Страница 4 из 6
Нет, я не была Меридой, я была Ариэль, отдавшей глаз взамен на вытянутые полтора метра рыжей волосни, что удушающе путались теперь вокруг лямок рюкзака и шеи.
В отражениях несущихся вагонов, обдаваемая сигналами гудков, уже сейчас я видела закучерявившуюся обратно в сторону космоса челку а-ля пятилетки, отрезавшей сама себе локоны по брови.
Достав из сумки пудреницу, спустя час я решила, что готова оценить повреждения глаза и принять решение – в травму, или в Турцию. Высушенный сквозняками подземки глаз стал неприятно осязаемым и начал чесаться. Ковыряясь возле уголка, на всякий случай я прыгнула шесть раз на левой ноге, как раз в этот момент зацепилась за комок набившейся пыли и потянула.
У меня за спиной разревелся ребенок, видя, как тётя стоит на перроне с болтающимся склизким метровым червяком, которого она только что достала у себя из глаза.
Если честно, я разревелась от ужаса вместе с ним.
А потом рассмеялась.
Ведь улыбка – лучшая защита против стресса! К тому же, мне не пришлось ехать в скорою или отменять завтрашний вылет на свадьбу.
Глава вторая, в которой я узнаю, что числюсь в списке маньяка, а тем временем Лина наслаждается собачьими ушками
Влюбленная в Маркер
В поликлинике, куда я решила заехать для успокоения совести, выписали капли против воспаления, а в остальном со зрением все было в порядке. Заплатив три тысячи, я подсчитывала в уме моральный и физический ущерб. Жертвы имелись, а красоты не сильно больше. Хорошо, что вылет ночной, и я успею прийти в себя, медитируя на собранном чемодане.
– Евка, привет! Ты чего в солнечных очках? Десять ночи! – встретились мы с Линой в аэропорту под табло.
Я приподняла очки, демонстрируя глаз с розовыми жилами.
– Аллергия! Ага! Так и знала! Что ела? А с волосами что сделала? Зачем распрямила?
– Это был эксперимент. И он… ниже ожидаемого.
Она не поймет. Ее волосы всегда прямые, и красить не надо – от природы черные, как смоль.
– Ниже ожидаемого… ниже ожидаемого… – собрала Лина мою кожу на запястье гармошкой, проверяя очередным тестом, – так и знала. Еще и обезвоживание.
Лина увлекалась нутрициологией и видела во мне сплошные нарушения её догм: диеты, образа жизни, питьевого баланса, сна и физической активности. Она списывала все неурядицы в моей личной жизни на дисбаланс витаминов, пытаясь вывести идеальную формулу сочетания бадов, что сделают ее, меня и каждого вокруг счастливыми.
– Макароны. То есть, руны, – ответила я, – вчера в салоне съела макарун.
– Руны… Ты эзотерикой увлеклась? Парадоксами?
– Какой-то парадокс вчера точно произошел, – отпила я воды под одобрительные кивки Лины.
– Только воду пить нужно из стекла. В пластике – отрава! – опять нашла она к чему придраться.
– Я капаю в глаза антибиотики. Пластиком меня не отравишь, Лин.
– С ума сошла! – ринулась она к своему чемодану-аптечке, – сейчас я тебя вылечу. Что у тебя? Воспаление или аллергия?
– Все в порядке, ничего не надо.
– Шоколад, да? – трясла она парой десяткой маленьких упаковок с белыми порошками, – ты ела шоколад! Где-то тут у меня порошки против диатеза и сыпи, где-то тут.
Я выхрюкнула воду через ноздри:
– Это что у тебя в руках?! – накинула я джинсовку на ее коллекцию «муки», что она доставала из чемодана и складывала кубиками друг на друга.
Набралась целая горка. Некоторые мелкие пакеты, некоторые с килограмм. Один, второй, третий, десятый. Все прозрачные и переклеенные серым скотчем крест на крест.
– Бады! Что же еще?
– Мы в мусульманскую страну летим, а ты тащишь с собой несертифицированную химию в пакетиках! Ты знаешь хоть, на что это похоже?! Не догадываешься?!
– На паническую атаку похоже, – отсыпала она мне на кончик своего длинного ногтя зелье, вспоров один из пакетов перочинным ножиком и пробуя содержимая с его кончика. – Выпей и все пройдет!
– Лина! Выкини их!
