Гамбит смерти

– Что же делать? – он остановился, не решаясь идти дальше.

– Меньше говорить о нем. Мозг его от охлаждения чувствительнее стал к биотокам, явление биологической резонансной сверхпроводимости. Кто о нем думает, того он и чует, – ладно, вру я от безделья, но зачем пугаю? И, главное, отчего пугаюсь сам?

Аркадий неуверенно засмеялся:

– Сочиняете, Петр Иванович.

– Сочиняю. Да и замок на двери ледника висит надежный.

– А вдруг вы позабыли его закрыть?

– Давай посмотрим.

Идти – всего ничего. Вот мы и на месте.

Ноги сами замедлили шаг. Сердце забилось, обрело звучание. Не может быть! Галлюцинация!

Аркаша вцепился в мою руку:

– Стойте!

Дверь раскрыта, а из погреба доносился шум шевелящихся тел.

Я высвободился и, с трудом отрывая ноги от земли, направился к леднику. Накликал на свою голову, теперь расхлебывай.

Ближе и ближе. Если что – я бегать горазд, ого!

Я попытался разозлиться. Вот я тебе, падаль поганая!

В три прыжка подскочив к двери, я захлопнул ее и трясущимися от спешки и волнения руками начал навешивать замок.

Топот, удалявшийся по направлению к шале, я отметил автоматически. Аркаша дал деру.

– Эй, кто там! – голос изнутри. – Что за игрушки!

Олег. Конечно, Олег.

– Откройте же дверь! Темно!

А это Александр Борисович.

Я распахнул дверь.

– Петр Иванович, это вы?

– Кому же еще быть.

Страчанский вышел, держа в руке лампу. Темно, темно… Страшно, а не темно.

За ним показался Олег.

– Нам пришла в голову идея повнимательнее осмотреть ледник. Записку искали. Вдруг все же Нимисов оставил ее, это бы упростило дело. Днём не сообразили, не до того было.

– Нашли?

– Увы, нет.

Олег дважды повернул ключ в замке.

– Аркадий Иосифович с вами гулял?

– Только что назад пошел.

Мы брели неторопливо, дневное оживление покинуло нас. Не удивительно: Александр Борисович с Олегом опять посетили мертвецов. О себе и не говорю.

Дверь в шале оказалась запертой.

– Странно, – Олег подергал ее. – На засов заложено, – он постучал кулаком. – Аркаша, открывай! Свои!

– Я попробую через кухню, – дурак, кретин, нашел объект для шуток. Я прошел галереей, вышел в обеденный зал, отодвинул засов и впустил остальных.

– Что это с Аркадием Иосифовичем?

– Нервы шалят. Мы порассуждали, не мог ли Нимисов впасть в мнимую смерть с помощью своих снадобий. Подходим к леднику, слышим – внутри кто-то ворочается. Он и испугался.

Страчанский покачал головой:

– Ну и фантазии же у вас!

Я громко позвал:

– Аркаша, где ты?

– Сюда, сюда, Петр Иванович! – голос доносился сверху. Я поднялся на второй этаж. В приоткрытой двери белело лицо Аркадия. – Быстрее!

– Отбой тревоги. Это Александр Борисович с Олегом ревизию в погребе делали.

– Аркаша, спускайся! – зычный зов Олега подтвердил мои слова.

– Иду, – он приоткрыл дверь, на цыпочках подошел к лестнице. – Его нет?

– Кого?

– Его… Нимисова, – он с трудом произнес имя.

– Нет, конечно. Нимисов умер. Навсегда.

– Я так и знал, – Аркаша порозовел, смело ступил на лестницу.

Помедлив, я пошел за ним.

– Петр Иванович, чего бы покушать? – Аркаша, забыв про изжогу, развалился за столом, горделиво поглядывая по сторонам.

– Самое время, – поддержал Олег.

Я принес сосиски, картофельные чипсы, томатный сок – все консервированное. Как заказывали.

Олег вздохнул. Сам напросился.

– Ох, как я испугался! – нездоровая бодрость Аркаши грызла мою совесть. – Мертвецы ожили! Умом понимаю, что ерунда, а ноги сами несут.

Страчанский отложил консервный нож.

– Давайте сменим тему, поговорим о более приятном.

– Погода хорошая. Скоро домой вернемся. Я рыбок покормлю. Они красивые. Молчат все время, а меня понимают. Когда я приз на турнире беру, радостные– радостные меня встречают. Я им тогда корм живой покупаю, он полезный, – Аркаша зевнул. – Я спать пойду.

