Гамбит смерти

Солнце, хоть и клонилось к вечеру, а кожу припаливало. Близкое солнышко-то.

Вообще, до сих пор ритуалы Нимисова не выходили за рамки разумного. Утренняя гимнастика, солнечные и воздушные ванны, купания – это советуют сотни лет. Да кто следует этим советам без понуждения?

Одевшись, мы вновь окружили гуру.

– Теперь уединяемся и размышляем о сущем.

Тоже из ритуалов Нимисова. Мы поднимались на скалы, нависавшие над Желчугом, – невысоко, метров на тридцать. У каждого был свой пятачок, на котором, не видя других, он мог предаваться медитации.

Под ногами зашевелились камешки. Я, хоть и страховался за ствол дерева, отпрянул от края. Валуны, обточенные рекой, гладкие, но очень твердые. А сверху такие безобидные.

Я снял штормовку, постелил и сел, прислонясь спиною к дереву. Солнце приятно греет, речка шумит, листья шелестят – что еще надо?

Дорога сверху смотрелась совсем тоненькой; от шале шла она к мосту, теперь разобранному. Реконструкция. Рядом висел хлипкий временный мостик, аттракцион для любителей острых ощущений. Как только я носил по нему поклажу? Невероятно.

За рекой дорога уходила вправо вдоль подножия гор. Двадцать пять километров национального парка, а дальше – Харыз. Ближайшее селение. Идея Нимисова – забраться в горную глушь, подальше от вампиров энергии, и готовиться к турниру.

Тишина. Безлюдье. Полный покой.

Я задремал. Гармония с природой перешла в новое качество. Виделся мне Кишинёв. Комсомольское озеро с водой, столь же чистой, что и здесь. Какой спрос с дрёмы? Я плыл на лодке, легко помахивая веслами, а чайки кричали и кричали, сначала радостно, а потом вдруг тревожно. Вода из небесно – голубой стала серой и плотной, как силикатный клей, лодка завязла, и, в довершение всего, перед её носом вспучился водяной бугор, набряк и прорвался взметнувшимся в небо фонтаном вишневой венозной крови и коротким резким воплем.

Я проснулся, а крик из сна протянулся в явь, эхом отзываясь из ущелий.

Спуск вниз короток, но и тут можно подвернуть ногу. Или шею. Я берёгся.

У берега Аркадий с Юрием о чём-то говорили вполголоса.

– Это не ты орал? – Юра чуть опух. Тоже, должно быть, дремал.

– Орал? Я думал, приснилось мне.

– Нет, кто-то действительно крикнул, – Аркадий напрягся, всматриваясь за мою спину. Нужно ему очки носить, а стесняется. Кого? Скорее всего, себя.

Я обернулся. Подходили остальные. Кто тот безумец, прервавший нирвану наставника?

– Все собрались? – голос у Валерия Васильевича тихий, но укоризненный.

– Комова нет, – Юрий смотрел на тропу.

– Сходите за ним.

Воцарилось молчание провинившегося класса перед строгим учителем.

Минута.

Вторая.

Из-за поворота тропы выбежал Юрий.

– Он разбился! Он разбился!

Олег первым шагнул навстречу.

– Что с Иваном?

– Насмерть, – Юрий остановился, повернул назад. Тропинка узкая, шли по одному, я сразу за Олегом. Несколько поворотов – и вот нависающая скала, место Ивана, крайняя, самая дальняя, а внизу, на каменистом берегу Желчуга – он сам.

Иван успел сгруппироваться в падении, но – двадцать метров. Семь этажей по городским меркам. И – камень. Эксперт не требовался.

Брызги речного потока долетали до нас и морозили кожу.

– Как же это он? – Аркадий отвел взгляд. Зрелище не для шахматиста.

– Упал. Сорвался, наверное, – Юрий кинул взгляд на скалу.

– Не следует ли сообщить властям? – Александр Борисович, Александр Борисович! Вот тебе и концентрация.

– Каким властям? Где они, власти?

Да. С властями в горах сложно. И не в горах тоже. Военные патрули или самооборона – это есть. Но на падение со скалы они не приедут.

– С властями я улажу, – Юрий знает, что делает. – Составим акт о несчастном случае. Вот с телом проблема. Придется доставить в поселок. Я думаю, в Харыз идти смысла нет. Сегодня поздно, а выйти завтра – доберусь к ночи, опять дела не будет. Вот послезавтра машина придет, на ней и отправлюсь. Деньги понадобятся.

