Запомни, ты моя

— И… — поднимает брови Вика, чуть надвинувшись.

— И сделать жизнь Никиты невыносимой.

— Как?

Я рассказываю ей короткий план военных действий. И нет, я не хочу требовать от него вернуть меня. Но кому-то придется скоро плакать.

Для начала я выясняю, где Никита тренируется, и довольно просто устраиваюсь туда на стажировку.

Для этого документы не нужны, но форму выдают. Ну а всем известно, что такие орлы, как Никита, вряд ли смогут приметить невзрачную горничную клуба.

Надо сказать, что месть того стоила. Когда Никита на презентации нового торгового центра появился с ярко-красными волосами, я просто ухохатывалась. Думала, что бы еще такого же безобидного придумать?

Смотря на Никиту, который с широкой улыбкой разъясняет, что так над ним пошутили друзья, я не могла не заметить постного лица Нади.

В предыдущие разы перед камерами она выглядела куда ярче и веселее. Но задумываться над этим желания нет и, сделав скриншот с экрана, где мой любимый во вчерашней записи слушает аплодисменты, я отправляюсь в душ.

Сегодня важный день и возможно я смогу написать хоть строчку.

Странно, но я не испытываю страха перед прошлым, может быть, мне даже приспичит о нем поведать. Без подробностей, в общих, не слишком радужных красках. Рассказать о тех людях, что мне помогали, и которые вредили, поведать, что не всегда ярлыки определяют человека. Объяснить, что человек — это сумма его поступков, а не мнений, сложившихся окружающими.

Полная энтузиазма, я захожу в ванную, включаю воду, и сразу принимаюсь намыливать тело. В голову тут же лезут образы голой задницы Никиты, которой вчера залюбовавшись, я чуть не провалила все задание, когда меняла его шампунь на красный тоник.

Внутри тела независимо от разума тут же вспыхивает бесстыдное желание. Даже сейчас я его чувствую. Оно берет в клещи каждую клеточку, делает грудь чувствительной к малейшим прикосновениям мочалки, которой я вожу, намыливая кожу, часто дыша и воображая, что рядом Никита. Что он дотрагивается до меня своим дыханием, заключает в объятия, чтобы сказать на ушко что-нибудь до чрезвычайности похабное. Чтобы продемонстрировать, насколько велика его жажда. Это все до того густо обволакивает меня похотью, что пальцы сами рвутся между ног. До появления Никиты у меня и мысли не было об оргазмах, но с его теперь это стало почти нуждой. Еженедельный ритуал, при котором мысли о любимом сочетаются с голодом плоти, превращая меня в текущую дрянь. Задыхающуюся, глотая воду, что стекает по телу, пока все пять чувств не достигнут пика, а изо рта не вырвется запретное:

— Никита.

Постепенно прихожу в себя и рукой нащупываю свой шампунь. И только спустя минуту принюхиваюсь и отчетливо осознаю, что это не мой.

— Что за черт…

— Всего лишь я… — слышу знакомый голос и замираю. Серьезно? Понял, что это я и решил свести счеты. — Твой Никита.

Невозмутимо домываюсь и, не обращая внимания на наглую улыбку петушка, укутываюсь в полотенце, которое он мне подает.

— Это мог быть кто угодно, — говорю я, когда иду на кухню, чтобы сделать себе горячий шоколад. Этот красноармеец за мной. На себя в зеркало даже смотреть не хочу.

— Мог быть кто угодно, но была ты. Ты что, действительно думала, я тебя не замечу? И… сделай мне кофе.

— Вот еще! — поворачиваюсь, пока он сидит за барной стойкой. — И ты меня не заметил! Ты был с Камилем и не обратил на меня никакого внимания!

— Зато по камерам хорошо видно твою пухлую задницу.

— Серьезно? Пухлую? — шиплю я и указываю на дверь.

— Ты отомстил? Молодец. Теперь выметайся. И ключи мне отдай.

На мой крик Никита даже не реагирует. И тоже кивает. На кофеварку.

— Не уйду, пока кофе не сделаешь.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Не драться же с ним. Слово он свое держит. Так что поворачиваюсь, чтобы сделать ему кофе. Но сначала ему мало сахара. Потом мало молока. Потом кофе оказывается холодным.

