Запомни, ты моя

А вот при Алене он не стеснялся этого демонстрировать и того, что ширинка скрывала. Он предложил ей в первую встречу продаться, и даже баснословная сумма, названная Аленой, не остановила его. И уже в ту ночь они стали любовниками.

Но только с утра узнали, что были когда-то знакомы. Не просто знакомы, а дружили. Так сильно, что Никита предавался фантазиям об Алене все пятнадцать лет, а Алена найдя в образе наглого мальчишки спасение.

Никита ненавидел самого себя за данное Алене слово не приближаться… И ненависть он решил утопить привычным способом. В компании последнего оставшегося друга Камиля и вечного приятеля страдальцев — алкоголя.

У отца же Никиты, Юрия, друзей не было.

Зато была жена, которая упорно отказывалась его видеть.

Наняла охрану и даже обратилась в суд, с целью запретить Самсонову приближаться к ней и к двум несовершеннолетним детям. Анне и Сереже.

И винил в своей беде Юра как раз-таки Алену. Потому что именно она на свадьбе сына разоблачила Юру, как человека, который занимался незаконной перевозкой сирот в Европу. То есть прикрывался благотворительностью и борьбой с тем, кого в итоге и возглавил.

Но каким бы не было желание Юрия отомстить, раньше он бы так и поступил, — сейчас он решил сосредоточиться на шантаже, которым собирался вернуть свою Мелиссу.

Насчет шантажа думала и Виктория Даниленко, которая была уверена, что Алена наверняка будет грозиться ей разоблачением того, что она спала после очередной попойки в клубе. Иначе почему Алена ее не разбудила. Иначе зачем забрала рабочий костюм?

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍«Тварь», — решает Вика, думая, что все-таки Надя была права насчет этой разлучницы. Именно это она планирует ей сказать прямо в лицо. Но планы меняются, когда на административном этаже — вход в него есть только у высшего руководства — появляется начальство.

— Виктория! — стреляет в спину менеджера голос директора отеля Марата Дмитриевича. Приятного внешне, но отвратительного внутри человека. Вика до сих пор не поняла, зачем он пошел на поводу ее отца — подполковника и взял ее на работу.

Но все бы ничего, она почти простила ему его сволочизм и равнодушие, если бы не прием на работу Алены.

— Да, Марат… Дмитриевич, — еле выговаривает она, сложив руки по швам, словно перед ней строгий папа. Марат, конечно, в отцы ей не годился, но для нее считался уже стариканом.

Все-таки за тридцать. При ее двадцати двух — это как небо и земля.

— Не знал, что ты учила голландский. И надо признать, весьма удивлен. Эти инвесторы могли разнести об отеле неприятный слух о некомпетентности. Так что я тобой доволен и снимаю предыдущие пять предупреждений.

Часто-часто моргая и пытаясь быстро сообразить, о чем вообще речь, Вика выдает одно лишь слово, способное не дать подозрению просочиться в мозг этого истукана.

— Спасибо…

Марат Дмитриевич кивает, неслышно ступает по синим коврам к лифтам, но его догоняет Виктория.

Ей потребовались доли секунд, чтобы принять несколько решений и убить сразу пару зайцев.

— Это не я, — говорит она немного запыхавшись. Все-таки надо меньше ей бухать. Может, даже с Надей к тому тренеру красавчику записаться. — Это Алена.

— Алена? — хмурится директор. Он вряд ли может запомнить всех, кого принял на работу.

— Горничная. Она знает несколько языков. Вы сами проводили собеседование.

— Вспомнил, — кивает директор и ждет продолжение диалога. Но Вика засматривается на тату, мелькнувшее в вырезе не застегнутой белой рубашки. Она быстро поднимает взгляд, чтобы не быть раскрытой за подсматриванием. В последнее время она часто рассматривает его густые темные волосы, линию подбородка. Но стряхивает наваждение и выдает:

— Я могу взять ее помощницей?

— Зачем?

— Если вдруг к нам нагрянут французы или арабы. Не буду же я звать горничную. А вот администратора… — поясняет она, имея целью держать Алену как можно ближе к себе.

И следить, чтобы она не путалась с чужим мужем.

— Так и пусть будет администратором, — пожимает он плечами. — Меня и попросили взять ее администратором, а она уперлась, что ей не хватает квалификации.