– Восемь всего, – удивился Олег.

– Волновался. И ночью не выспался.

– Разумеется, Аркадий Иосифович, отдыхайте. На сегодня программа исчерпана, – Страчанский сочувственно следил за Аркашей.

Тот, сгорбившись, шаркая ногами, побрел наверх.

– Нервная система Аркадия Иосифовича совсем истощена. Происшедшее очень сказывается на нём. Надо с ним повнимательнее, поосторожнее… – он посмотрел на меня.

Я собрал остатки ужина со стола и отнес на кухню. Отоспится – войдет в норму. Взрослый парень, девятнадцатый год. Пора взрослеть. Про Нимисова я зря придумал, но кто же знал, что Страчанский с Олегом в ледник полезут. Впрочем, началось у Аркаши раньше. Четыре смерти – любая психика истощится.

Моя тоже.

– Морковку не уделите? – Олег не усидел в обеденном зале.

– Сколько угодно. Вымой, бери ножик и чисть. Хочешь, пару яиц сварю всмятку.

– Можно, – он обстругал большую оранжевую морковь.

Я поставил песочные часы.

– Аркаша-то пугливый стал. Дёргается. Надо и ему подкормиться.

– Понесло вас в ледник. Станешь пугливым, – вода закипела, и я засек время.

– Я и сам через силу шел, но Александр Борисович настаивал. Давай проверим, говорит, вдруг утром в панике просмотрели записку, – он отправил в рот остатки моркови. – Не люблю мёртвых. Щемит душу среди них. Да и Александр Борисович, как ты дверь захлопнул, тоже… – он поднялся. – Потом съем яйца, сейчас расхотелось. Прилягу. Шумни, если что.

Его спина, широкая, надежная, скрылась в дверях. Успеть бы шумнуть.

Я взял тяжелый разделочный нож, взвесил. Неплохо бы держать при себе. Не поймут, перепугаются, нехорошее подумают.

С сожалением я положил нож на место.

Вообще-то у ребят есть ружья. Мало ли, время такое. Только в кого стрелять? В мертвецов?

До позднего вечера сражался я с мерзостью запустения – скоблил, чистил, мыл, стирал. Последние два дня приходилось манкировать уборкой. В одиннадцать часов и меня потянуло в сон. Заслужил. Я оглядел кухню. Можно санитарную инспекцию принимать.

Страчанский с кочергой возился у камина.

– Выставлять караул на ночь, думаю, лишнее. Важнее выспаться.

Он потянулся, – усталый беззаботный спортсмен. Я пожелал ему приятных сновидений.

А меня сон бежал. Минувший день перемалывался в голове, и я смотрел в неплотную темноту комнаты, чтобы не видеть сумятицы души. Таблеточку элениума принять? Луна полная. Неблагоприятная пора для поиска комет.

За дверью раздался треск. Сердце, как и давеча, стуком напомнило о себе. Я сел. Полено в камине, должно быть.

Босиком, бесшумно я прокрался к двери. Тихий звук сдерживаемого дыхания. Или просто игра воображение.

Бронзовая ручка двери под пальцами несколько секунд оставалась неподвижной, а затем повернулась. Кто-то пытался открыть дверь. Не выйдет.

Через пятнадцать минут замерзли ноги. Я вернулся к постели, ощупью нашел вязаные носки.

Тихо. Даже сердце замолчало. Я пошарил по столику. Подсвечник удобно лег в руку. Граммов семьсот, чугунный. Каслинское литье.

Кто? Олег, Аркаша, Страчанский?

На часах – два пятнадцать. Я вернулся к двери. Стою дурак дураком, жду, когда придут убивать.

Отодвинув запор, я рывком распахнул дверь. Никого, только потрескивает в камине толстая коряга. Но ручка двери не сама же поворачивалась!

Пойду, возьму нож-секач. С ним надёжнее.

Дверь в галерею приотворена. Самое простое объяснение – кто-то проголодался. Хотел разбудить меня, но не решился и сам тайком вторгся на кухню. Но ключи – у меня. Дубликат? Возможно. На поиски – вперед!

Ободряя себя подобной ерундой, я пробирался галереей, невидимый во тьме, неслышимый в носках.

Дверь на кухню тоже открыта – настежь. Внутри – полная неподвижность. Я ждал, пытаясь уловить хоть что-нибудь.

Ничего.

Пришел, пожрал и ушел, не потрудившись закрыть двери.

Я направился к плите – за спичками.

Попью чайку и пойду спать. Крепко– крепко.