— Ты издеваешься?! У тебя дел нет?

— У тебя почти получилось. Я уверен, что ты справишься с кофе для любимого.

— Ненавижу, — шиплю себе под нос, чувствуя, как от постоянного пристального взгляда слабеют коленки. — Если кофе и сейчас тебя не устроит, я начну применять силу.

— Тогда нам нужно перейти на диван. Там будет удобнее.

— Будешь насиловать беременную? — заканчиваю я наливать кофе.

— Буду беременную любить… — его дыхание касается уха, и я застываю, ощущая, как яд похоти заполняет вены, а кожа руки, что он гладит, покрывается мурашками. — Я в ванной чуть не умер, слушая, как ты мастурбируешь. Хочешь, в следующий раз я помогу тебе? Я ведь помню, как ты любила мои пальцы.

Прикрываю глаза, чувствуя, как боль рвет грудь на части, а слезы потоком текут из глаз. Да, я любила его руки. Да, я обожаю эти опытные, знающие мое тело от и до, руки. Да, рядом с ним я погружаюсь в порочный мрак, плавлюсь, теряюсь среди густых зарослей вожделения. Никита способен одним касанием свести меня с ума, заставить потерять разум и шагать за ним на край света.

Но кто-то забыл, что стал мало того, что чужим мужем, так еще и наглым шантажистом.

Только его руки скользят по телу вниз, царапают бедро ногтями, задирая полотенце, я заканчиваю мешать сахар в кофе и беру в руку нож.

— Алена… — шепчет Никита, плавя мой мозг каждым звуком своего густого баритона. — Как я соскучился по твоему телу. Как я хочу оказаться в тебе.

Резко оборачиваюсь, так что кончик ножа вдавливается в твердый пресс и поднимаю взгляд. А Никита молчит, смотрит на лезвие, потом мне в глаза. Спокойно протягивает руку за кофе, столько же спокойно отпивает.

— Неплохо… Но я варю лучше. И скоро принесу тебе кофе в постель, — только я хочу напомнить про жену, как он меня опережает. — Скоро будут готовы документы на развод. Надя спалилась на измене.

— Что? — рука с ножом ослабевает, а Никита быстро целует меня в губы и идет к двери.

— Скоро будет готов тест. Если он положительный… Мы его обнародуем, и мы поженимся. Осталось ждать немного.

— А если нет!? — кричу уже в закрытую дверь, и руками себя обхватываю. — А если нет?

Глава 25. Мелисса

Мелисса боялась, что скоро бокалом вина не обойдется. Ей для спокойствия нужно что-то посильнее. А иначе, как пережить пребывание в доме мужа, которого не выгнать, потому что дети устраивают откровенную истерику.

И как им объяснить, что папа ублюдок, умело манипулирующий людьми?

Сначала он подговорил младшего сына Сережу притвориться больным, чтобы самому попасть в дом. Когда обман раскрылся, такое же произошло с девятилетней дочерью Аней.

Она сбежала, написав записку, что вернется, если с ними будет жить отец. Когда Мелисса поставила ультиматум, Юра ушел, но дети начали устраивать откровенные пакости вроде разбитой посуды, запуск в дом голубей, пестрая покраска спален. И тогда Мелисса сдалась, но сейчас жалела об этом, потому что была на грани.

Никогда в жизни она так не ненавидела Юру, как за последние несколько дней.

Потому что вел он себя идеально. Нет, серьезно! Просто чертово совершенство в сексуальной упаковке. Не грубил, общался с детьми, даже готовил завтраки в постель Мелиссе. Она не ела принципиально, но сам вид приготовленной пищи вынуждал глотать обильные слюни и давиться тостами на кухне.

Вот и сейчас она смотрит, как Юра читает детям перед сном, и скрипит зубами. Она борется с раздражением и желанием поведать детям, какой их отец на самом деле. Но это был бы очень грязный ход, и Мелисса не готова была на него пойти. Ей не хотелось опускаться до уровня Юры, который любил действовать преступными методами.

Но ко всему прочему Мелиссу бесило, что Юра совершенно не проявлял к ней интереса. Почти не смотрел, не пытался дотронуться. После того разговора он вообще перестал обращать на нее внимания. Она стала в собственном доме пустым местом. Возможно, так было всегда.