Мелисандра

– Вино из пастернака?! – сказала Уэнна осуждающе.

– Это, можно сказать, первая проба, – пояснила миссис Соади. – Я отлила немножко, когда ставила бродить последнюю порцию. А сегодня вспомнила об этом и подумала, что вино уже как следует настоялось. Вот мы и решили попробовать.

Она знала: Уэнна – человек продажный и непременно перескажет мисс Каролине все, что не понравилось ей из услышанного. Да, челядь теперь ведет себя совсем не так, как при жизни прежней хозяйки. Впрочем, миссис Соади чувствовала себя уверенно. «Пусть мисс Каролина и злопамятна, – подумала кухарка, – мне уже сорок пять, да и фигурой напоминаю деревенский каравай, а господин Фермор не прижимает таких в темных уголках, чтобы потискать. Куда лучше для этого подходят Пег или Бет. Они обе бойкие девушки. И мне совершенно безразлично, насколько далеко они зашли – в доме или на лоне природы. Какой смысл их судить? Все одним миром мазаны. Вот насчет маленькой мамзели – не уверена. Но ясно как белый день, в ней есть что-то такое, что провоцирует мужчин. Уэнна подслушала о любовном зелье, а она никому спуску не дает, это всем известно. Может, маленькую мамзель предупредить?» Уэнна села за стол и спросила:

– Значит, мамзель не отнесли еду в ее комнату?

– Я сама попросилась сюда, – поспешила объяснить Мелисанда. – Мы прекрасно провели время. Гораздо приятнее делить трапезу с другими, чем есть в одиночестве. Я не из тех, кто довольствуется собственным обществом. Мне нравится слушать разговоры, смеяться… знать все, что происходит в доме. Я так много сегодня узнала!

– Никто из хозяев никогда не сидел за одним столом со слугами, – отрезала Уэнна. – Миссис Соади не даст соврать.

– Да, так и есть, – согласилась миссис Соади. – Но мы пригласили мамзель из чувства расположения, она здесь совсем чужая, не поймите нас превратно…

Мелисанда посмотрела на Уэнну и почувствовала, как ее окатило волной страха. Уэнна была похожа на смерть с косой, пришедшую на дружескую пирушку. Невзлюбив Мелисанду, она наверняка расскажет мисс Каролине, что видела ее здесь, а для хозяйкиной компаньонки сидеть за одним столом со слугами непростительно. А Каролина ухватится за этот повод, чтобы избавиться от Мелисанды. Компаньонка должна вести себя как леди. Это непререкаемое условие.

Осчастливить Каролину может только одно – уверенность, что Фермор любит ее, она будет довольна и перестанет придираться к Мелисанде. Ей просто необходимо приворотное зелье, но, судя по тому, что говорят об этом слуги, дворяне отвергают подобные возможности, потому, что в них не верят.

Итак, для Каролины приворотное зелье. А как быть с Уэнной? Ей-то чего не хватает?

Мелисанда не могла догадаться, но одно знала наверняка: Уэнна не оставит ее в покое.

Уэнна постучала в дверь кабинета. Ей было известно, что сэр Чарльз терпеть не может, когда его отвлекают, и меньше всего хочет видеть ее. Она и сама не питала к нему особого расположения. Но ей наплевать.

– Войдите! – отозвался сэр Чарльз.

Он сидел на своем неизменном месте – в кресле за столом у окна, откуда мог любоваться садом и видеть, как Мелисанда гарцует на лошади. На той самой лошади, на которой, по мнению Уэнны, она не имела права сидеть. Разве слуг обучают верховой езде? Почему же для нее делают такое исключение? Уэнна знала ответ на этот вопрос. Она давно подметила симпатию и снисходительность, которые появлялись в его взгляде, когда он смотрел на Мелисанду, – некое тайное удовольствие от того, что девушка живет в его доме. Считалось, что она служанка, но почему-то пользовалась такими привилегиями, какие служанкам и не снились. И скоро, совсем скоро не только Уэнна, но и другие заметят это.

– Мне нужно поговорить с вами, хозяин, – сказала служанка. – Это переходит всякие рамки. Барышня, что вы привезли сюда в качестве компаньонки мисс Каролины…

Взгляд сэра Чарльза неожиданно стал холодным и полным едва сдерживаемого гнева, но Уэнна стояла на своем, мысленно подбадривая себя: «Господи, мисс Каролина скоро выйдет замуж, и я уеду с ней. Я сумею защитить ее от греховных помыслов человека, женой которого она собирается стать. Появятся детишки, как две капли воды похожие на мисс Каролину…»

– Вы говорите о мисс Сент-Мартин? – переспросил он.

