, и побаивается мою мать, не отрастил еще достаточную броню.
— До свидания, — он прощается и практически вылетает за дверь.
— Пап, че за цирк? — возвращаюсь к вопросу. — Мама сказала, что тебя оперируют.
Отец поправляет оделяло, устраивается поудобнее на кровати и лишь спустя некоторое время отвечает:
— Вчера вечером еще прооперировали.
— В смысле вечером. Ты нормальный вообще, пап? Мама на всех парах мчится сюда, волнуется, а если она в аварию попадет, ты…
— Не заливай, — перебивает меня отец, — твоя мать скорее спешит сюда, чтобы в очередной раз напомнить, что я старый идиот и как она была права.
Усмехаюсь в ответ, сказать мне в общем-то нечего, прав отец. Маман у меня леди железная, не их нежных фиалок.
— Ты вчера мог позвонить, или Паша.
— Да щас, чтобы твоя мать мне всю плешь проела, нет уж, мне после операции выспаться нужно было, — бурчит недовольно, а сам улыбки сдержать не может.
— Ты же понимаешь, что только хуже сделал, она же уже едет сюда.
— Зато я поспал.
И ведь не поспоришь. Одно ясно, мне отсюда нужно свалить раньше, чем грянет гром. Я родителей люблю, но пусть папаша сам разбирается с маман.
— Долго ты вымаливать прощение будешь, ох долго, — качаю головой и взяв стул, сажусь рядом с кроватью. — Как ты себя чувствуешь?
— Да нормально все, не хрустальный. Ты мне лучше скажи, какого черта ты дома не появляешься?
— А сам ты не догадываешься?
— Ты давай не заговаривайся, ты прекрасно знаешь, что я прав и твой поступок, как минимум, недальновиден.
Я вообще вполне терпелив, но даже родителям не позволю обсуждать мои решения.
— Если я решил вернуться и учиться здесь, так и будет и хватит об этом, пап.
— Самостоятельный, значит? — усмехается отец, смотрит на меня с долей какого-то превосходства во взгляде.
— Как видишь, — цежу сквозь зубы, понимая, что еще чуть-чуть и мы с ним снова вернемся к тому, с чего начали.
— Тогда, может и ключи от квартиры сдашь? На самообеспечение перейдешь?
— Я не понял, ты сейчас меня на слабо взять пытаешься? Пап, ты серьезно думаешь, что это сработает?
Он смотрит на меня недовольно, кривая усмешка исчезает с лица. Не нравится ему моя позиция, а мне не нравится, что меня шантажировать баблом пытаются.
Демонстративно вытаскиваю из кармана кошелек и ключи от квартиры, ключи бросаю на кровать, следом летит карта.
— Ты, как я погляжу вполне себе здоров, я, пожалуй, поеду.
Встаю и уже собираюсь уходить, как снова слышу голос отца.
— Ишь ты, гордый какой стал. От привычек отказываться сложно, Егор.
— У меня мажорских замашек не было никогда, и да, пап, ты бы проверял иногда счет, я у тебя за последние полгода ни копейки не взял, — бросаю через плечо и уже у двери меня снова останавливает отец.
— Ладно, не горячись, ключи возьми… и карту.
— Обойдусь, пап, не люблю, когда меня шантажируют, — поворачиваюсь, смотрю на него серьезно. А он как думал? Это я в него такой упертый уродился.
— Ну обходись-обходись, — произносит снисходительно и недовольно поджимает губы, пока я пытаюсь понять, где мне найти временное пристанище.
— Лечись, пап.
— Егор. И еще, на следующей неделе мы всей семьей должны присутствовать на благотворительном вечере.
— Да щас, это как-нибудь без меня.
— Твоя мать одна из организаторов, прояви хоть немного уважения.
— Я подумаю.
Киваю и не прощаясь, выхожу из палаты. Благотворительный вечер, да на кой черт он мне сдался?
Как признаться самой себе
Ксюша
— Катюш, не прыгай, — обращаюсь, к подпрыгивающей при каждом шаге дочери.
Смотрю на ее счастливую мордашку и самой улыбаться хочется, несмотря на все события, произошедшие за последние несколько дней.
Уход Волкова спровоцировал резкое падение настроения Катюши, не нужно быть гением, чтобы понимать, как быстро привязываются дети к тем, кто проявляет к ним хоть каплю заботы, особенно если речь идет о маленькой девочке, что растет без отца и в первом же появившемся в доме мужчине, неосознанно видит претендента на роль отца.
Нельзя было этого допускать, нельзя было поддаваться напору нахального мальчишки. Но как?