Страница 42 из 91
«За антиобщественное поведение, противоречащее целям и задачам Союза писателей СССР, за грубое нарушение основных положений устава СП СССР, исключить литератора Солженицына из членов Союза писателей СССР».
«Если бы Солженицын был здесь, я бы задал прямо ему этот вопрос. Но сейчас мы все эти вопросы задаем в пространство. Я не могу, я не имею возможности спросить этого человека: что же он думает и с чем это для него связано? Я лично его не видел, никогда не видел. Мне кажется, что он мог бы ответить на эти вопросы со всей откровенностью. На каких позициях стоит он, писатель наш, советский?.. Не надо преувеличивать значение Солженицына как писателя, но не надо его и преуменьшать. Мы имеем дело с крупным писателем, интересным писателем, и тем более трагично то, что происходит с ним… Мне кажется поэтому, что наша торопливость, это наше в общем какое-то опасение, не очень мужественное, встретиться с Солженицыным, задать ему эти вопросы, послушать его ответы, поговорить с ним, нельзя считать правомерным. <…> И я не очень понимаю, почему через несколько часов после вчерашнего его исключения из Союза местной организацией надо санкционировать это исключение… Мы ждали два года и можем, как мне кажется, подождать один-два дня».
«Я был единственным, кто на секретариате Союза воздержался при голосовании об исключении Солженицына. На меня стали давить, чтобы я присоединился. Угрожали всячески. Я понял, что себя погублю, а Солженицына не спасу, — и присоединился, и не раскаиваюсь. Есть ситуации, где отступать невозможно: я их для себя определил и в них не отступал. А говорить о святости… святых нет. И это, в общем, опасное заблуждение — что бывают люди, которым не в чем каяться. Я против идеализации, героизации — чужой или собственной. Из завышенных требований к человеку рождаются все массовые убийства».
«Не только работа редсовета, но и творчество самого Гранина нуждалось в пристальном внимании партбюро. Как известно, Гранин — не то в Петрозаводске, не то в Алма-Ате — опубликовал повесть «Наш комбат», которая была справедливо раскритикована. Но дело не только в этой неудаче; она может быть у каждого из нас. Все дело в сложности того духовного надрыва, который, видимо, сейчас переживает Гранин. Кстати: он за последние годы много поездил по заграницам — в народе говорят «потаскался».
(ГОЛОСА: «Надо выбирать выражения!», шум в зале.)
В поездках он, как человек мыслящий, конечно же что-то сравнивал, сопоставлял в жизни своей страны и зарубежных государств. Вероятно, кое-что Гранину стало не нравиться в любезном отечестве, как, впрочем, и его близкому знакомому Солженицыну. Ну, а коли совершилась такая эволюция, усилились и критические тенденции в творчестве Гранина.
«Сегодня очень острую реакцию коммунистов вызывает уже не само дело Солженицына, во всяком случае, я уверена, что оно получит однозначное справедливое логическое завершение, а коммунистов волнует позиция тов. Гранина. Здесь была реплика с места, что тов. Гранин — член Обкома партии. Я должна сказать, что мы тоже были огорчены, когда узнали, что тов. Гранин не сразу сориентировался и что он воздержался при первоначальном голосовании. <…>
Тов. Гранин здесь умолчал, а вокруг него идет довольно острая борьба. Мы с ним встречались в Обкоме партии, беседовали, его принял первый секретарь Обкома тов. Толстиков. Сначала — звонок: «Прославляем, какой вы герой, что вы воздержались!», а потом — телеграмма, буквально угрожающая по тону: «Ну, что же, мол, продался за место секретаря в Союзе писателей, изменив свои позиции?»
По-моему, у нас с вами задача — бороться за Гранина в этом плане. Он наш советский писатель, он возглавляет Ленинградское отделение Союза советских писателей, и мы должны с вами это очень хорошо понимать».
«Я думаю, что у Гранина, как у всякого из нас, есть личные недостатки, у Гранина, вероятно, есть какие-то слабости как у писателя, наконец, я не сомневаюсь, что у Гранина есть пробелы как у секретаря такого сложного писательского организма, как наш Союз. И если бы сегодня выступающие здесь некоторые товарищи, прежде всего Помозов, говорили об этих недостатках, в преодолении которых мы все заинтересованы, потому что это связано с улучшением нашей работы, то, я думаю, никто из нас не имел бы никакого права распространяться на эту тему, это просто законно и к этому, если хотите, обязывает нас долг коммунистов.
Но сегодня здесь был взят курс на уничтожение Гранина и как человека, и как писателя, и как руководителя Союза. И это, разумеется, кроме самого резкого протеста и возмущения, ничего вызвать не может. По крайней мере, у меня нет даже достаточных слов, чтобы сказать, какой у меня неприятный осадок и какое отвращение вызвало выступление Помозова. Если послушать Помозова, то Гранин — это человек, который «таскается» и бог знает чем питается, каким духом, по заграницам, Гранин — это средоточие групповщины, Гранин подмял под себя партбюро и партийную организацию.
С Даниилом Граниным у меня связываются совершенно другие представления и понятия. Даниил Гранин в моем представлении — это прежде всего танкист, фронтовик. Об этом часто забывают некоторые товарищи, но об этом надо помнить. Гранин был на передовых позициях, и уж если говорить о силе патриотизма, то надо прежде всего говорить о том, кто из нас был на фронте и как воевал в этой войне. Вот где проверялся патриотизм!
(Аплодисменты)
Но самое главное — это человеческие качества. Даниил Гранин — это один из самых наших видных писателей не только Ленинграда, но и вообще советской литературы, это автор популярных романов, в том числе такого романа, как «Иду на грозу», который вызвал очень широкий отклик у читателей. Даниил Гранин — это автор многих, я бы сказал, просто великолепных очерков о загранице (жанр, который, кстати, далеко не легок, даже очень труден, потому что кто только не пишет на эту тему!). И перо Гранина, его авторскую позицию, уж коли сегодня речь идет об этом, не спутаешь ни с кем другим. У Гранина действительно великолепные очерки. И неужели это ничего не стоит? Нет, простите! Когда речь идет о писателе, у меня, по наивности, прежде всего возникает вопрос: кто что сделал в литературе, кто что написал, а уже потом я думаю, кто как выступил с этой трибуны. И как же можно так компрометировать, так беспощадно бить сплеча Даниила Гранина! Боже мой, не заподозрите меня в каких-то особых приятельских отношениях или симпатиях. Нет, у нас, скорее, отношения оппонентства по отношению друг к другу, но это отнюдь не исключает того, что я не уважаю писательское перо Гранина и не оцениваю ту большую работу, которую он делал и делает в Союзе.
И если говорить о том, какой он председатель нашего Союза, то надо было бы находить и какие-то другие слова, которых он заслуживает своей многолетней работой. А это, ей-богу, товарищи, не такое уж завидное бремя, которое взвалил на себя Гранин или которое взвалили на него. Бывать каждую неделю в Союзе писателей, вести такую ответственную работу. Как же это может не вызывать законного удовлетворения и гордости за нашего товарища?
И вообще я хотел бы, чтобы мы, писатели, были носителями добра прежде всего. Очень хорошо — споры, очень хороша острота, но избави боже, чтобы это перерастало в злобу, нетерпимость и групповщину».