Берлин - 45

Населённый пункт, отмеченный на карте как местонахождение штаба армии, по информации офицеров одного из отходящих полков, был уже в руках противника. Где теперь штаб, никто не знал. Он приказал водителю ехать вперёд, в сторону деревни. Впереди на шоссе показались группы бойцов. Иногда они стреляли из винтовок в сторону деревни. Поравнявшись с ними, Антипенко спросил:

— Где здесь какой-нибудь штаб?

Сержант с удивлением посмотрел на него и ответил:

— Где штаб, не знаю. Здесь никаких штабов нет.

— А немцы далеко?

— Да вон они. Шагов триста будет. За тем бугром. В деревне. — И сержант махнул рукой вдоль шоссе, куда они вели огонь.

Антипенко приказал развернуть машину. Погрузили раненых, которых тащили красноармейцы, и помчались в тыл.

Штаб, наконец, отыскали в трёх километрах от фронта. Хоменко обрадовался, увидев его, и тут же приказал возглавить все службы материального обеспечения, включая арт-снабжение, автомобильный транспорт, железнодорожный подвоз.

— Одним словом, Николай Александрович, в нашей фронтовой неразберихе необходимо срочно установить такой порядок, какой существовал в пограничных войсках до войны, — подытожил генерал Хоменко.

Задача была непростой.

Только в августе 1941 года, после всех неудач начального периода войны и учитывая просчёты и провалы в организации тыла дерущихся войск, были введены новые штаты тыловой службы. Начальником тыла Красной армии был назначен генерал А. В. Хрулёв[141]. В структуре управлений фронтами и армиями появились должности заместителей командующих по тылу. Вновь учреждённое Главное управление тыла РККА начало энергично выстраивать вертикаль, которая уходила в низовые звенья, разветвлялась в войсках и заканчивалась старшинами стрелковых рот и подразделений других родов войск.

В начале сентября 1941 года в 30-ю армию прибыл из Главного управления новый заместитель по тылу. Антипенко решили вернуть в пограничные войска, и уже было подготовлено направление — в Читу. Но он тут же написал рапорт и явился с ним к генералу Хрулёву: прошу направить в действующую армию…

На центральном участке фронта назревали большие события. Антипенко направили под Вязьму, в 49-ю армию. Генерал Хрулёв напутствовал:

— Поезжайте в эту армию и не смущайтесь ворчливым характером командира Захаркина[142]. Ивана Григорьевича я давно знаю. Он значительно старше вас, заподозрит вас поначалу в несолидности. Но он умеет ценить работников. Берите в свои руки всё армейское хозяйство. Покажите твёрдую руку в наведении порядка, там всё разболталось. Нет хозяина в тылах. Нам вообще предстоит создать заново систему управления тылом Красной армии.

И вот новый зам по тылу прибыл в расположение 49-й армии. Противник в эти дни проводил последние приготовления к началу решающего наступления на Москву (операция «Тайфун»), а наши войска готовились встретить и отразить этот удар. На участке 49-й армии произошло непонятное. До сих пор историки не могут распутать этот узел вопросов и смутных догадок, затянутый странными действиями наших штабов. Н. А. Антипенко: «Скажу несколько подробнее о сложившейся там обстановке. Находясь в тылу ЗО-й армии, которая вела тяжёлые бои, войска 49-й армии подготовили новый оборонительный рубеж в 30–40 км от линии фронта. Была создана глубоко эшелонированная система инженерных сооружений, занятых войсками и боевой техникой. Дивизии, входившие в состав 49-й армии, были хорошо укомплектованы и готовились к активным действиям. Особенно большую работу проделали артиллеристы; они пристрелялись к каждому направлению, отработали взаимодействие с пехотой, выложили на огневые позиции по два боевых комплекта боеприпасов.

Ещё и ещё раз проверил командарм И. Г. Захаркин надёжность оборонительной системы подчинённых ему войск. Личный состав армии хорошо усвоил задачу — стоять насмерть! — и это не было фразой, ибо высоким был дух патриотизма у каждого воина. Казалось, что если противник прорвёт боевые порядки 30-й армии, стоявшей впереди, то он тут же наткнётся на мощную оборону 49-й армии и дальше не пройдёт.

И вдруг приказ Ставки: 49-й армии сняться с занимаемых рубежей, погрузиться в вагоны и переместиться на Курское направление, где занять оборону на рубеже Харьков — Курск — Орёл. Многие из нас недоумевали: неужто следовало бросать столь хорошо подготовленный оборонительный рубеж на главном направлении? Не получится ли так, что мы снимемся с позиций, погрузим людей в вагоны, а в это время и будет нанесён удар значительно превосходящими силами по 30-й армии? В этом случае врагу открылся бы на десятки километров свободный путь.

Но вышло ещё хуже — 30 сентября и 2 октября гитлеровцы начали своё генеральное наступление на Москву. Нанеся поражение ослабленной трёхмесячными боями 30-й армии, они без труда прошли полосу, занимаемую ранее 49-й армией. Одновременно ими был нанесён авиационный удар по железнодорожной рокаде Ржев — Вязьма, где сосредоточилось несколько десятков железнодорожных эшелонов с техникой и войсками 49-й армии.

