The Kills

Меня мутит, воздуха перестало хватать, словно из помещения выкачали весь кислород.

— Кэсси, — во рту пересохло, я еле ворочаю языком. — Мне нехорошо.

Подруга поднимается и помогает встать. Равномерный гул голосов стихает. Мертвенная тишина бьёт по ушам, угнетая пуще прежнего. Под десятком пар глаз меня уводят в спальню. Кэсси помогает лечь. Я игнорирую одежду, забираясь под одеяло прямо в ней.

Мир рухнул. Сломался и не подлежит восстановлению. Одна. В пустоте, темноте, тишине. Больше не осталось никого из близких. Мои ровесники будут поступать в колледж, слушая напутствия родителей, заводить отношения, выходить замуж, рожать детей, с которыми будут нянчиться бабушки и дедушки. У меня не будет возможности испытать на себе радости обычной жизни.

Я заснула тяжёлым, беспокойным сном, полным разбитых надежд и беспросветной тьмы.

По пробуждении за окном меня ждали синие сумерки, кутающие город своей таинственной атмосферой. Хочется верить, что все произошедшее — дурной сон. Реальность жесто́ка ко мне, чуда не случится.

В квартире царит тишина. Гости ушли. Меня они мало волнуют. Больше переживаний в душе поселяет неприятная мысль, что Кэсси тоже ушла.

Я села на кровати, повела плечами, прогоняя сонную ломоту в теле, размяла затекшую от неудобной позы шею и тихо вышла из комнаты. Теперь повсюду стоят только принесенные гостями цветы. Воздух гораздо свежее и не стремится напомнить мне о толпе чужих людей, не так давно находившихся здесь.

Приглушённый разговор доносится с кухни. Мужской и женский голоса ведут ровную, тихую беседу.

«Как странно».

Быстрыми шагами преодолеваю расстояние, обнаруживаю на кухне Кэсси и… Дэна из группы поддержки. Мое смятение обрывает беседу.

— Привет, — парень коротко смотрит на мою подругу и заканчивает сам: — Вас не было вчера на собрании. Куратор сказал... — запинается, ища слова. — В общем, о том, что случилось. Пришел поддержать, — неловко выдавливает он. — Соболезную.

Не узнаю ершистого и язвительного Дэна. Во взгляде чуткость и внимательность, не свойственная ему.

— Спасибо, — благодарю, озадаченно кивая.

На столе что-то из еды, откупоренная бутылка вина и два бокала.

— Я убрала все в холодильник, — поясняет Кэсси. — Алкоголь под столом, — она отодвигает ногу, демонстрируя приличное количество спиртного.

— Хоть какой-то прок от гостей, — язвительно отвечаю ей и беру пустой бокал из шкафа.

— Тебе нужно поесть для начала.

Подруга достает из холодильника контейнер и, не глядя, заталкивает в микроволновку.

— Не хочу, — отпираюсь, наливая себе вино.

Дэн молча наблюдает за перепалкой и закуривает, щёлкнув дешевенькой пластиковой зажигалкой. Я любезно подсовываю ему отцовскую пепельницу, так и ждущую своего хозяина на подоконнике.

— Поешь, говорю.

Кэсси нервно дёргает дверцу микроволновки. На столе оказывается еда, аппетитный запах которой скручивает желудок.

— Давай-давай, — дополняет она с видом строгого родителя. — Куда алкоголь на голодный желудок?

Я делаю два глотка вина. Оно мерзко кислит, а желудок начинает ныть сильнее. Приходится нехотя согласиться. В контейнере картофельная запеканка, пышет жаром на мое склонившееся лицо. Мне без разницы, что бросить в себя. Еда кажется пресной, воспринимается как дурацкая необходимость для организма, не более.

Мы молчим, слушая гул старенького холодильника. Дэн запивает выкуренную сигарету вином и доливает в бокалы новую порцию.

На улице стемнело. Тусклый свет фонарей блеклой звездой отпечатывается на сетчатке, мерзко слепя воспаленные от слез глаза. Маленькая кухня погружена в бледное, желтое свечение лампочки, обманчиво теплое и уютное.

— Угостишь сигареткой? — обращается Кэсси к Дэну.

Тот протягивает ей пачку и подносит зажигалку.

Я с большим усилием заканчиваю трапезу, параллельно наблюдая за развернувшейся сценой, и отодвигаю пустой контейнер, сосредотачивая внимание на вине.

