Страница 56 из 59
Что нужно делать дальше — она знает. Заблокировать телефон, отложить, когда Костя вернется, спросит, где его еда, сказать, что не смогла заказать. Выслушать, как он недоволен… Забыть нахрен о Полине. И кольце. Просто забыть, а не придумывать, что это канализационное, к примеру…
Знает, но делает не то.
Выходит в меню. Оттуда — в папку соцсетей. В ней клацает на Телеграм с кучей циферок в красном кружочке.
Первым видит чат с собой. Он закреплен. И это… Приятно, наверное, если бы не одно «но»…
Она немного скролит вниз… Открывает диалог с Полиной Павловской.
Видит то же сообщение, следом — ссылку на пост в Инстаграме. Сердце бьется еще быстрее, она жмет на маленькое фото, чтобы лучше рассмотреть…
Очень красивую… Очень-очень-очень красивую Полину.
Улыбающуюся в чей-то профессиональный объектив.
Становится хуже. Страшно до того, что тошнит сильней…
Но пути назад нет. Агата уже и так всё понимает, но надо убедиться.
Жмет на ссылку. Её перебрасывает в другое приложение. Открывает фото…
Цветы. Женские пальцы. На безымянном кольцо.
Агата опускает, читает подпись…
«Пришел. Увидел. Победил. Поздравления принимаются…»
Зеленые глаза сами собой закрываются, а вот рот наоборот — ведь в легких становится слишком много жгучего воздуха. Его непременно нужно вытолкнуть из себя, иначе сгоришь нахрен…
Агата делает несколько прерывистых выдохов, смахивает откуда-то вдруг взявшиеся слезы, снова смотрит.
Открывает фото за фото. Делает себе хуже и хуже.
Потому что на каждом — намеки.
На человека, который сейчас в ее душе.
На человека, который обещал, что если она не откажет…
А она ведь ни разу…
Сраные цветочки. Так много сраных цветочков. Разные. В частности и такие же, как слал ей…
И Агата ведь знает, когда он дарит свои сраные цветочки.
Только Полине, наверное, чаще… Потому что за измены… А ей…
Отбросив Костин телефон, Агата села на кровати. Потянулась за одеждой, которая привычно была сброшена тупо на пол…
Продолжала чувствовать адскую боль, преображающуюся в злость. Уродующую разом всё, что она с ним пережила…
Делающую его — той еще шлюхой. А ее — той еще дурой. Доверчивой. Наивной. Безнадежно глупой дурой.
Снова пришлось потянуться к щекам, чтобы согнать слезы.
Потом — к телефону, пока не заблокировался.
Вернуться в Телеграм, снова открыть переписку.
Скролить бессистемно, то и дело тормозя…
«Свадьба… Свадьба… Свадьба… Отец… Ужин… Все в силе?… Спасибо за вечер… Выбрали платье…».
Этот сученыш женится.
Трахает ее. Систематически. С удовольствием. Плетет там что-то… Кроет его… Говнюка…
С одной кроет, другую под венец ведет…
Или с той его тоже кроет?
С каждой кроет, кому всунет?
Еще и не предохраняется, скотина…
Что ж за скотина…
Подняв подбородок, Агата уставилась в потолок. Начала часто моргать, провела по щекам. Плакать бессмысленно. Абсолютно бессмысленно. И боль испытывать тоже.
Этого стоило ожидать. Потому что он — говнюк. И слово его ничего не стоит. Ничегошеньки.
А вот она свое слово держит. Поэтому…
Услышав, что дверь ванной открывается, Агата встала с кровати, схватила трубку, не глядя, пошла в коридор.
Видеть Костю сейчас было откровенно невыносимо. Из «всего» он резко стал атомной бомбой, которая зачем-то решила взорваться внутри. В её квартире. За семью замками.
Но она не даст.
Она больше ему ничего не даст.
— Ты смотришь так, будто я тебе денег должен. Еду заказала? — Костя усмехнулся, двигаясь на нее. Вероятно, собираясь потискать. Агата же понимала: он коснется — она умрет. Не фигурально даже. От разрыва сердца, если это возможно. Поэтому взвесила телефон в руках, смотрела на него сначала, потом на Костю. На его вопрос ожидаемо отвечать не собиралась, а вот свой задала.
Чужим голосом.
Сухим и хриплым.
Неприятным.
— Кто такая Полина?
