Страница 30 из 78
Но до предела взведённый и уязвлённый Кремнёв не слушал, не понимал друга, не желал понимать - стоял и Мезенцеву глазами буравил, демонстративно отвернувшуюся от него, не желавшую его больше видеть. Он был в ту минуту "слепой", "глухой" и дурной как тот же тетерев на току, был в угаре, в прострации. И, одновременно, он что есть мочи силился понять, что вдруг такое опять случилось с ним и с ней, и кто успел перебежать им дорогу, что БОГИНЯ СЕРДЦА так резко и решительно его от себя отталкивает непонятно за что, не даёт ему никакого шанса на будущее. Будто бы он враг её давний и кровный был, и нет, и не может быть ему, вражине лютому, места в её личной жизни...
И как только следующая песня громко и бодро зазвучала из репродукторов, он, не дослушав советы Ботвича до конца, искренние и доброжелательные, между прочим, по-настоящему дружеские, - он пулей бросился к Тане, расталкивая толпу, намереваясь снова пригласить её и всё, наконец, решительно выяснить во время танца, дойти до сути происходящего. Намереваясь причину, наконец, разузнать такого негативного и почти что враждебного к себе с её стороны отношения, неприязни и холода. Сия причина была ему не понятна с любой стороны, она шокировала его, унижала и обижала.
- Таня, простите меня пожалуйста, но разрешите Вас ещё разок пригласить, - как можно нежнее обратился он к ней, отвернувшейся, обойдя её со спины и натужно улыбаясь при этом.
- Нет, не разрешаю, - быстро ответила раздосадованная его упрямством Мезенцева, будто бы ожидавшая такого поворота событий и так скоро поэтому отреагировавшая на них.
- Почему? - пуще прежнего опешил и растерялся позеленевший Максим, от стыда и обиды готовый провалиться сквозь землю или тут же сгореть на месте.
- Потому что не хочу - и всё: я устала. Пойдите и пригласите кого-нибудь ещё: вон, посмотрите, сколько тут вокруг девушек скучающих томится. Все они рады будут с Вами познакомиться и потанцевать: Вы их этим осчастливите...
Проговорив это с усмешкой надменной и саркастической, Мезенцева отвернулась от ухажёра и принялась с подружкой тихо опять шушукаться, продолжать прерванный разговор. А убитому горем Кремнёву, опозоренному и униженному перед толпой, ничего не осталось другого, как одному возвращаться назад - к соседней колонне, к Ботвичу Диме за утешением, которого, впрочем, не было на месте: он с кем-то уже танцевал.
Дожидаться друга, впрочем, Максим не стал - не захотел оплёванным чудаком снова перед ним выставляться, его дружеские советы опять выслушивать касательно собственной слабости и нищеты, и полной, как жениха-ухажёра, несостоятельности и без-перспективности. Вместо этого он прямиком направился на выход из Дома культуры; а оттуда - к себе в общагу пошёл, на 15-й этаж зоны "В". Возвращался в комнату скорым и широким шагом куда-то сильно опаздывающего человека - и не видел вокруг никого, хотя студентов повсюду много крутилось, шумно встречающих Новый год.
Но ему не было до них никакого дела, удачливых и счастливых, ибо он лишь об одном всю дорогу испуганно думал, находясь в болезненной лихорадке: "Неужели же это всё: конец нашей давней любовной истории, ещё даже и не начавшейся толком?... Похоже, да - конец. И дальше у меня с ней ничего уже не будет путного, вообще ничего! - про Таню мне надо забыть!... Но только как это сделать на практике? - подсказал бы кто, надоумил. И как вообще тогда жить без неё: учиться, работать, дышать и какие-то на будущее планы строить? - если я будущее своё исключительно с ней одной связывал с тех самых пор, как её в читалке увидел..."
5
Вернувшись к себе в блок, он сразу же заперся изнутри от посторонних людей, не раздеваясь, плюхнулся на койку словно подкошенный, даже и про бутылку пива забыв, к празднику приготовленную. И до утра пролежал с открытыми глазами, которые здорово покраснели и распухли к утру от перенапряжения и без-сонницы.
Всю ночь его трясло-лихорадило как при гриппе, заставляло огнём гореть, стонать, метаться и мучиться. И оттого, что его послали на танцах как самого никудышного чмошника, и от мысли ещё, не менее болезненной и печальной: что есть такого гадкого и отвратного в нём и его поведении, если Мезенцева, его БОГНЯ давняя и УСЛАДА СЕРДЦА, от него как от чумы шарахается уже третий раз подряд?! Подумать только - третий!!! Поразительно и диковинно это её шараханье, и странно одновременно! - если большего не сказать, и гораздо худшего! Ведь даже и просто выслушать она его не желает, не даёт объясниться в горячей и давней любви, в высоких и светлых чувствах! А почему?! - непонятно! необъяснимо! не доступно было это его сознанию! Один только этот вопрос, ещё с осени остававшийся без ответа, его с ума сводил, покоя лишал и сна! Ведь он не уголовник матёрый и не маньяк, не дебил и не алкаш, не уродец безрукий или безногий! И вдруг такое резко-негативное отношение к нему со стороны незнакомой девушки, замешанное на ледяном холоде и антипатии, на брезгливости даже, которого он не мог, не умел осмыслить и объяснить, которое его убивало...
6
Разум ему справедливо подсказывал целую ночь:
"Не её ты поля ягодка, Максим, человек не её круга. Пойми ты это, наконец, чудак! - и прими смиренно и безропотно как наличие света и тьмы, зимы и лета, весны и осени! Ты - из простой рязанской рабоче-крестьянской семьи, семьи достаточно бедной, если не сказать нищей. К тому же, ты - низенький, худенький, невидный и невзрачный паренёк, каких миллионы на свете; у тебя всё лицо в угрях, наконец, прыщами как оспой изъедено, что даже и самому порой на себя в зеркало смотреть тошно. В лифты заходишь общажные или факультетские, где лампы и зеркала вокруг, где много света, - и сразу же голову в плечи втягиваешь как кошка в моменты опасности, от посторонних людей прячешься, чтобы твоё уродство природное никто не увидел, не оценил. Что? - не так, скажешь?!... Ну и куда ты лезешь тогда - с такой-то поганой, прыщавой рожей?! Думаешь, красавице и умнице Мезенцевой, королеве любого бала, приятно будет с тобой ежедневно общаться, дружить, по родственникам и друзьям мотаться?!..."
"Поэтому успокойся, Макс, дорогой, очень тебя прошу, успокойся! И реально взгляни на вещи, здравой и трезвою головой - а не "головкой", не половыми органами, не инстинктами, которые на глупости всех и всегда толкают, на унижение и позор. Ведь твой друг Дима Ботвич абсолютно прав: Мезенцева - крупного полёта птица, богемная дама из богатой и знатной семьи, будущая светская львица. Ей и ухажёры соответствующие нужны - богатые, знатные и красивые, со связями, с хорошей работой и положением, с машиной, квартирой и дачей, наконец. И ничего в этом её желании плохого нет: об этом страстно мечтают все женщины на свете, все! - об уютном и сытном гнезде, о крепком и богатом супруге... А кто такой есть ты? - ответь, - что собой представляешь? и каков твой на данный момент социальный статус, твои плюсы житейские и перспективы, твой актив? Признайся честно и откровенно - не криви душой и не прячь в песок голову как глупый страус!..."