Страница 7 из 78
11
Кто знает, когда наш герой решился бы на запланированную встречу с Мезенцевой, к которой два года тайно готовился как к самому главному празднику сердца, планомерно настраивал себя на него, внутренне нервничал и волновался, подыскивал трогательные слова, самые правильные, искренние и душещипательные. А приехал в Университет осенью 5-го курса - и как-то вдруг сразу обмяк, съёжился и сдулся, утратил боевой настрой: неоправданно трусить стал и тянуть резину, откладывать встречу всё дальше и дальше по срокам - как это обычно делают тяжело заболевшие люди перед походом к врачу или обнищавшие должники, бегающие от кредиторов. Страшно ему вдруг стало до дурноты к БОГИНЕ своей подходить. Испугался, парень, что окаменеет и не проронит ни слова при ней; или, хуже того, чушь какую-нибудь несусветную наговорит ДАМЕ СЕРДЦА в первый и самый важный, самый ответственный момент, дураком себя перед девушкой выставит, клоуном-скоморохом. За что потом и стыдно, и совестно станет, от чего он не отмоется и не открестится вовек - так и будет ходить в чудаках ненормальных, косноязычных, а то и вовсе станет посмешищем. Да и растянуть мечтательное блаженство ему хотелось, не станем скрывать, в котором он два прошлых учебных года счастливо пребывал, возбуждённо-восторженный романтик-мечтатель... Но главное, почему он всё тянул и тянул две первые сентябрьские университетские недели, не осуществлял намеченного, - было ясное понимание того очевидного факта, что после встречи и знакомства с Мезенцевой для него наступит уже совершенно иная жизнь. Новая, яркая и счастливая, да, страстями насыщенная и впечатлениями! - но и пугающе-незнакомая одновременно, принципиально отличная от той, какой он, одинокий молодой человек, студент-холостяк свободный, жил и не тужил до этого.
После знакомства, понимал он, про свободу и независимость надо будет забыть, как и про спорт и старых товарищей, вероятно. Товарищ будет у него тогда уже только один - красавица и умница Татьяна. Самый близкий и дорогой человек, невеста, суженая, вторая половинка фактически, которую предстоит опекать и заботиться как о самом себе, которой - хочешь того или нет - надо будет посвящать уже всё свободное время и силы, внимание, ласку, любовь, теплоту душевную и всё остальное. А выдержит ли он такой груз, осилит ли? И будет ли он ему в радость - не в тягость?... Ведь после этого ей не скажешь: "Танечка, милая, подожди ещё пару месяцев, поживи без меня, пока я спортом займусь, первенство МГУ выиграю, в Анапу съезжу, а потом - в Европу. Нет у меня сейчас пока времени на тебя ни грамма, нет: извини пожалуйста и пойми, подожди до Нового года, подруга, а там видно будет". Подобные отговорки Мезенцева не примет, не допустит и не поймёт: тут и гадать нечего. Потому что они от лукавого, и никому не нужны; они не приемлемы, гибельны даже для двух по-настоящему любящих горячих сердец, - ибо способны молодые и неокрепшие, но чрезвычайно гордые и самолюбивые души больно уязвить, унизить и на всю жизнь обидеть.
Про это А.С.Пушкин очень хорошо написал, давая на будущее предупредительный совет своим молодым соотечественникам, вдруг вздумавшим обзавестись семьёй: "Жена - не рукавица: с белой ручки не стряхнёшь и за пояс не запхнёшь". А народ российский про это говорит ещё точнее, образнее и ярче: "Назвался груздем - полезай в кузов". Что в переводе на бытовой язык означает: "Обнадёжил девушку - женись, сукин сын, не води её, как глупую тёлку, за нос, не корми обещаниями и намёками. Взваливай груз семейной ответственности на себя - и тащи его безропотно до самой смерти..."
