Страница 46 из 59
— Наши с ней отношения перестанут тебя касаться ровно в тот момент, когда она станет Гордеевой. Надеюсь, ты это понимаешь.
Костя сказал, Гаврила согласился. Конечно, он всё понимал. Сто раз взвесил. Миллион раз смирился.
— Мы слишком много зла сделали друг другу. Я ей, она мне. Это было слишком больно, чтобы мы снова рискнули. Я просто хочу, чтобы этот ебанат старый… — Гавриле не свойственно было заводиться. Но сейчас, как ни странно, Костя его понимал. Очень условно, но понимал. — Он её как корову сует, блин, под насильника. Потому что с тем папашкой договорено. А я очень хочу, чтобы он обломался.
— Чтобы он обломался или чтобы ей не пришлось? — Костя спросил, склонив голову, Гаврила не спешил отвечать. Сначала думал, скорее всего, потом хмыкнул.
Глянул прямо, немного прищурившись…
— Если тебе сильно не повезет, Костя… Викторович… Когда-то ты меня поймешь.
— Надеюсь, нет.
Мужчины снова усмехнулись друг другу. Замолчали ненадолго. Дальше снова заговорил Гаврила. Наконец-то не о бабах. Наконец-то о деле.
— По Вышинскому… В принципе, мутного нарыли. Но надо проверять, дособирать, заворачивать в фантик, делать конфетку. Когда он был губером — все проходило через него. Заносили, крышевали, жгли архивы, закрывали дела. Дерибанили — предприятия и землю…
— Я по личному пройтись просил. Мы никого не удивим тем, что дерибанили.
— По личному тоже кое-что есть, но надо докапывать. Пока неясно. Я же говорю, он будто землю жег, как уходил в столицу. Архивов нет. Нихера нет. Кто-то что-то слышал, кто-то кому что-то рассказал, где-то наврали, где-то не так передали. А мы громко и настойчиво не можем. Нужно аккуратно, иначе он зашевелится сам. Будет готовить реакцию заранее. Нам это не надо.
— Ладно. Просто не затягивайте. Меня бесит, что эта сука ходит безнаказанной, а мне надо бабки новые заливать.
— Будет сделано, Костя Викторович. Будет сделано…
Гаврила пообещал спокойным голосом, Костя одобрил движением головы. Откинулся на спинку кресла. Тоже, как Гаврила чуть раньше, в потолок смотрел, думал, взвешивал, потом вернулся взглядом к другу…
— Цветы сделаешь снова? — спросил, получил в ответ кивок сначала, только потом вопрос.
— Агате?
— Агате. С Полиной сами решайте.
— Записку писать будешь?
Костя мотнул головой.
— Нет, просто цветы.
— Проебался? — Гаврила произнес неожиданно, пользуясь своей очередью усмехнуться иронично. И даже не сдулся под тяжелым взглядом Кости.
— Это ты проебался. А я разгребаю.
Объясняться Костя не собирался. Впрочем, как и Гаврила не собирался допытываться. Поднял руки, как бы в жесте «понял-принял», продолжая улыбаться.
— Технически разгребаю тоже я… — сказал негромко, увернулся, когда в него полетела ручка.
— Нахер иди отсюда. Работать.
Не ослушался, пошел к двери. Обернулся только, приоткрыв, глянул на Костю снова. Который задумчиво смотрел на телефон. Серьезно. Будто весь там…
Гаврила хотел съязвить о том, что кто-то походу втюрился… Ездит же месяц туда, как на работу… А потом понял, что не стоит… Пусть сами разбираются. Лишь бы на планы не повлияло.
К вечеру Костя вымотался, как собака. Хотел только сходить в свой душ, завалиться в свою постель и заснуть. Хотел этого, а ехал к Агате.
Отправил водителя, поднялся пешком. Свернул с очередного лестничного пролета на этаж Агаты, шел к квартире, замедляя шаг. Почувствовал сначала раздражение, потом хмыкнул…
Гаврила, конечно же, обеспечил доставку и отчитался. Костя не пытался больше ни писать, ни звонить. Агата — умная девочка. Сама все должна понимать.
И наверняка поняла. Но цветы забирать не захотела.
Гордая. Дурында.
Вот только вряд ли такой же осталась бы, не приедь он снова… Ни сегодня. Ни завтра. Ни через неделю.