Вместо Курска командованию и штабу 49-й армии пришлось возглавить войска в районе Калуги; это были разрозненные части и подразделения. Вскоре была сдана и Калуга. Наши войска, отходящие на восток, обходили этот город.

В тот момент мне было приказано командармом И. Г. Захаркиным отправиться в Калугу, чтобы лично выяснить, кто зажёг спичечную фабрику; она пылала огромными языками пламени, и пожар ещё усиливал панику. Явившись в горком и горисполком, я там никого не обнаружил. Телефонная связь продолжала действовать, но никто не отвечал на вызов.

На соседних с фабрикой улицах уже появились немецкие солдаты. Надо было уходить. Так мне и не удалось выяснить, по чьему распоряжению была подожжена спичечная фабрика в Калуге. Этот слишком преждевременный поджёг создал в войсках и среди населения уверенность, что город обречён на сдачу врагу. И такое настроение создано было как раз в то время, когда мы собирали силы, чтобы Калугу защищать…

Штаб армии с подразделениями обслуживания отходил на г. Алексин. К вечеру дороги размокли от проливного дождя. Транспорт «по брюхо» засел в грязи. Кому его не удавалось вытащить, тот продолжал путь пешком.

Вскоре сдали и Алексин, взорвав предварительно железнодорожный мост через Оку; однако примерно через месяц противник открыл по нему движение. Возникло сомнение — достаточно ли полно был взорван мост? Почему противник его так быстро восстановил?

Началось затяжное следствие. Офицеру-заградителю из службы ВОСО[143] пришлось пережить немало неприятностей (если можно так деликатно выразиться). Впоследствии, когда снова был занят нашей армией Алексин и нам пришлось восстанавливать мост, теперь разрушенный уже немцами, всем стало ясно, что никакой ошибки офицер ВОСО при взрыве моста не допустил. Но урок из опыта подрыва Алексинского моста через Оку нами был извлечён, мы его помнили, когда 49-я армия занимала оборону вокруг Серпухова и стоял на очереди вопрос, когда и как взрывать Серпуховской железнодорожный мост через Оку.

В середине октября противник располагался полукольцом в 6–7 км западнее Серпухова. Здесь у нас произошло любопытное эшелонирование штабов. В самом Серпухове находились все службы, подчинённые начальнику тыла армии. Начальник тыла армии со своим штабом был там же. Поскольку я был старшим начальником в войсках Серпуховского гарнизона, то командующий армией назначил меня начальником гарнизона. По положению я вошёл в состав городского Комитета обороны («наш маленький ГКО», как мы его шутя называли); председателем его был секретарь горкома партии Гусев, членом комитета — председатель горсовета Соколов.

Восточнее Серпухова, в деревне Бутурлино, т. е. в 15–18 км от противника, размещался штаб армии — первый эшелон его.

Чтобы иметь хоть небольшую, но вполне боеспособную воинскую часть, подчинённую городскому Комитету обороны, мы сформировали из рабочих серпуховских предприятий, а также за счёт ежедневно приходивших из окружения военнослужащих отряд численностью свыше 600 человек, прекрасно одетых, обутых и вооружённых. Этим наши труды по формированию, конечно, не ограничились. В Серпухов продолжали прибывать в одиночку и группами солдаты и офицеры, выходившие из окружения или отставшие от своих частей. Был учреждён сборный пункт, где этих людей принимали и обеспечивали всем необходимым. Для выходящих из окружения очень важно было простое человеческое внимание, не говоря уже о товарищеском отношении к ним командования и политических органов. Вырвавшимся из окружения товарищам у нас создавались максимально благоприятные условия (к сожалению, не везде так было). Благодаря этому 49-я армия получила довольно значительное пополнение людьми и техникой. Командарм был очень этим доволен.

141

Андрей Васильевич Хрулёв (1892–1962) — генерал армии (1943). В РККА с 1918 года. Окончил курсы высшего политсостава РККА при Военно-политической академии (1925). Во время Великой Отечественной войны с 1941 года начальник Главного управления тыла РККА, с 1943 года начальник Тыла РККА. Награждён 2 орденами Ленина, 4 орденами Красного Знамени, 2 орденами Суворова 1-й степени.

142

Иван Григорьевич Захаркин (1889–1944) — генерал-полковник (1943). В армии с 1910 года; подпоручик. В РККА с 1918 года. Окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе (1921). Во время Великой Отечественной войны с августа 1941 года командовал 49-й армией. С июня 1943 года заместитель командующего войсками Центрального, затем Белорусского фронтов. С марта 1944 года командующий войсками Одесского военного округа. Погиб в автокатастрофе. Награждён 4 орденами Красного Знамени, орденами Красной Звезды, Суворова 2-й степени.

143

Служба военных сообщений.