Страница 7 из 23
Невысокий, плотный, с хорошо ухоженной бородой, ровно подрезанной снизу, так что она выглядела четырехугольной, Вологез подошел к возвышению, на котором стоял тяжелый, тускло отсвечивающий медью трон. Он оглядел его с презрением, как смотрят на не оправдавшего ожиданий человека, и нехотя зашагал по ступеням возвышения вверх, туда, где находилась эта неуклюжая громадина. По краям тронного зала стояли царедворцы и телохранители, уважительно молчащие, не решающиеся нарушить полет мыслей своего государя.
Сегодня он ждал стратега Хосрова, занятого последний месяц важным делом. По приказу Вологеза Хосров собирал войска для похода на Армению. Никто не мог предвидеть планов правителя Парфии и то, что дуумвиры оставили на своих постах старых наместников – проконсула Рутилиана в Сирии, Севериана в Кападдокии, Сохемоса из рода Ервандидов в Армении, лишний раз подтверждало выводы Вологеза о слабости Марка Антонина и его брата Луция. Они боялись перемен. Они оставили этих разжиревших от безделья, состарившихся в покое и комфорте сенаторов на своих постах, чтобы он, молодой, тридцатилетний царь Парфии, проучил гордый и зазнавшийся Рим. Такой благоприятный момент нельзя было упускать.
– Приветствую тебя, драгоценный мой повелитель! – голос Хосрова раздался неожиданно и оторвал Вологеза от глубоких размышлений. – Наместники провинций и сатрапы городов дали достаточно людей и лошадей. Пеших воинов прислали албаны, гирканцы и Согдиана. Теперь мы можем выступать в поход.
– Это наместники. А цари? Все ли они отправили нам воинов, Хосров?
– Все, повелитель. Крупные отряды конных лучников пришли из Мидии, Осроены и Персиды. А мелкие царства дали немало тяжелых всадников, закованных в броню. Все готово!
– Значит, ты уверен в успехе?
Вологез пристально глядел на полководца. Тот, разодетый в позолоченный халат, сложив руки на груди, демонстрируя унизанные золотыми перстнями пальцы, с завитой в мелкие колечки благоухающей клиновидной бородой, никак не походил на грозного и могучего предводителя парфянских войск. К тому же щеки его нарумянены, а глаза подведены черной краской.
Но царь знает, что общее впечатление обманчиво – Хосров был хитрым и опытным стратегом, которому не занимать мужество в бою. Что же касается раскрашенного лица, то краска являлась фамильной чертой всех мужчин из знатного семейства Суренов, чья резиденция находилась в Сейстане – крупнейшей епархии царства. Помнится, один из них, такой же раскрашенный как женщина, когда-то безжалостно уничтожил двадцать тысяч отборных воинов Красса, а голову незадачливого римлянина подарил парфянскому царю Ороду.
– Я уверен, повелитель! Мы возьмем Артаксату и изгоним оттуда жалкого Сохемоса.
– Сохемос! – презрительно произнес Вологез, кривя губы в усмешке. Потом повторил: – Гай Юлий Сохемос! У этого Ервандида даже не нашлось смелости называться своим, подлинно армянским именем Тигран, а мы знаем, что это имя не раз приносило славу великой Армении. Зато у нас есть кем заменить предателя.
– Да повелитель! Пакор11 возглавит нашу легкую конницу.
– Пусть поможет нам Ахурамазда!12 Начинайте движение к границе. Мы войдем в Армению осенью.
Никто не догадывался, что Вологез, этот жесткий и сильный правитель, человек хитрый, подозрительный и в то же время расчетливый, страстно любил одну из жен своего многочисленного гарема. Она приходилась сестрой царю Адиабены, чьей столицей был город Арбела. Звали ее греческим именем Нефтис.
Женщины редко играли значимую роль в истории государства и за все время существования Парфии только два имени обращали на себя внимание – Родогуна и Муза. Первая была дочерью царя Митридата, знаменитой воительницей, а вторая италийской рабыней, подаренной Октавианом Августом царю Фраату. Муза стала впоследствии царицей и родила наследника престола.
Нефтис могла стать третьей такой женщиной. Молодая и стройная, хотя и скрывавшая прекрасное тело под длинной туникой до пят, она не обладала красотой иных гаремных дев. На лице ее выделялся крупный нос, составлявший почти прямую линию со лбом, и Вологез шутил, что ее греческий профиль похож на профиль Венеры. Она смотрела на мужа черными миндалевидными глазами, не отводя их, не пряча за длинными ресницами и ее взгляд притягивал к себе, обладая колдовской божественной силой. Он обволакивал, подчинял, не оставляя силы к сопротивлению. Только Вологез не желал сопротивляться Нефтис. Подчиняться было приятно, подчиняться было сладостно, как сладостно целовать ее детские, чуть припухлые губы.
