Страница 32 из 78
- А что это с тобой, сынок?! Почему у тебя вся спина в волдырях?! Да огромных!
- Где? - удивился вопросу сын, поворачиваясь к родителю туловищем.
- Так у тебя и весь живот в волдырях, Максим! Ёлки-палки! Ты чего, раньше что ли не знал об этом?! в Москве не видел?! Посмотри сам-то и убедись! - продолжал испуганно таращиться поражённый Александр Фёдорович, осторожно дотрагиваясь рукой до тела Максима. - Что у тебя случилось-то там, в столице?! - рассказывай, давай, не таи. Это же нервы расшатанные так бурно из тебя выходят!
Растерявшиеся отец с сыном пошли на кухню - показывать бледно-розовые волдыри возившейся у плиты матушке. Та, испуганно вытаращив глаза, ахнула от неожиданности, покрутила Максима перед собой, всего осмотрела внимательно спереди и сзади, запричитала что-то невразумительное. После чего, спохватившись, она бросила готовку и побежала на балкон за оцинкованным баком на два ведра и связками высушенного чистотела, который она заготавливала летом последние несколько лет и лечила им приезжавшего на побывку сына, сводила чистотелом угри с его молодого лица по совету одной их местной знахарки.
Минут через пять Вера Степановна принесла бак с травою на кухню, залила бак холодной водой и поставила на плиту кипятить, забыв про ужин. Вскипятила на двух конфорках, быстро отвар приготовила со знанием дела, после чего они с отцом повели сына в ванную комнату и с полчаса наверное отмывали-отпаривали его там раствором душистого чистотела, попеременно прикладывая намоченную в нём губку к волдырям живота и спины.
Эта их процедура, проверенная веками, Максиму помогла хорошо: волдыри с тела его пропали быстро. И только лишь после этого семейство Кремнёвых, вернувшись на кухню, приступило, наконец, к ужину, чуть успокоившись и придя в себя. И за столом родители болезного сына принялись дружно пытать, желая выяснить и понять, что такое могло случиться в Москве с его нервной системой, которая так засбоила и взбрыкнула вдруг - и сильно?! Не на пустом же месте, ясное дело, подобное произошло? Значит, имелась какая-то причина веская! Какая?!
Но сын отшучивался - правды не говорил про любовь бедовую и надрывную, все силы вытянувшую из него, все прелести и радости жизни, - и как тряпку вдобавок его измочалившую, мордой повозившую по земле. Он валил всё скопом на последний учебный год, ужасно нервный и утомительный якобы из-за диплома и практики, и будущего распределения. Вот, мол, и вылезли переживания кровавыми волдырями на спине и на животе, не удержались, черти поганые, мерзкие.
"Ничего-ничего! - под конец добавил он бодро, пьяненький, натужно смеясь. - К весне всё уляжется и перемелется: мука будет! Так что не волнуйтесь, родные мои, хорошие! - и не такое перебарывали и переживали! И эту напасть с Божьей помощью переборем и переживём..."
Про распределение родители разговаривали особенно долго и заинтересованно, стараясь понять, услышать из первых уст, куда занесёт Судьба их единственного сына после окончания Университета. И сын обнадёжил вроде бы поначалу обоих, заявив с ухмылкой лукавой, бравурной, что остаётся-де жить и работать в Москве, что из столицы никуда не уедет, точка! - чем родителей осчастливил предельно, заставил даже про нервы свои забыть, расшатанные на чужбине... Но потом он взял и испортил всё, огромную ложку дёгтя вывалив на отца и мать заявлением, что только вот жилья у него в столице не будет, не предоставят ему на работе жильё и, соответственно, прописку. Прописаться поэтому он должен будет опять у них, в Касимове. Но это, мол, мелочи всё, это временно. Работать-то и жить он ведь будет в Москве, а это пока - главное...
2
Однако же помрачневшим и как-то сразу вдруг протрезвевшим родителям его последнее заявление мелочью не показалось. Скорее даже наоборот. Особенно оно не понравилось батюшке, Александру Фёдоровичу, куда быстрее, зорче и рельефнее супруги оценившему все негативные последствия будущего распределения сына.