– Именно о ней, сэр Чарльз. Думаю, вам следовало бы знать, что она совершенно не подходит на роль компаньонки вашей дочери, мисс Каролины.

– Ничего подобного. Мисс Сент-Мартин наилучшим образом подходит… наилучшим.

– Она опускается до общения с челядью, сидит с ними за одним столом и выпивает. Вчера я спустилась в помещение для слуг и обнаружила всех под хмельком… И это ее рук дело, потому что ничего подобного раньше не случалось. Она их к этому склонила, ведь они пили за здоровье мамзели!

Казалось, губ сэра Чарльза коснулась легкая улыбка, словно он одобрял подобное поведение Мелисанды, сочтя ее умницей. «Стыд какой! – подумала Уэнна. – Сам притащил в дом такое позорище, да еще считает, что прав!»

– У нее очень общительный характер. Девушка воспитана не на английский манер. Нет ничего плохого в том, что она обедала со слугами. Ведь ей приходится есть в одиночестве, и, вероятно, время от времени она скучает по обществу. Похоже, ее все любят… и не только слуги… Полагаю, вам следует учесть, что она не англичанка…

– Утром она катается верхом с мистером Фермором и мисс Каролиной, а вечером пьет со слугами вино из пастернака! Так нельзя, хозяин!

– Вы должны понять: девушка воспитывалась в монастыре. А там слуг не было. Монахини были для нее и слугами и друзьями одновременно. Поэтому-то она и не понимает сословных различий так, как мы с вами.

– Я в этом ничего не смыслю, но одно знаю: мисс Каролине не следует относиться к ней как… как к своей сестре.

Удар попал точно в цель – сэр Чарльз смутился. Теперь у Уэнны не осталось никаких сомнений. Она ощутила себя ангелом отмщения. Он заплатит за те несчастья, которые принес ее дорогой мисс Мод. Заплатит за убийство мисс Мод – да, это было убийство! Если бы он, вместо того чтобы размышлять о написанном на непонятном языке письме, подумал бы о мисс Мод, которая может схватить простуду, она была бы жива до сих пор!

И Уэнна снова почувствовала горе утраты.

Как она ненавидит этого старого греховодника! И не успокоится до тех пор, пока эту девчонку не выбросят вон из дому. То, что она находится здесь, – пренебрежение к памяти мисс Мод. Возможно, сэр Чарльз специально подстроил все так, чтобы госпожа простудилась, а он смог привезти эту вертихвостку в дом, не отвечая на вопросы той, которая имела полное право задать их ему.

Как только эта мысль пришла Уэнне в голову, она обрела уверенность, зная, что попала в точку.

– Я полагаю, – сказал сэр Чарльз, помедлив всего какое-то мгновение, – мне лучше знать, что хорошо для моей дочери, а что – нет.

«Хочешь сказать, для твоих дочерей! – мысленно упрекнула его Уэнна. – Ну да, они обе его дочери. Только одна – ребенок моей милой мисс Мод, а другая – плод греха блудницы вавилонской. О мисс Мод, пусть у меня руки отсохнут, если я не отомщу ему за все то зло, что он вам причинил!» – поклялась она.

– Думаю, эта барышня принесет в наш дом одни неприятности, – сказала она. – У меня такое предчувствие. Точно такое же, какое было перед тем, как мисс Мод навсегда нас покинула. Я уверена. Всегда чувствую такие вещи.

Сэр Чарльз немного смягчился, вспомнив, как Уэнна была преданна Мод. Воспоминания о Мод всегда смягчали его сердце. Он чувствовал вину за то, что забыл взять ее шаль, хотя убеждал себя, что к ее смерти это не имело никакого отношения. Она всегда прихварывала, а доктора пророчили ей скорую смерть.

– Отправьте ее отсюда, хозяин, – не унималась Уэнна. – Отошлите, пока ничего не случилось… ни чего ужасного.

Сэр Чарльз был изумлен такой настойчивостью служанки. «Она просто суеверная старуха, – подумал он. – Разве в этой стране не все старухи суеверны? Они воображают, что их сглазили, все время поджидают неприятности».