Страница 6 из 15
– Я всех, всех приму, – уверила она разом смолкших коллег. – Настенька, зайдите ко мне.
Секретарша торопливо вбежала в кабинет, плотно прикрыла за собой дверь и приготовилась выполнять поручения.
– Вот что, найдите Наталью Леонидовну, которая сенатор в Совете Федерации, и свяжите её со мной. Скажите, что мне нужен контакт в Беловодске, как можно более ответственный, например губернатор или на худой конец начальник полиции. Попросите бухгалтерию перевести Марии Поливановой небольшой внеплановый аванс за моей подписью, конечно. И на всякий случай узнайте, какие гостиницы есть в Беловодске, мне нужна самая лучшая. Сделаете?…
– Нет, ты ненормальная! – Маня всплеснула руками. – А если б я тебя стукнула этой штукой по лбу?!
«Эта штука» так и валялась на полу, куда Маня её бросила, обнаружив за печкой не злоумышленника, а подругу Лёлю.
– Манечка, я же не знала, что ты на меня кинешься!..
– А что мне было делать? Собака рычит, мне страшно! Я должна защищаться!
– Манечка, я задремала и не слышала, как ты вошла. Я ехала долго.
– Почему ты мне не позвонила, дура?!
– Я хотела сюрпризом, – смешалась Лёля. – Ты меня извини.
– Сегодня человека убили, – продолжала неистовствовать Маня. – Прямо у меня на глазах!
– Как?!
– Я вся на нервах, а тут ещё ты за печкой!
– Маня, что случилось?!
– Со мной ничего, – отрезала Маня Поливанова. – Меня хотели посадить в тюрьму, но не посадили. Велели не уезжать из города и ждать вызова в следственный комитет.
– Маня!
– Да, да! Так всё и было!
Она с размаху бухнулась в кресло и заплакала.
Лёля подошла и растерянно присела рядом.
Маня плакала, кулаками размазывала по щекам слезы.
– Я хотела Алексу позвонить. Ну ведь я тоже человек! Мне нужно кому-нибудь позвонить, когда я в беде! И… и не стала…
– Позвонила бы мне!
– Да что от тебя толку!
– Можно подумать, от твоего Алекса толку больше.
– Главное, я им говорю, что вижу человека, ну Максима, которого застрелили, в первый раз в жизни, а мне никто не верит! Даже следователь, по-моему, не поверил и отпустил только потому, что на книге увидел мой портрет.
– Маня, я ничего не понимаю. Давай я тебя покормлю, и ты всё расскажешь по порядку.
– Есть нечего.
– Да я всё привезла! – Лёля вскочила. – Еле донесла! Я даже печёнку купила, чтоб оладьи сделать, ты же обожаешь оладьи из печёнки.
– Обожаю, – подтвердила Маня, шмыгая носом.
– Ну вот, сейчас всё будет! И Вольке мячик такой зелёный, с пищалкой! Где у тебя свет зажигается?
Маня кивком показала, где выключатель. Он был старинный, круглый, его следовало не нажимать, а поворачивать, к нему шёл толстый витой шнур наружной проводки, как положено в деревенских домах.
Мане всё это было по душе и очень нравилось.
Лёля моментально распаковала объёмистую сумку и стала вынимать и выкладывать свёртки.
– У тебя есть мясорубка?
Маня вытащила советскую металлическую мясорубку и присобачила её к краю стола.
– Гляди, какая вещь! Как полагается! А дядя Николай мне винт наточил, так она теперь режет, как песню поёт, без всяких усилий!
– Мясорубка поёт? – усомнилась Лёля.
– Постой, как ты сюда попала? – вдруг сообразила Маня. – За шлагбаумы не пускают!
– Так у меня же пропуск! Помнишь, ты Марину просила? Она мне сделала. Я у неё позавчера забрала!
– А замок? – не отставала авторша детективных романов. – Он же заперт был!
– Но ключ-то торчал!
– Когда я приехала, дверь была заперта! А ты же вошла!
Лёля перестала вертеть ручку чудо-мясорубки и посмотрела на Маню.
– Я вошла, ключ оставила снаружи, а изнутри дверь закрыла на крутилку.
– Зачем? – удивилась Маня.
– Вообще-то двери принято запирать.
– Ну, у нас не принято.
Когда они сели за стол под висячим абажуром и Лёля выставила целую горку оладий в обливной керамической миске, Маня поняла, что на сегодня все волнения и горести закончились.