И он же может развернуться и уйти. Ему-то это нахера? Пусть остынет сама. Сама же выйдет на связь. Он вроде как даже первый шаг сделал — был отвергнут. Да только…
Костя вставил ключ в замок, на сей раз решил, что обойдутся без вежливости. Ограничатся гостеприимством. Подвинул ногой корзину с цветами — сегодня розы уже кремовые. Гаврила позаботился о разнообразии. Правда Агата не заценила.
Открыл квартиру, заходил, видя, что в коридоре горит свет.
И Агата тоже здесь. Стоит в дверном проеме из спальни. В домашнем костюме. Сложила руки на груди. Смотрит на него, нахмурившись, но ничего не говорит. Ни радости не выражает, ни нахер не шлет.
Нет. Все же гордая. Но не дурында. Понимает, где ее личные берега в общении с ним.
— Не понравились? — Костя кивнул неопределенно за спину, Агата фыркнула сначала, потом глаза закатила. Ничего не сказала, рук не отняла от груди, прошла мимо. В кухню.
Мол, приперся? Делай, что хочешь. И с собой. И с цветами. Я тебя не приглашала и развлекать не собираюсь.
Только вот… Палевно ведь, чего хочет. Чтобы следом пошел. Чтобы начал только, а потом она… Вывалит. Непременно все вывалит.
Наверняка целый день только то и делала, что в голове прокручивала. Но раз дверь не поменяла — решила, что «Гаврилу» она ему простит.
Костя стоял в коридоре, окидывая взглядом помещение. Которое по-прежнему его особо не интересовало. Даже больше — потихоньку начинало конкретно раздражать. Особенно сейчас. Когда хотелось тупо комфорта. А не вот этого всего. Подумал, что надо побыстрее забрать ее отсюда. Такая романтика приелась раньше, чем она.
Вздохнул, размял шею, пошел следом за Агатой на кухню. В которой Замочек яростно гремела посудой. Очевидно, чтобы он не сомневался — настроение воинственное.
Стояла у кухонного гарнитура, типа перетирала вилки… Зачем-то достала сразу много… Бросала их, как неродных…
Проигнорировала его приход, хотя видела, конечно. С боковым зрением-то все пучком.
Позволила подойти к себе со спины, вжаться бедрами в ягодицы, оградить одной рукой…
Отпрянула, когда Костя потянулся к щеке, чтобы прикоснуться губами или носом…
Замерла, когда он положил и вторую руку на столешницу, а потом снял пальцы с небольшой бордовой квадратной коробочки…
— Это что? — вероятно, была достаточно удивлена, чтобы забыть, что играет в молчанку. Спросила, откладывая вилки и полотенце. Но к коробке не потянулась. Держалась. Костя же усмехнулся — больше мысленно, разве что слегка губами. Знал, если сделает это очевидно — будет истерика. А как-то… Не хотелось, что ли…
— Открой.
Снова потянулся к щеке. На сей раз Агата уже не отклонялась. Не потому, что передумала. Просто растерялась. Походу не ожидала. И хотя бы из любопытства взяла подарок в руки. Открыла. Замерла.
Костя чувствовал, что выдохнула невпопад. Знал, что выбрал красивые серьги. Агата носила, но у нее были попроще. Гвоздики какие-то. А тут… С камушками. Чтоб всем на зависть. Чтоб стремно гуглить, сколько стоят. Игра на женской меркантильности никогда не подводит.
Это не плохо и не хорошо. Просто, вот так.
И сейчас тоже должно бы сработать. Понятно было, что Агате понравилось. Но она захлопнула, поставила на стол сначала, потом подвинула. Снова сложила руки на груди, дернулась, как бы давая понять, что хочет уйти. Костя, естественно, не дал.
— Куда я буду это носить, по-твоему? Из ванной на кухню и назад?
Сказала немного громче, чем говорила обычно в спокойном состоянии. Снова начинала заводиться.
Толкнула бедром Костину руку, он снова не снял.
Вжался сильнее своим телом в её, зная, что ей может даже немного больно — ведь край столешницы впивается в выступающие бедренные косточки, но это ее проблема. Нефиг сопротивляться. Прими. Улыбнись. Сыграй прощение. Пусти погреться.
— Красиво же… — Костя сказал как бы примирительно, Агата фыркнула опять.
— Забери. Не хочу.
Буркнула, отворачивая голову.
Думала, что он расценит это, как сигнал обиды. А он — спокойно. К другой щеке потянулся. Поцеловал… Почувствовал, что Агата дрожит…