– Чего?! Они дорогие и нужны мне! Это бады!
– Шесть кило бадов на неделю?! В турецкую тюрьму захотела?! Думаешь, на просвете багажа к ним не придерутся?!
– Это все равно, что сода. Мне соду нельзя с собой везти?
– Купишь там свою соду! Ты погрнацов спровоцируешь! – пробовала я открыть крышку чемодана, проверив сколько килограмм соды она запихнула в двадцать разрешенных кило. – У меня глаз! И челка! Давай без твоей соды! Или мы никогда не попадем на чертову свадьбу.
– А что у тебя с челкой? – рассматривала она десять невидимок, которыми я заколола недочелку, зачесав ее надо лбом. – Ты на спор что ли? – прикрыла она рот рукой, чтобы не расхохотаться мне в лицо.
– В салоне.
– Не ври!
– Стилистка с кадыком подстригла за тридцать восемь тысяч, еще и феном в глаз волос надула. Я вытащила его в метро. Как будто кусок мозга отковыряла. Длинный, склизкий, горячий был…
– Хватит! Перестань! – отбивалась она от меня своими бадами, – гадость!
– Еще ты с содой.
– Ладно, – согласилась она, – но только половину! Я выкину фасовку, а коробки с инструкциями и банки оставлю. Турецкая тюрьма – тоже опыт.
– Не становись Цветковой, – фыркнула я, – это её фишка быть беспросветной оптимисткой.
Да, Лина всегда была смелее меня, но никто не мог переплюнуть Диану.
«Завтра ливень, пляж отменяется», слышит Диана и отвечает, «отлично, устроим вечеринку в мокрых майках!»
«Завтра тебя уволят», ответ Дианы, «супер! Я давно хотела сменить род деятельности и боялась уволиться сама!»
«Завтра ты потеряешь миллион», она «Спасибо Господу, что взял деньгами!»
Диану невозможно расстроить, удивить, и тем более увидеть плачущей. То ли у нее какие-то правильные эндорфины, то ли какие-то супер бады, которые и не снились Лине. Загадка вечного оптимизма Дианы стала белым китом для Лины. Она мечтала разгадать ее, мечтала стать такой же, мечтала рубить на продаже сакрального знания бабло.
Да и кто мог бы поспорить, что жизнь походила бы на какую-то утопию, будь все мы, как Диана – успешными, здоровыми, красивыми, полные идей, целей, что делают мир лучше.
Я косилась боковым зрением (хорошо скрываемым под темными солнечными очками) на всех патрульных собак аэропорта – натасканы ли они на соду, бады и муку? Сама даже стиральный порошок не взяла – потому что, анализировала, потому что почти «предвидела», что будет поступи я так.
Шагнешь с бэйс-джампинга – не жалуйся, что виноват канат, оказавшийся перетёртым и изношенным. Нырнешь к акулам – не ной, что прутья слишком широки, когда челюсти откусят половину бедра. Выпьешь алкоголя с незнакомцем в клубе – не удивился, что проснулась в Юго-Северо-Западном Бутово без трусов и кошелька.
Действие равнялось следствию. Принимая решения, подписываешь договор, не имея претензий к последствиям. А я не любила сомнительные юридические сделки и потому не рисковала лишний раз.
– Снимите очки, – попросил меня таможенник, восседающий за стеклом на паспортном контроле.
– Кто? Я?
– А тут есть кто-то еще?
– Простите, у меня глаз… пострадал. – вскинула очки на голову. – Я капаю антибиотики. – озадаченно уставилась на него, видя, как Лина прошла досмотр за пару секунд со своими парой кило соды под мышкой.
Теперь они сидела на корточках возле овчарки и спаниеля в пограничных шлейках, натирая их пушистые уши.
Таможенник смотрел то в мой паспорт, то на меня. То в паспорт, то на меня.
– Я вчера подстриглась. Распустить чёлку?..
– Следуйте за мной, – вышел он, выключая компьютер и свет в своей стеклянной кибитке.
– Куда?
– На досмотр.
– Зачем? Я в отпуск еду! У меня даже порошка с сбой нет. Стирального! – побыстрее добавила я.
– Следуйте. За. Мной, – вышел он из кабинки, включая красную лампу под негодующие перегляды очереди, уже записавшей меня в разыскиваемую КГБ беглянку и преступницу, которой не позволили пересечь границу страны.