— Кто попросил?

— Не важно. Иди уже работай. И… — он принюхивается. — И почисти зубы. От тебя несет как от пропитой проститутки.

Глава 6. Алена

Осенний холодок пробирается под одежду, и я обхватываю плечи руками. Еще немного постоять на воздухе без верхней одежды. Возможно, хоть так воспоминания прошлого выветрятся. Но проходит минута, другая, и я понимаю… что не помогает. Сейчас вряд ли вообще что-то поможет.

Разве что Вика, которая объявляется, когда иду в ее кабинет, чтобы вернуть одежду.

— У тебя не будет и шанса настучать на меня или спровоцировать, я договорилась… — начинает она громко наседать, но мне становится интересно… С кем и о чем она могла договориться…

— В стране объявят сухой закон? — перебиваю устало, уже в ожидании, когда она начнет очередной парад острот в мою сторону.

— Что? — тормозит Вика свою проникновенную речь, но потом до нее доходит. Что не может не радовать. — Очень смешно. Нет, просто теперь ты у меня в долгу. А все потому что…

Долг… Это слово срабатывает как своеобразный эмоциональный пинок в обрыв, на краю которого я стояла последние пол часа. Меня начинает потряхивать, а слезы сами катятся из глаз.

Я же сделала все, чтобы больше никому никогда не быть должной!

Я получила свободу!

А теперь эта спивающаяся фифа уверяет меня в обратном?! Да не пошла бы она?!

— Я никому ничего не должна! — в запале кричу, и Вика не понимает, давит еще больше.

— Фигня! Сейчас ты будешь ноги мне целовать…

— Сама себе целуй! И ноги, и задницу! Но я этого делать не буду. Никому не буду! — чуть отталкиваю ее плечом и бегу в сторону раздевалок для сотрудников.

Мне нужно уйти.

Мне срочно нужно домой. Накрыться одеялом, позвонить Васе и сказать, что я, кажется, уволилась. Вот и подтверждение.

— Если уйдешь, я тебя уволю!

— Да пошла ты! — показываю Вике неприличный знак и скрываюсь за дверью раздевалки. Там беру пальто, сумку, телефон и выхожу, чтобы спуститься по лестнице. Сбежать и дойти до метро. А там скрыться в толпе людей, вечно куда-то бегущих.

И почему я думала, что мой бег завершен. Теперь мне кажется, это никогда не прекратится. Я все время буду двигаться. Двигаться. Двигаться! Теряюсь в мыслях о прошлом, что клещами вцепилось и рвет на части душу. И ощущения мерзкие, словно каждый в этом вагоне, в этом метро знает, кто я такая. Каждый, словно хочет показать пальцем и предложить цену.

Голова начинает трещать, а в груди колоть. И единственное, что помогает, это тишина собственной квартиры, куда я забегаю спустя час эмоционального треша в метро. Самое главное, одеяло, которым я накрываюсь с головой.

Сейчас посплю, потом позвоню Васе и попрошу найти мне другую работу.

Да, так будет лучше.

Ни Роберто, ни Вики, никого, кто может меня напрячь. В конец концов у малыша должна быть спокойная мама, а не истеричка, чуть что бегущая неизвестно куда.

И только спустя пол часа решаю позвонить-таки Васе, уже даже откидываю одеяло, как вдруг звонит звонок в дверь.

Смотрю в недоумении на дверное полотно, украшенное красками. Мне так хотелось больше красок, что я пошла на художественные курсы. Теперь на двери цветы, а кто за ней, я понятия не имею.

Все знают, что сейчас я на работе.

Все — это Вася. Потому что больше некому здесь появиться. Если, конечно, Марсело, который и был организатором онлайн-аукциона несколько лет назад, не восстал из мертвых. После череды совпадений я уже ничему не удивлюсь.

И я бы меньше удивилась Марсело, чем той, кто стоит на пороге.

Пришлось даже протереть глаза. Может, я все же заснула?

— Если тебя подослала Надя, — сразу встаю в стойку обороны, на что Вика усмехается, отталкивает меня так же, как недавно ее я. Заходит внутрь, словно хозяйка. Хотя у всех богатых людей такая манера. Особенно у тех, кто тратит деньги родителей.