Страница 8 из 15
Я второпях умываюсь, надеваю первые попавшиеся тряпки и ныряю рукой в карман шубы. Но там пусто. Голову за секунду охватывает пожар. Щеки горят, шея горит.
Колье нет. Бабки тоже нет. Обычно в это время она спала. Да и, когда Соломон ломился в дверь, не вышла криками его встречать. Если сложить дважды два. Получится не четыре. Получится, что бабка украла колье.
Раньше ничего подобного не случалось. Но до сегодняшнего утра у меня и конфисковать было нечего. Я же беднее церковной мыши.
Всё моё нутро поглощает необъятных размеров злоба. Чёрная. Лютая. От которой с губ срывается мат и крики. Только их никто не услышит. Дома-то кроме меня никого.
По мышцам проходит судорога. Мне необходимо куда-то деть эту энергию, принесённую на полных парах ненависти. Не подумав, что кости встретятся с бетоном, я несколько раз ударяю кулаком в стену. И скулю, как побитая собачонка, ощущая острую боль.
Грёбаная сука!
Набирала её номер, но в ответ получила лишь сигнал отбоя. Снова и снова. Обзвонила всех её подружек. Но ни черта.
А на смену злости пришли два брата: отчаяние и страх. Колье оставалось моим последним шансом расплатиться с Ветрянским с минимальными потерями. А что меня ждёт теперь?
И ведь мама у него… Она снова, по доброй воле заявилась в его логово.
Мне хотелось вырвать из головы волосы, да схватиться пока особо не за что. Из зеркала на меня пялилась девица с бешеными глазами и почти дыбом стоящими чёрными короткими кудряшками. Чёрный упрямый барашек.
Можно попросить о помощи Соломона. Но одна эта мысль вызвала отвращение. Потому что я не сумею потом расплатиться с ним. А какую плату он потребует, я знаю наверняка. Он дал понять этим утром, чего хочет.
Шамиль… Тут я на сто процентов была уверена, что он выручит. Но… я не могу к нему обратиться. Тогда Ветрянский сразу выложит ему мою подноготную. А что сделает Шамиль, когда узнает, что я всё это время лгала ему, чтобы подобраться ближе? Способен ли он убить меня, как считает Соломон?
Мазохистская часть моей сущности желала знать ответ на этот вопрос. Ведь тогда я бы поняла, что я на самом деле для него значу.
Затолкала поглубже все свои романтические мечты. Фантазии о Шамиле, стирая картинку рыцаря на белом коне, напоминая себе, что он, возможно, убийца моего отца. Вытерев слёзы и сопли с лица, вышла из дома.
Искать, куда можно сплавить шубу, времени не было. Мало ли какой винтик закатится за ролик в гнилом мозге наркомана, если я задержусь. Попробую выцыганить отсрочку.
Вылетела из квартиры, села на автобус. И пыталась думать. Вот только в голове вакуум.
На автопилоте и из последних крупиц собственных ресурсов добралась до заведения наркомана. Пустующего в ранний час.
После ночной смены уборщицы не успели навести порядок. Под ногами валялись бутылки, осколки разбитой посуды, остатки разбросанной еды. И запах стоял соответствующий. Кисло-сладкий. Тошнотворный.
Желудок напомнил о себе позывом рвоты. Но тут же заглох. Я сегодня ещё не ела.
Меня никто не встретил. Будто и не ждут.
В какой-то момент я даже поставила под сомнение собственный разум. Может, мне всё показалось. Может, не было этого звонка?
Среди звенящей тишины бара моя интуиция буквально вопила – уноси отсюда ноги. Но как я могу? Ведь тут мама.
Превозмогая себя, я поднялась на этаж выше. В кабинет Ветрянского. И чем ближе подходила, тем лучше до меня доносились голоса людей.
Пьяные, весёлые, злые.
Распахнула дверь и тут же едва не задохнулась от дыма, обжёгшего пазухи носа. Здесь ужасно накурено. И стоял весьма специфический запах.
Сам Ветрянский восседал в своём директорском кресле, закинув одну ногу на подлокотник. Пьяный вусмерть. Но я помнила, что этот человек умеет моментально трезветь, когда вопрос касается его бизнеса. И сейчас, стоило ему перевести мутные глаза в мою сторону, как взгляд тут же сфокусировался. Вцепившись в меня.