Сощурилась, внимательно и внезапно хладнокровно следя за реакцией. Наверное, спросила потому, что хотя бы немного хотела чуда. Какого-то объяснения. Какого-то сомнения. Но этого не случилось. И стало еще хуже.
Костя не дошел — застыл. Тоже сощурился, глядя сначала на нее, а потом на руку, свой телефон…
— Ты куда полезла? — спросил с наездом, в ответ же получил сначала шумный выдох — Агата готова была поклясться — из её горла вылетела струя пламени. Потом же…
Телефон полетел в него.
— Сука… Какая же ты сука…
Телефон и череда бессистемных ругательств. Из глаз снова слезы, из горла — всхлипы.
Не закрой Костя лицо рукой, мобильный бы попал куда-то в нос. Мог бы сломать. А так…
Отскочил от ребра ладони, ударился о комод, полетел на пол…
Вероятно, разбился.
Но Агате было посрать. А Косте было похуй.
Ему и на нее всегда было похуй. В этом вся беда. Она почему-то решила, что…
— Нахер иди отсюда! — выставив одну руку перед собой, чтобы приближаться не вздумал, другой Агата указала на дверь. — Нахер. Иди. Отсюда!
И повторила, когда Костя не двинулся с места.
Ещё пару минут назад такой любимый.
Любимый, сука. И предавший.
— Успокойся…
Зачем-то пытающийся её притормозить. Зачем-то сбавляющий тон…
Зачем-то делающий шаг к ней вопреки более чем очевидной просьбе этого не делать…
— Козел…
Но Агате посрать.
Поэтому она отталкивает, возвращается в комнату, поднимает с пола его шмотки, собирается вышвырнуть.
Пусть на клетке одевается. То, что надо для такого мудака. А обувь она вообще выбросит из окна.
Чтобы духу его здесь не было.
Намека ну дух чтобы не было.
Наклонилась сначала за джинсами. Потом за футболкой. Из-за резких движений чуть повело. Из-за того, что повело, пропустила приближение.
Костя сжал с силой плечи, она брыкнулась, как бы требуя отпустить…
Когда он не сделал этого — вскинула злой взгляд.
Ну и что, что слезы? В жопу эту мелочь. Важно, что она больше не поверит. И она не простит. И она получила урок. На всю её уродскую жизнь.
Теперь еще и вот так уродскую. Потому что во всех людях живет дерьмо. Исключений нет. Как бы ни хотелось.
— Истерить не надо…
Костя сказал вроде как предупреждающе, а Агата не сдержалась — прыснула. Потому что это сюр. Снова, но новый.
Или он правда считает, что она до сих пор хоть сколько-то будет за него цепляться? За что тут цепляться? За ебаря всех городов и весей?
— Нахер иди. Нахер из моей жизни. Не пиши. Не звони. Не приближайся. Ты слышишь плохо?
— Ты, блять, слушать меня будешь?
— Нет!!! — Костя сказал вроде как тише обычного, а Агата наоборот — вскрикнула так, как никогда не кричала. Знала, что реально истерично, но какая к черту разница? — Руки убрал. Ушел отсюда. И дорогу забыл. Навсегда. А если попытаешься явиться еще раз — я заявлю в полицию. Вызову ментов и в красках распишу, как ты меня насиловал два месяца. И посрать, что не докажу. По каналам пойду. Ты же богатенький у нас, да? Тебе такая слава нахер не упала. А я обеспечу. Понял меня?
— Совсем с ума сошла?
Агате казалось, что во взгляде Кости зажигается разочарование. И пусть ей должно было быть без разницы, стало еще хуже. Казалось, хуже некуда, ан нет. Все относительно.
Потому что пока в груди жжется всё то хорошее, во что она успела поверить, ей почему-то до сих пор важно его не разочаровать. Предателя.
— Уйди…
После крика шепот был по-особенному контрастным. И явно куда более убедительным.
Впрочем, как и вполне трезвый, пусть больной, но жесткий взгляд.
— Пожалуйста. Просто уйди…
И просьба. Внезапно просьба…
Которую Костя явно не хочет исполнять. Зачем-то продолжает держать её за плечи. Зачем-то блуждает взглядом по лицу.
Пофигист. Болтоклад. Тот, по которому с самого начала было понятно… Как «пришел, увидел, победил», так «плечами пожмет, отряхнется и уйдет».