— Будешь? — любезно предлагает парень, видя мой интерес.

— Нет, — отрицательно качаю головой. — Не курю.

— От одной ничего не случится, — усмехается он подначивая.

— Да не буду я! — раздражённо огрызаюсь. — Ассоциации негативные, — добавляю, смягчив тон.

Дэн смущённо прокашливается и закуривает сам. Кухня окутана серой дымкой, в смеси с желтым светом окружающей меня мутной грязной пеленой. Атмосфера давящая и траурная. Траур не только по моим родителям. По нашим жизням, разительно не сходящимися тупой реальностью с мечтами в голове.

Кэсси тянется к вину левой рукой, чуть неестественно изворачивается и сдавленно шипит. Я настораживаюсь, с вопросом глядя на нее.

— Все в порядке, — машет она. Сизый дым сигареты взвивается от резкого движения.

— Не ври, — откидываюсь на спинку стула, хмуря брови. — Что случилось?

Вижу по ее лицу — попала в цель. Нащупала нечто, о чем не знаю. Судя по реакции Дэна, он в курсе.

— Кэсси, мы же подруги, — упрек звучит в голосе помимо моей воли.

Она рваным, злым жестом тушит окурок в пепельнице, сминая с неприкрытой яростью, делает несколько щедрых глотков вина и расстёгивает пару верхних пуговиц рубашки. Хлопковая ткань в клетку чуть распахивается, и я обмираю. Мне видна только часть, которой достаточно, чтобы по спине пробежал холодок ужаса. Широкая розовая полоска шрама начинается над грудью, уходя ниже, частично скрываемая одеждой. Рубец блестит, слишком сильно выделяясь на коже. По краям видны следы от проколов. Шрам так напоминает мой, с которого швы пока не сняты. Дэн злобно рычит, напрягается и, дергаясь, отворачивается к окну, да так, что стул под ним жалобно скрипит.

— Швы недавно сняли, — подтверждает мои догадки Кэсси и застегивает одежду. — Только не спрашивай. Не хочу сейчас об этом.

В голове роятся догадки, а в чувствах — смесь страха и паники. Как это вышло? Кто виноват?

— Можно я поживу у тебя? — спрашивает подруга, и мой уставший мозг складывает два и два.

— Конечно, — киваю, слишком активно начиная налегать на алкоголь.

На душе становится паршиво. Огромная черная дыра разрастается в груди, поглощая меня, оставляя бесконечное ощущение тоски, смерти и пустоты.

Спонтанная посиделка затягивается до глубокой ночи. Мы приговариваем несколько бутылок вина, хмелея все сильнее. Разговоры о жизни и пространных, порой философских вещах занимают пьяную беседу с предрассветными, холодными сумерками, пробирающимися внутрь сквозь ледяную гладь окна. Я стою возле него, пустым взглядом смотря на рваный узор горизонта большого города.

«Как мне дальше жить?»

Алкоголь в крови не способствует здравомыслию и позитиву. Дэн удручённо молчит, пялясь в одну точку на стене. Страшно представить, что в его мыслях, сколько невысказанной боли он носит в себе. Кэсси, пошатываясь, встаёт и подходит ближе. Берет за руку, по-дружески гладя ладонь.

— Ты сильная, ты справишься, — звучит от нее как приговор.

— Какой в этом смысл? — обречённо выдыхаю в ответ. — Какой смысл мне просыпаться утром? Для чего? Для кого?

Отпрянув в сторону, гляжу на печальное лицо подруги. Она криво улыбается и утешительно сжимает мою руку.

— Потому что ты всегда вставала и шла дальше, — звучит сначала ободряюще. — Потому что вариантов у тебя нет. Ты либо тащишь на себе эту жизнь, либо… — она прикусывает губу, умолкая.

По моим щекам бегут непрошенные слезы. Обещала себе не плакать, но не могу сдержаться. Слишком давит мучительная реальность. Кэсси обнимает меня в попытке утешить. А я понимаю: вариантов и правда у меня нет.

***

— Официантка с тебя глаз не спускает. Я бы на твоём месте поинтересовался укромными местами в этом заведении.

— Самаэль! — мама хмурит брови, осуждающе зыркая на отца.

— Лилит, — непоколебимо парирует отец, лукаво щурится и продолжает, — только не говори, что ты не заметила.

Мама недовольно пыхтит, начиная слишком активно жевать свой салат.

Отец поставил ладонь сбоку от лица, шуточно прячась от мамы.