– Разумеется, – Страчанский разгладил лоб.

– Олег, принеси носилки. Они у входа в чулане.

– Хорошо.

– Может быть, подняться наверх, посмотреть? – подал голос Аркаша.

– Зачем? Впрочем, давайте. Только осторожно, и не все. Петр Иванович, вы пойдете со мной?

Ничего необычного наверху мы не обнаружили. Юрий осторожно подошел к самому краю.

– Наверное, голова закружилась. Всё-таки горы. Или просто слишком близко подошел и потерял равновесие. Давай осторожно вниз.

– Нашли что-нибудь? – Аркаша нервничал.

– А что мы могли найти?

– Следы борьбы, например. Вдруг на него напали?

– На Ивана? К нему невозможно незаметно подойти. А одолеть он мог любого, даже не вспотев. Ну, может, кроме Олега.

– Вы говорите ерунду, – оборвал его Нимисов. – Олег находился от него дальше всех. И мимо меня незамеченным пройти не мог никто.

– Я не в том смысле… Бесспорно, произошел несчастный случай. Бывает с самыми опытными людьми.

– Вот именно, – отрезал Нимисов.

Показался с носилками Олег. Я помог уложить тело. Комов был тяжёлым, очень тяжелым.

Меняясь, мы дошли до шале.

– Я думаю, тело надо поместить в холод, на ледник, – Юра вытер пот. – Днем жарко, и вообще…

– Там же продукты!

– Нет, Петр Иванович, не на твой. Тут есть еще, рядом с сараем. Зимой заложили, я знаю. Для трофеев охотничьих.

– Правильно, – Нимисов согласно кивнул. – Тело может вызывать фрустрацию биополей.

Второй ледник был в метрах пятидесяти от дома. Я туда не пошел. Справятся.

Разумеется, трудно рассчитывать на почётный караул и всенощное бдение, но вот так – куда-то в погреб одинокий труп, а сами – продолжать подготовку? Жестокая штука – большой спорт.

Совсем без настроения сидел я на кухне, отказавшись от помощи Олега. Керосиновая лампа не казалась такой уютной, как прежде. Даже чистка картофеля, занятие сродни вязанию, не успокаивала.

После весенних оползней линию не восстанавливали, не до того, и сидели мы без телефона и электричества. По Нимисову, это и требовалось – низкочастотный ток—де притупляет мышление.

Коренчатым ножичком я нарезал картофелины на четвертушки, набрал в кастрюлю воды и бросил щепоть соли. Хорошо, с водой нет проблем – умная система подводила её из горного источника самотеком.

Заглянул Анатолий.

– Сочку попьешь?

– Обязательно.

Он всегда пьет томатный сок по вечерам – заботится об остроте ночного зрения.

– Будешь и сегодня комету искать?

– Да. Небо ясное. Луна, правда, мешает.

Вода закипела, я убавил огонь.

– Как развивается шахматная мысль?

– Помаленьку. Жалко парня, дурацкая смерть. Страчанский с Аркашей разбирают вариант.

Он посмотрел на кастрюлю.

– Что на ужин?

– Скоро узнаешь.

– Ладно, пойду.

Я смотрел в тёмное окно. Ни огонька, ничего, одно тусклое отражение кухни. Я прибавил света, покрутив фитиль.

Картофель почти сварился. Я слил воду, добавил два стакана сметаны, ложку топлёного масла, на кончике ножа соли и вернул кастрюлю на плиту. Через пять минут она зафырчала, и я увёз ужин в обеденный зал.

Ели без вдохновения.

Скверно что-то на душе.

2. Вторник, 21 час 50 минут

– Дома у меня есть порошок. Судомой называется. Незаменимая штука для холостяка. Или вот «Фэйри».

– На любителя, – я подал Юре полотенце. – Химия. Горчица проверена веками.

– Горчица кусается, – он вытер руки и подсел к столику.

Я выложил яичницу по-американски.

– Простому человеку без калорий невмочь, – Юра, отставив благоприобретенные манеры, обходился одной вилкой. Дикий пионер на Диком Западе.

По настоянию Нимисова первая четвёрка с сегодняшнего дня перешла на вегетарианское питание. Андив, скродола, рагу из кольраби, взбитый горох. Успокаивает астральное тело. Но ребятам хотелось что-нибудь поосновательнее. Только что Олег умял банку тушенки – не хватило терпения ждать, пока я готовлю. Вот Юре двойная порция и досталась. Он парень выносливый, справится.