– Проходи, Цветочек, – крутясь на стуле, делает жест, будто предлагая располагаться в его апартаментах, – что ты как неродная? Здесь все свои. Смотри, даже мамочка твоя тут. И возможно, новый папочка.
Я резко обращаю внимание на пару, что расположилась на диване. Не сразу заметила их, когда вошла.
Женщина лежала во фривольной позе. А мужчина прижимал её к себе. И каждая деталь говорила об их недавней близости.
Ощутив отвращение, смешанное с неловкостью и стыдом, я отвела глаза. Сцепила зубы, заставляя себя оставаться здесь.
– Владимир, – обращаюсь я к Ветрянскому, – я погашу долг. Но не сегодня. Соберу деньги, клянусь. Только дай мне сутки.
Наркоман крутится в кресле, задумчиво изучая меня и жуя зубочистку.
– Сегодня, Цветочек. Долг вернёшь сегодня.
– Но… – начинаю.
– Заткнись и слушай, – перебивает, наклоняясь вперёд и складывая руки на столе, как серьёзный бизнесмен, – тебе нужно доставить вот эту сумку по одному адресу. Работа непыльная. А все долги будут тут же забыты.
Он улыбается по-акульи, кивает в сторону реплики известного бренда. А я смотрю на этот логотип и думаю. Сколько мне дадут лет за то, что находится внутри неё, если меня поймают.
– Что там? – спрашиваю, не отрывая глаз от сумки.
Будучи дочерью преступника, я всегда видела грань между грехами. Теми, которые я готова заработать в свою копилку, чтобы потом вариться за них в котле на нижних этажах Ада. И теми, которые считала недопустимыми.
Может быть, если бы не зависимость мамы, я относилась бы к наркоте проще. Но, видя, как она день за днём забирает близкого мне человека, теряющего свою личность, стирающего её собственными руками, словно ластиком, – не могла.
Не желала в этом участвовать.
– Меньше знаешь – лучше спишь, Цветочек. Ты же умная девочка. Не задавай лишних вопросов.
Да, я всегда была смышлёной. И представляла, что меня ждёт, если решу отказаться. Но…
– А если я не хочу? – К чему догадки. Желаю точно знать.
Владимир с ехидной улыбочкой перекатывает по рту зубочистку. Наслаждаясь ситуацией. Своей властью надо мной. Моим страхом, сочащимся из каждой поры.
Взгляд скользит по мне снизу вверх и обратно. Но в нём нет мужского интереса. Он лишь изучает, взвешивает меня, чтобы вынести вердикт.
– Он тебя убьёт, – заявляет вместо ожидаемого ответа, – и даже не поморщится. Если рассчитываешь, что Ямадаев спокойно примет тот факт, что дочка Ветрянского жила у него под боком, то зря. Не рискуй своей красивой задницей. Выполни поручение, и твоя тайна останется со мной. А если сделаешь всё гладко, я и о долгах Вики забуду.
Цепляюсь за его слова, ощущая, что он знает куда больше, чем кажется. Больше, чем мне соизволил поведать Соломон.
– Что ты хочешь сказать? – делаю нерешительные шаги к его столу, пока не касаюсь его ногами, и вглядываюсь в выцветшие светлые глаза на усохшем лице. – Что произошло между отцом и Ямадаевым?
Наркоман вольготно откидывается на спинку кресла, щурится, словно ему не хватает диоптрий, чтобы заглянуть в меня поглубже. До самой печёнки.
– Я всего лишь скромный бизнесмен, почём мне знать, что могли не поделить сильные мира сего, – Владимир пожимает плечами, однако ехидство скользит в каждом жесте. Он играет со мной, приоткрывая завесу тайны и тут же захлопывая её перед моим носом.
Опускаю взгляд, изучая грязный пол под ботинками. Времени нет. Необходимо делать выбор, иначе его сделают за меня.
Наверное, именно сейчас я осознала, насколько ничтожна моя жизнь. Насколько я в ней пешка. Разменная монета. И не имею ни возможности противостоять обстоятельствам, ни права голоса.
От этой жгучей чёрной обиды по щеке заскользила солёная, разъедающая кожу слеза. Я порывистым движением стёрла это доказательство собственной слабости и никчёмности. Остро и ясно понимая, что, возможно, жить мне осталось считаные часы.
Ведь неспроста Ветрянский вызвал именно меня на это грязное дело. Меня не жалко.