- То есть, ты хочешь сказать, сынок, - подбирая правильные слова, медленно произнёс он, холодно обращаясь к лыбившемуся и уже сильно пьяненькому Максиму, - что фактически ты опять возвращаешься к нам домой жить после Университета? Да? Здесь у нас пропишешься, здесь же и на воинский учёт встанешь, корни со временем начнёшь пускать. Правильно ведь? А как без этого?... Значит, сюда же впоследствии и вернёшься уже окончательно, планируешь возвратиться, где корни твои находиться будут, где родители и жильё. Ну а как по-другому то?! - спрошу ещё раз, - как?! Ведь работать в столице ты будешь временно и на птичьих правах - как командировочный. Я правильно всё понимаю, скажи, ответь нам с матерью как на духу? И относиться к тебе в Москве будут именно как к командировочному. Будут нянчиться и кормить тебя, дурочка, до тех самых пор, пока ты будешь им важен и нужен. А нужда в тебе пропадёт - а это однажды всенепременно случится, - получишь сразу же коленом под зад и вылетишь из Москвы со свистом. Держать тебя после этого там никто не станет ни дня - без собственного угла и прописки! Мне это как Божий день ясно!
- Вот ты к нам с матерью в наш убогий Касимов и вернёшься годика через три, а может и раньше того, и в нашу же трухлявую двушку! - с грустью подытожил батюшка свой невесёлый прогноз. - Из которой ты, помнится, сломя голову убежал пять лет назад - и клятвенно пообещал нам обоим назад не возвращаться... Да-а-а! Насмешишь ты наших поганых и злобных людишек этим своим возвращением от души, сынок, насмешишь! Порадуются родственники и соседи, и твои одноклассники непутёвые, пальцем у виска покрутят, да ещё и дурачком тебя обзовут с превеликим удовольствием и со смаком. И нас с тобой заодно пустомелями и неудачниками объявят, поиздеваются над нами от души за все те унижения и обиды, которые они последние пять лет испытывали, пока ты в Университете учился; а мы ходили и гордились тобой, тебя на всех углах славили и превозносили как будущего молодого учёного. А их детишек убогих и пустых, наоборот, чихвостили, дебилами называли и пьяницами. Отплатят они нам за эти прозвища, ох и отплатят!... Я только вот одного не пойму, Максим: что ты тут у нас делать-то тогда будешь с дипломом МГУ, когда назад вернёшься?! Ты об этом подумал?! С алкашами нашими местными сутками водку жрать и в домино в Гор-саду резаться до упаду?!
- Успокойся, отец, успокойся, родной, - как можно серьёзнее и увереннее ответил Максим расстроенному родителю. - Сказал же тебе, что буду жить и работать в Москве - столице нашей Родины! - и назад к вам сюда не вернусь ни за что на свете. Слово вам обоим даю, клянусь своим здоровьем! А прописка - это всё временно: на пару-тройку лет. Решу все дела в Москве, понадёжнее там закреплюсь - и приеду к вам сюда опять, и выпишусь.
- Ну а сразу-то это нельзя что ли сделать? - не унимался Александр Фёдорович, предвидевший немалые хлопоты для себя в недалёком будущем, мытарства. - Зачем огород-то городить? смешить этим родственников и соседей? Они ведь сразу пронюхают, в тот же день, суки пронырливые, что ты опять прописался к нам - это после-то МГУ! Расспросы начнутся, естественно, ухмылки и поддёвки разные, уколы - как, что и почему? Слабоват, мол, ваш Максим для Москвы оказался, да?! Выкинули его оттуда как котёнка паршивого?! А что я им на это отвечу, чем тебя защищу? Прежних козырей на руках у меня уже не останется... Нет, как хочешь, сынок, но лучше уж сразу где-то там закрепиться и прописаться: поближе к Москве, я имею в виду! Это и нам и тебе самому выгоднее и спокойнее будет.