О, как это было упоительно – отдаться во власть первородной стихии, олицетворяемой богом Ахурамаздой! А Нефтис и казалась той самой стихией, созданной исключительно для него, Вологеза, ибо цари Парфии тоже боги и их божественность не оспаривает даже сам Ахурамазда. Потому он и соединил Нефтис с Вологезом.
Так думал царь Парфии, сняв с молодой жены высокую шапку, украшенную золотой диадемой, и перебирая ее черные шелковистые волосы.
– Ты напугал своих подданных? – спросила Нефтис певучим голосом. Она любила разговоры на политические темы, прежде чем муж увлекал ее на ложе. Еще ей нравилось, что Вологеза все боялись, ведь он напоминал своей яростью дикого пятнистого леопарда, страшно скалящего белые клыки. Люди перед ним бледнели и дрожали как горы, когда их тряс великий бог мудрости.
– Да, моя повелительница, я был достаточно строг!
– А был ли ты строг с самим Хосровом?
– Я вел себя, как подобает царю царей, – ответил Вологез, упомянув титул Ахеменидов, которых фаланга Александра Македонского отправили в небытие. – А почему тебя беспокоит мой стратег?
– Я не люблю старинные семьи, которые слишком независимы и своевольны, вроде Суренов. Они могут нести опасность для твоего правления, особенно, когда имеют таких известных воинов, как Хосров. А он и так вознесся над другими, возложив корону на твою голову. Я тогда еще не была у тебя в гареме…
Нефтис напомнила о коронации, когда Хосров в торжественной обстановке короновал Вологеза, подтверждая этим выбор парфянской знати.
– Да, – пробормотал Вологез, погружая лицо в ее струящиеся волосы, – я тебе тогда еще не познал. Но Хосров не будет интриговать за моей спиной, он ведь, не Аршакид и ему никогда не стать царем Парфии. К тому же он мне предан, он не будет изменником. Хосров, как и я честолюбив, он хочет богатств, славы, он стремится связать свое имя с громкими победами против римлян как его известный предок. И теперь у него появилась такая возможность.
– Ты уже объявил о грядущем походе в Армению?
– Завтра всех оповестят. Мы пойдем осенью. Для этого все готово.
Вологез нетерпеливо потянул Нефтис к ложу, стоявшему посреди комнаты под шелковым алым балдахином, и молодая жена, немного поупрямившись, чтобы возжечь еще большую страсть в муже, наконец, сдалась. Тогда он принялся ее неистово ласкать, целуя зажмуренные миндалевидные глаза, покусывая пухлые детские губы…
Когда же после бурного соития Вологез откинулся на спину, лежа в блаженной истоме, то с удивлением вдруг снова услышал голос Нефтис, хотя после бурных и неистовых любовных слияний она обычно крепко засыпала.
– Не хочешь ли ты сам, мой повелитель, повести всадников. Может лучше ты завоюешь славу в бою, чем отдашь ее Хосрову, хотя он и хороший воин.
– Мне? Самому вести войско? – еще больше удивился Вологез.
Он лежал в испарине и мечтал только о прохладе озерной воды – искусственный водоем вырыли по его приказу прямо в центре сада, охватывающего дворец в Нисе. Лето в этом году выдалось необычайно жаркое и засушливое и, хотя он почти все время проводил в зимней столице, располагавшейся на севере страны, это не спасало. Пришлось даже прекратить выезды со свитой на охоту, несмотря на то что большинство важных вопросов решалось именно в седле.
Всегда мнительный, настороженный Вологез задумался о том, зачем Нефтис его попросила лично отправиться в поход в далекую Армению. Младшая жена часто давала необычные советы, и он к ним прислушивался. Однако сейчас его смутили обстоятельства разговора, ведь раньше после любовных игр подобных бесед у них не возникало. Женщина, которую парфяне, как и римляне признавали низшим по сравнению с мужчинами существом, не могла участвовать в управлении страной. Ее место у прялки или в детской, где нужно приглядывать за детьми. А еще на ложе, чтобы удовлетворить потребности мужа. Потому у женщин оставалось немного способов воздействовать на мужчину. Но ее тело было, пожалуй, самым действенным.