12
Словом, не ясно было даже и самому Кремнёву, когда бы он с духом собрался и к Мезенцевой подошёл, и предложил ей дружбу вечную и любовь до гроба, - если б о том не позаботился Сам Господь, организовавший им скорую встречу. И случилась она вот как: опишем её подробно.
На исходе второй недели после приезда в Москву, 19 сентября, если быть совсем точным, наш Максим в районе 15-ти часов по времени решил спуститься в столовую в цокольный этаж зоны "В" - чтобы плотно пообедать там перед очередной тренировкой, которая начиналась в 17.00 для всех спортсменов Центральной секции. Он вышел из блока в тапочках и тренировочном костюме, не спеша подошёл к центральному холлу, вызвал лифт, чтобы спуститься вниз, и замер в ожидании, посматривая на сигнальные лампочки. Обычная процедура для обитателей верхних этажей Дома студентов, крепко привязанных к подъёмникам.
Здесь надо сказать, пояснить читателям, что лифты в общежитии Главного здания, останавливавшиеся на каждом этаже, ходили чрезвычайно медленно: их приходилось ждать. Порою - долго из-за обилия студентов. Днём же с лифтами и вовсе была беда: они набивались под завязку внизу и до верха добирались с трудом и с большими задержками. Потому что были маленькими, рассчитанными на восемь человек всего. И было их не много. А желающих подняться даже и на нижние и средние этажи было немерено в учебные дни: 18-ть огромных Т-образных этажей насчитывалось в зонах "Б" и "В", как-никак, плюс четыре четырёхэтажные башни. Десятки тысяч жильцов проживали в Доме студентов...
Минут через пять лифт подошёл, наконец, и Максим благополучно спустился вниз, на первый этаж лифтового холла, душного, крохотного и шумного в дневные часы, плотно забитого возвращавшимися с занятий студентами, что обступили выходивших из лифта товарищей с двух сторон, ругались, нервничали, толкались локтями, намереваясь первыми заскочить в освободившуюся кабину и поскорее подняться к себе на этаж, опередив всех остальных ждущих... Продравшись сквозь них на выход, Максим выбрался из толчеи и духоты в коридор, где было потише и попросторнее, и легко дышалось... и вот там-то, в коридоре первого этажа зоны "В", он почти что лоб в лоб и столкнулся с Мезенцевой, домой возвращавшейся с улицы с дамской сумочкой на плече и широким уверенным шагом направлявшейся к лифтам...
Героя нашего будто горячей живой водой окатили из шланга, когда он БОГИНЮ свою увидел после 2-месячной летней разлуки, когда почувствовал рядом запах тела её и духов, - так ему вдруг стало празднично и хорошо внутри от созерцания её красоты, и сладко, и томно, и душно, и жутко одновременно. Почудилось в очередной раз, что такого восторга и счастья душевного он не испытывал ранее никогда - даже и после прочтения своей фамилии в списках зачисленных на истфак абитуриентов!...
Пару-тройку секунд, не более, они, сблизившись, пристально смотрели в глаза друг другу, взглядами прожигали один другого насквозь, после чего разошлись: Кремнёв направился на выход из зоны, Мезенцева, наоборот, - в лифтовый холл свернула, до отказа забитый студентами. Там она подошла к стенке, остановилась у двери лифтовой шахты в ожидании очереди, чтобы подняться к себе на этаж, замерла на мгновенье, задумалась. А ополоумевший от радости Максим, отойдя метров десять от лифтов, вдруг неожиданно остановился в проходе, будто что-то важное вспомнил или, наоборот, потерял, и на него один за другим стали налетать со спины и боков студенты, которым он загораживал путь... После очередного толчка и окрика недовольного он, наконец опомнившийся и вокруг себя не видевший никого, вдруг резко развернулся и засеменил назад сквозь толпу, повинуясь внутреннему влечению. Вернувшись к лифтам, он крадучись подошёл к холлу, остановился у угловой стенки, потом осторожно выглянул из-за неё - и сразу же увидел Таню, в толпе ожидавшую лифт.