Можно, обжигая пальцы, хватать оладьи, хрустеть свежим огурцом – ни о чем не думать.
– Почему тебя так рано отпустили с работы? Или русский и литературу в школах теперь совсем отменили?
– Не рано, нормально. Конец мая. А на ЕГЭ я в этом году не присутствую, директриса меня пожалела.
– А Марфа?
Марфой звали Лёлину дочку, и она была… нездорова. Маня никогда не могла запомнить, как называется сложная болезнь нервной системы, какой-то синдром. В прошлом году Марфа была совсем плоховата, и Манина тётя Эмилия, знаменитый на весь Питер экстрасенс, её лечила.
Потом тётя погибла, и Марфа осталась без помощи. Но Мане казалось, что дело идёт, девочка стала общаться, полюбила Маню и Манину собаку и как-то… доверилась[2].
Лёля никогда не отпускала дочь от себя.
– Марфа в Пушкиногорье, – радостно сообщила Лёля. – Мы нашли такого отличного педагога, представляешь? Она собирает таких сложных детей и волонтёров из родителей и везёт всех в Шаробыки, это село такое! И Марфа поехала.
– Одна?! – поразилась Маня.
– Нет, я отвезла, конечно. И оставила, мне кажется, ей там понравилось.
– То есть у тебя полноценный отпуск?
– В первый раз за всю жизнь, – призналась Лёля. – Я дома, когда одна осталась, вообще не знала, куда деваться! И что нужно делать, когда делать ничего не нужно!
Маня засмеялась:
– Я доем последнюю? Ты не будешь?
– Доедай, конечно! А потом вспомнила, что ты меня звала, и приехала. Ничего? Или ты меня просто так звала?
– Ничего не просто так! – Сытая Маня откинулась на спинку стула и вздохнула. – Я очень рада! Особенно, что не шарахнула тебя по голове.
– Расскажешь? – осторожно спросила Лёля.
– Пойдём на улицу.
Уже совсем вечерело, было прохладно, и на поручнях террасы лежала роса. Волька скатился с крыльца, помчался по дорожке и пропал в сумерках.
– Скоро можно будет купаться, – сказала Маня, помолчав. – Тут чудная речка, называется Белая. Она и правда по утрам белая, когда над ней туман. И мне нравится, что дважды в день на моторке проходит егерь и следит за порядком. Заповедник!..
– Принести тебе чего-нибудь накинуть?
Маня кивнула.
Лёля вернулась с курткой и телогрейкой для Мани. От телогрейки прекрасно пахло сеном и немного дымом – Маня в ней разводила огонь в уличной печке.
– А у этого дядьки, которого застрелили, не сад, а парк, самый настоящий. И пристань с катерами. Я всё представляю себе, как его жена приезжает домой, а там…
– Манечка, не плачь.
– Я стараюсь.
Маня принялась рассказывать, должно быть, в пятнадцатый раз за невозможно длинный сегодняшний день, как приехала, как её поразило обилие списков Серафима Саровского, как в саду они разговаривали с хозяином, и Максим говорил, что не хочет жить в Москве. Как она заметила движение в кустах, а потом услышала сухие щелчки и ничего не поняла поначалу.
Лёля слушала внимательно и сочувственно.
– Понимаешь, он сказал, что каждый день, зимой и летом, ходит именно по этой дорожке к пристани, это его обычный маршрут. То есть подкараулить его там ничего не стоило! А с другой стороны, кто мог знать, что именно в этот день в доме никого не будет? Что садовник не ковыряется в саду, водитель не надраивает капот, а жена не занимается йогой на лужайке?
– Она занимается йогой?
– Откуда я знаю!
Они помолчали.
– И ещё он позвал кого-то по имени, но я не могу вспомнить! Ну, никак! Может, узнал? Волька бросился, и тот человек убежал. Он забежал за дерево, прицелился и выстрелил? Два раза! Раневский сказал, что нашёл место, откуда стреляли.
– Кто такой Раневский?
– Следователь. Он меня как раз отпустил, не посадил в тюрьму. Хотя мог.
– Брось ты, Маня.
– Нет, я не понимаю. Не могу себе представить.
Маня стала ходить по террасе туда-сюда.
– Вот мы идём. Убийца ждёт в засаде. Так? Понимает, что Максим не один, с ним кто-то ещё. Убийце нужно Максима подманить поближе, или он может промахнуться и попасть в меня. Да?
2
Татьяна Устинова. «Судьба по книге перемен».