Страница 19 из 78
Однако они не только верили и мечтали, топчась на одном месте и занимаясь маниловщиной, - они ещё и проворачивали дела как истинные евреи, чтобы приблизить мечту, и сказку для сына чтобы сделать былью. Тем паче, что имелись у них возможности для того, и не маленькие. Отец Бугрова работал в МИЭТе, был там деканом какого-то факультета и доктором наук. Фигура, ясное дело, в научно-образовательном мiре столицы не шуточная и не пустяшная... И вот однажды, по совету ушлой супруги, он приехал на исторического ф-та МГУ, встретился там с деканом как с равным и пожаловался ему в приватной беседе на плачевное состояние сына Миши, который не в состоянии, дескать, нормально учиться из-за проклятой дороги - все силы якобы она отнимает у него, всё время свободное и весь талант. Ну и попросил под конец, чтобы сынулю, в порядке исключения, поселили в университетское общежитие. Тогда, мол, дела у него как по маслу пойдут, и оценки его сразу улучшатся. Взамен что-то хорошее пообещал, вероятно, от чего декан истфака не смог отказаться...
8
Так вот и оказался москвич-третьекурсник Бугров жителем ФДСа в итоге, соседом по комнате Кремнёва, Меркуленко и Жигинаса - иногородних студентов МГУ. Ситуация из ряда вон выходящая, как легко догадаться, которую только одни евреи, повторим, и могли провернуть. Другим подобные фокусы не под силу были.
Да только не в коня оказался корм, увы и ах, и старания папаши мафиозного были напрасными, вредными даже, о которых тот, наверное, сто раз потом пожалел. Потому что его пустой и без-путный Мишаня, пока ещё дома жил, был под родительским строгим надзором худо ли, бедно ли, был в узде. А попав в общагу, достаточно людное место со своими жёсткими внутренними законами, правилами жизни и поведения, он оказался полностью предоставленным самому себе, - и не справился, чистоплюй столичный, с тлетворным влиянием коллектива. Не прожив в ФДСе и месяца, он сразу же был втянут в университетскую карточную мафию, где страсти нешуточные кипели по вечерам и ночам, где на кону крутились большие "бабки".
Довольно быстро он заразился игрой по самое некуда, стал пропадать за картами каждую ночь, а днём отсыпаться в пустой комнате. Деньги стали у него водиться на красивое житьё-бытьё, на дорогие шмотки, такси и сигареты "Мальборо", хотя он и не получал стипендию ни одного семестра. Карты - заразная для тщедушного человека вещь, не слабее по пагубному воздействию разврата, алкоголизма и наркомании...
На учёбу Мишка плюнул в итоге, утратил к Истории всяческий интерес, и после Нового года перестал совсем ходить на занятия, полностью переключившись уже на ночные игорные страсти. За это и за невыполнение домашних заданий его вынуждены были отчислить весной работники деканата - студента-третьекурсника, напомним! - за регулярные отсутствия на факультете, где его не видели с 20 января, момента окончания зимней сессии.
Но он не сильно расстроился из-за этого, если расстроился вообще. Потому что он уже научился зарабатывать себе лаве на сладкую и вольную жизнь, какую Мать-История ему никогда бы не обеспечила.
Так вот Мишка и стал профессиональным игроком в итоге, завсегдатаем столичных игорных домов и сочинских ночных клубов. Поговаривают, что он добился там немалых успехов и денег, и даже ИМЯ сделал себе карточною игрой...
Но нам в данном случае не это интересно и важно, не профессиональные успехи и сладкая жизнь каталы-Бугрова, отчисленного из МГУ, а то, что, начиная с 4-го курса, Меркуленко, Жигинас и Кремнёв жить и учиться остались уже втроём. Сначала в башне втроём год целый жили, потом - на 15-м этаже зоны "В". И так втроём они Университет и закончили...
9
Из приведённого краткого жизнеописания дружков-сожителей Максима видно и невооружённым глазом, что астраханец Меркуленко Николай, по логике вещей, должен был бы стать на истфаке самым близким человеком Кремнёву. Хотя бы потому уже, что познакомился с ним раньше всех в МГУ - раньше Жигинаса того же и будущих товарищей по курсу, кафедре и стройотряду. Потому что помощи у абитуриента-Кремнёва просил на вступительном сочинении - и получил её, реальную, зримую помощь, без которой ещё неизвестно, как бы сложились в итоге его дела с очередным поступлением. Да и четыре прожитых рядом года что-то да значили, согласитесь, друзья. Колька, во всяком случае, не должен был поворачиваться задом к Максиму, когда на того внезапно накатила на 5-м курсе любовная хандра, не имел права откровенно издеваться над ним, презирать, вынужденно ослабшим, плеваться в него как в отхожую яму. Не должен был, нет... однако ж вот взял и плюнул, паскудина. Да так смачно, откровенно и от души, что Максим тот дружеский его плевок на всю оставшуюся жизнь запомнил...
Меркуленко, как уже отмечалось раньше, принадлежал к той гнусной и подлой породе людей, которые перед сильными мiра сего, перед людьми со связями и деньгами готовы были в три погибели гнуться, лебезить и унижаться, кривляться наподобие шлюх и безропотно и охотно "подставлять задницы" для утехи. Потому что, элементарно, им было выгодно это холуйство и стояние раком: много хорошего можно было для себя поиметь подобным продажно-угодливым поведением. И, наоборот, такие лизоблюды, пройдохи и проститутки, как правило, издеваются и унижают слабых, тщедушных и добрых людей, от кого, по их мнению, нет и не будет в будущем никакого прока.
Подобное Колькино бл...дское поведение Максим много раз уже подмечал на младших курсах - и не любил за него дружка-сожителя, потому что сам таким подлым и вертлявым гнусом никогда не был. Наоборот, он всегда старался слабого и мелкого защитить по возможности, а сильного на место поставить. Сам он, впрочем, слабеньким и тщедушным на первых 4-х курсах не был, да и учился сносно, - поэтому-то Меркуленко его открыто никогда и не цеплял, вёл себя с ним достаточно уважительно и корректно...
10
Всё поменялось в худшую в их взаимоотношениях сторону именно в последний учебный год; после 21 сентября, если уж быть совсем точным, когда Кремнёв вдруг резко и здорово ослаб, прямо как шарик воздушный сдулся, жажду жизни когда утратил после неудачной встречи и беседы с Мезенцевой в коридоре. И Меркуленко эту внутреннюю и разительную перемену в нём, эту душевную слабость и пустоту сразу же почувствовал подлым и поганым своим нутром, будучи единственным соседом по комнате, - и, как настоящий хищник-рвач, моментально пошёл в атаку.